Майкл Коннелли - «Линкольн» для адвоката

Ознакомительная версия.

Утренний воздух с пустыни Мохаве в конце зимы чист и бодрящ в округе Лос-Анджелес, как никогда. Он приносит с собой ощущение надежды. В это время мне нравится, чтобы окно у меня в офисе было открыто. Несколько человек знают эту мою привычку, и один из них – Фернандо Валенсуэла. Я имею в виду поручителя, а не бейсбольного питчера. Он позвонил, когда я въезжал в Ланкастер, спеша к девяти часам на плановое судебное слушание.

– Мик, – сказал он, – ты сегодня с утра на севере округа? – Вероятно, он услышал свист ветра в моем сотовом телефоне.

– В данный момент – да, – ответил я, поднимая окно, чтобы лучше слышать. – У тебя что-нибудь есть для меня?

– Да, кое-что. Кажется, наклевывается выгодный клиент. Но его первая явка в суд назначена на одиннадцать. Сможешь вернуться сюда вовремя?

Офис Валенсуэлы, с окнами на улицу, находился на бульваре Ван-Нуйс, в квартале от административного центра города, который представлял собой два здания суда и тюрьму. Контора моего приятеля называлась «Освобождение на поруки под залог». Красные неоновые цифры его телефонного номера на крыше дома хорошо просматривались с третьего этажа массивного крыла следственной тюрьмы. Те же цифры были нацарапаны на стене рядом с каждым таксофоном, у двери каждой второй тюремной камеры.

Можно также отметить, что Валенсуэла навсегда внесен в мой рождественский поздравительный список. В конце года я дарю по банке соленых орешков всем, кто в нем значится. Праздничный фермерский набор. Каждая банка перевязана лентой с бантиком. Но орешков в банке нет. Только наличность. В моем рождественском списке много поручителей – тех, кто принимает на себя риски по освобождению подследственных под залог. Поэтому после Рождества я питаюсь орешками из наборов аж до середины весны – насыпая их в пластиковую тарелку. С моего последнего развода случается, что это угощение составляет весь обед.

Прежде чем ответить на вопрос Валенсуэлы, я подумал о плановом судебном слушании, на которое сейчас ехал. Моего клиента звали Гарольд Кейси. Если список назначенных к слушанию дел составлен по алфавиту,[1] то, освободившись, я мог бы без проблем успеть к одиннадцати часам в Ван-Нуйс. Но загвоздка состояла в том, что судья Ортон Пауэлл находился на своей должности последний срок. Он уходил на пенсию. Это означало, что теперь ему не придется оказывать на кого-либо давление в связи перевыборами – как и юристам, занимающимся частной практикой. Чтобы продемонстрировать свою новую свободу – и, возможно, отплатить тем, кому был двенадцать лет обязан политической поддержкой, – он любил нарушать привычный порядок. Дела могли рассматриваться как с начала алфавита, так и с конца, а иногда – по хронологии подачи исковых заявлений. До прихода в зал суда никто не знал, как будут слушаться дела. Нередко адвокатам приходилось торчать в зале у Пауэлла по часу и больше. Судье это нравилось.

– Думаю, что успею к одиннадцати, – сказал я без особой уверенности. – А что за дело?

– Обещает быть очень прибыльным, Мик. Сам клиент из Беверли-Хиллз, а семейный адвокат первым делом примчался ко мне. Дело и вправду стоящее. Парня доставили в полицейский участок сегодня ночью, и уже утром адвокат его матери пришел ко мне, готовый передать в залог имущество в Малибу. Даже не торговался об уменьшении залога. По всей видимости, семья не слишком опасается, что он сбежит.

– За что его взяли? – спросил я ровным голосом.

Я и в самом деле чувствовал себя спокойно. Запах денег и предвкушение близкой поживы часто приводят к помешательству, однако я достаточно долго обхаживал Валенсуэлу по праздникам, чтоб сейчас не дергаться: я единственный, у кого он крепко сидит на крючке. Я мог себе позволить не сходить с ума.

– Пока что копы вменяют ему нападение при отягчающих обстоятельствах, нанесение тяжких телесных повреждений и попытку изнасилования, – ответил поручитель. – Окружной прокурор, насколько я знаю, еще не выдвинул обвинения.

