Посвящается Энн —
самым везучим парнем на свете.
Я знал: открою эту красную дверь — и мне конец.
Понимаю: сказано драматично, зловеще. Сам не люблю театральщины. Да и не было в красной двери ничего особо жуткого — дверь как дверь, совершенно обычная, деревянная, четыре филенки, выцветшая краска, на уровне груди молоточек, которым никто никогда не стучит, и круглая фальш-ручка. В любом пригороде у трех домов из четырех такие двери.
Но в слабых отсветах далекого фонаря я никак не мог отогнать дурное предчувствие. Каждый шаг давался с трудом, будто я шел по застывающему цементу. Каким-то непостижимым образом я реагировал на подспудную угрозу. Холодок по спине? Есть такое. Волоски на руках дыбом? Угу. Покалывание пониже затылка? Разумеется.
Внутри царила кромешная тьма. Дом был чересчур безликим, чересчур неприметным, к тому же стоял на отшибе в самом тупике, словно окопался в темноте, прячась от незваных гостей.
Не нравился он мне.
Вся эта история не нравилась. Однако я приехал. Кинна позвонила, едва я закончил тренировку по баскетболу у команды четвероклашек из бедного района Ньюарка. Ребятки — все, как и я, плоды воспитания в чужой семье, мы называем себя «беспредами», то есть «без предков», такой вот своеобразный у нас юмор — ребятки умудрились за две последних минуты растерять шесть очков преимущества. Стресс — что на площадке, что в жизни — беспреды выдерживают плохо.
Кинна набрала мой номер, как раз когда я собирал своих мастеров мяча на духоподъемную беседу, во время которой обычно одарял воспитанников «мудрыми» замечаниями вроде «Хорошо постарались», «В другой раз мы их точно сделаем» или «Следующая игра в четверг», а затем по команде «руки в круг» мы вопили «Защита!» — потому, видимо, что только кричать о ней и умели.
— Дэн?
— Да. Кто это?
— Кинна. Приезжай скорее.
Ее голос так дрожал, что я отпустил ребят, прыгнул в машину и примчал к этому самому дому. Даже в душ не успел забежать. Теперь от меня пахло еще и другим потом — тем, который проступает от страха.
Я сбавил шаг.
Да что со мной, в самом деле?
Все-таки стоило сперва вымыться. Я не человек, пока не схожу в душ. Но Кинна и без того обычно непреклонна, а тут еще и умоляла. Умоляла приехать, прежде чем вернутся остальные. И вот в потемневшей от пота, липнущей к груди серой футболке я шел к красной двери.
Как и большинство из тех, с кем я работаю, Кинна — очень неблагополучный подросток. Может, оттого и стало так тревожно. Мне не понравился ее голос по телефону. Я поглубже вдохнул и осмотрелся. Вдалеке вечерний пригород еще проявлял признаки жизни — горели фонари у домов, в окнах мерцали отсветы то ли телевизионных, то ли компьютерных экранов, стояла открытой дверь гаража, — но тут все было неподвижно. Темно и тихо.
Завибрировал телефон, и я чуть не подпрыгнул; решил, что звонит Кинна, но оказалось, Дженна, моя бывшая жена.
— Привет.
— Можно тебя кое о чем попросить?
— Я сейчас немного занят.
— Я быстро. Не посидишь с детьми завтра вечером? Можешь взять с собой Шелли.
— С Шелли у нас сейчас, м-м… не все просто.
— Опять? Она так здорово тебе подходит.
— У меня всегда непросто с теми, кто мне здорово подходит.
— Уж я-то знаю.
Дженна, моя бывшая жена-красавица, уже восемь лет, как вышла за другого. Ее муж Ноэль Уилер, респектабельный хирург, добровольно помогает мне в подростковом центре. Он симпатичен мне, я — ему. У него дочь от прежнего брака и — от Дженны — шестилетняя Кери, моя крестница. Обе девочки зовут меня дядя Дэн. Я их штатная нянька.
Культурно и приторно. Для меня, наверное, это просто необходимость — ни родителей, ни братьев с сестрами, а потому если я кого и могу хоть в какой-то мере считать своей семьей, то лишь бывшую жену. Моя жизнь — дети, с которыми я работаю, только их я поддерживаю и защищаю. Правда, по большому счету не уверен, есть ли им вообще от меня польза.
— Дэн? Прием!
— Хорошо, ждите.
— В шесть тридцать. Ты — самый лучший!
Она изобразила звонкий поцелуй и повесила трубку. Я несколько мгновений смотрел на телефон, вспоминая нашу свадьбу. Женитьба была ошибкой. Для меня любое сближение — ошибка, но ничего не могу с собой поделать. Дайте-ка музыку посентиментальнее, и уж я порассуждаю на тему «Лучше однажды любить и потерять, чем не любить никогда». Правда, это не мой случай. У нас в генах прописано совершать одни и те же промахи, даже набравшись опыта. И вот он я — несчастный сирота, который пролез наверх, стал лучшим студентом группы в элитном колледже «Лиги плюща»,[1] а из собственной шкуры, из того, кто он на самом деле, так и не выбрался. Банально, но я хочу, чтобы в моей жизни кто-то был. Увы, не судьба. Я одиночка, которому одному нельзя.
«Мы отбросы эволюции, Дэн, — поучал меня мой самый любимый приемный отец, университетский профессор, обожавший пускаться в философские дискуссии. — Подумай: чем всю историю рода человеческого занимались сильнейшие и умнейшие? Воевали. И прекратилось это лишь в прошлом веке. А до того мы выставляли лучших в первые ряды. Выходит, кто сидел дома и размножался, пока самые-самые умирали на полях далеких битв? Больные, калеки да трусы. Проще говоря, худшие из нас. Вот потому-то мы и есть некачественный генетический продукт, Дэн. Тысячелетиями выпалывались отборные образцы, а всякий хлам оставался. Следовательно, все мы — навоз и результат столетий дурной селекции».
Проигнорировав молоточек, я негромко постучал костяшками пальцев. Дверь скрипнула и чуть отворилась. Надо же — не заметил, что она не заперта.
Это мне тоже не понравилось.
В детстве я пересмотрел множество ужастиков, что странно, поскольку терпеть их не мог — очень не любил, когда на меня что-то резко набрасывалось. И совсем уж не выносил кровавых эпизодов. Однако получал удовольствие от предсказуемо идиотского поведения героинь. Теперь перед глазами так и стояли сцены, где типичная идиотка стучит в дверь, она чуть приоткрывается, ты вопишь: «Беги, корова накрашенная!» — девица непонятно почему не убегает, а через две минуты убийца, вскрыв ей череп, уже чавкает мозгами.
Мне бы тоже сбежать. На самом деле я уже и хотел, но вспомнил разговор — слова Кинны, ее дрожащий голос, — вздохнул и осторожно заглянул в прихожую.
Темно.
Хватит игр в героев плаща и кинжала.
— Кинна?..
Только эхо моего голоса и тишина — как и следовало ожидать. Все прямо по сценарию, правда? Я приоткрыл дверь пошире, опасливо шагнул вперед.
— Дэн? Я тут. Проходи.
Голос звучал приглушенно, будто из дальней комнаты. Это мне тоже не понравилось, но отступать было поздно. Всю жизнь отступления дорого мне стоили. Неуверенность исчезла, стало ясно, что делать.
Я зашел внутрь и закрыл за собой дверь.
Любой другой прихватил бы пистолет или еще какое оружие; такая мысль возникала, но это не мой вариант, да и думать следовало раньше. Кинна сказала, в доме больше никого. А если не так, разберусь по ходу дела.
— Кинна!
— Проходи в гостиную, я сейчас.
Она говорила как-то… слишком спокойно.
Я пошел на свет в конце коридора. Тишину нарушил звук. Я замер и прислушался. Похоже на душ.
— Кинна?
— Переодеваюсь. Еще минутку.
В полутемной гостиной я нашел регулятор света и уже хотел включить лампы поярче, но передумал. К сумраку глаза привыкли быстро. Убогие стенные панели под дерево настоящую древесину напоминали мало — скорее обычный пластик. Два портрета грустных клоунов с огромными цветками в лацканах — такие картинки еще поискать на гаражных распродажах особо безвкусных мотелей. В баре — большущая открытая бутылка немарочной водки.
Мне послышался шепот.
— Кинна?..
Никто не ответил. Я немного постоял — тишина, потом пошел на звук душа.
— Выхожу! — прозвучал голос.
Я замер и похолодел — здесь, вблизи, слова звучали отчетливее. И вот что было особенно странным: говорила совсем не Кинна.
Меня разрывали сразу три чувства. Первое — паника; бежать отсюда. Второе — любопытство. Если голос принадлежал не Кинне, то, черт возьми, кому, и в чем вообще дело? Третье — тоже паника. По телефону я точно слышал Кинну, но что тогда с ней стряслось?
Просто уйти я уже не мог, поэтому сделал шаг назад к гостиной. Тут-то все и началось. В лицо мне ударил ослепительный луч, и я отшатнулся, прикрывая глаза ладонью.
— Дэн Мерсер?
Я заморгал. Женский голос. Поставленный, низкий. До странности знакомый.
— Кто тут?
Внезапно я разглядел в комнате остальных: человека с камерой, еще одного с чем-то вроде микрофона на штанге и роскошную женщину с каштановыми волосами и в деловом костюме.
— Уэнди Тайнс, «Новости Эн-ти-си». Дэн, что вы здесь делаете?