Полиция любила предъявлять сразу целый ряд обвинений. Значение имели только те, которые прокуроры официально включали в иск и с которыми они в конечном счете выходили в суд. Я всегда говорю: уголовное дело сначала кажется львом, а оказывается ягненком. Попытка изнасилования, нападение при отягчающих обстоятельствах и тяжелые телесные повреждения могут легко вылиться в оскорбление действием, то есть простые побои. Я бы не удивился, если дело впоследствии не окажется столь уж выгодным. Тем не менее, если бы мне удалось вовремя встретиться с клиентом и заключить добровольное соглашение, основанное на заявленных обвинениях, то это было бы весьма неплохо, даже если окружной прокурор их потом скостит.

– Ты знаешь какие-нибудь подробности? – спросил я.

– Его арестовали вчера вечером. Как я понял, случайное знакомство в баре закончилось криминалом. Семейный адвокат говорит, что женщина просто хочет денег. Ну, ты понимаешь: за уголовным обвинением последует гражданский иск. Но я в этом не так уж уверен. Слышал, что она сильно избита.

– Как зовут семейного адвоката?

– Погоди секунду. У меня где-то есть его визитка.

В ожидании, пока Валенсуэла найдет визитную карточку, я посмотрел в окно. Две минуты отделяло меня от здания ланкастерского суда и двенадцать минут – от начала планового слушания. В этом промежутке мне требовалось по крайней мере минуты три, чтобы переговорить с клиентом и сообщить ему неутешительные вести.

– О'кей, нашел, – сказал Валенсуэла. – Его зовут Сесил С. Доббс, эсквайр. Из Сенчури-Сити. Видишь, я же тебе сказал: большие деньги.

Валенсуэла был прав. Но даже не адрес адвоката свидетельствовал о деньгах, а его фамилия. Я кое-что слышал о Си-Си Доббсе и подозревал, что во всем списке его клиентов найдется не больше одного-двух, которые не жили бы в Бель-Эйр или Хомби-Хиллз, причем там, куда звезды по ночам спускаются вниз, чтобы коснуться своих помазанников.

– А кто клиент? – спросил я.

– Сейчас… ага… Льюис Росс Руле.

Он произнес имя и фамилию по буквам, и я записал их в свой рабочий блокнот.

– Пишется как «рулет», только звучит по-другому, – добавил Валенсуэла. – Так ты там будешь, Мик?

Прежде чем ответить, я записал в блокнот имя и фамилию Си-Си Доббса. Затем ответил Валенсуэле вопросом на вопрос:

– А почему, собственно, я? Они меня сами затребовали? Или это ты предложил?

В таком деле следовало проявлять осторожность. Приходилось учитывать, что Доббс из тех, кто тут же помчится в калифорнийскую коллегию адвокатов, если заподозрит сговор между поручителем и судебным защитником в деле выгодного клиента. Я уже стал задаваться вопросом, не является ли вся эта история провокацией, которую мой друг Фернандо не распознал. Я не входил в число любимчиков адвокатской коллегии. Они подбирались ко мне и прежде. Причем не раз.

– Видишь ли, я спросил Руле, есть ли у него адвокат для защиты в суде. И он сказал, что нет. Тогда я упомянул тебя. Я не настаивал, не давил. Ненавязчивая реклама, понимаешь?

– Это произошло до или после того, как к делу подключился Доббс?

– Нет, еще до того. Руле позвонил мне сегодня утром из тюрьмы. Арест сопровождался большим скандалом, и, видимо, он смекнул, чем дело пахнет. Доббс объявился уже после. Я сказал, что такие случаи как раз твой профиль, сообщил твой послужной список, и он воспринял все совершенно невозмутимо. Руле привезут в суд в одиннадцать. Сам поймешь, что за зверь. Так ты приедешь?

Довольно долго я ничего не отвечал. Спрашивал себя, насколько откровенен со мной Валенсуэла. Адвокат вроде Доббса обычно имеет для таких оказий своего человека. Если сам он уголовными делами не занимается, то должен бы иметь соответствующего юриста в своей фирме – в крайнем случае в резерве. Но рассказ Валенсуэлы вроде бы этому противоречил. Руле пришел к нему с пустыми руками. Это наводило на мысль, что в деле больше непонятного, чем кажется.

– Эй, Мик, ты слушаешь? – окликнул Валенсуэла.

И я принял решение, которое впоследствии вновь столкнет меня с Хесусом Менендесом и о многом заставит жалеть. Но в тот момент выбор был сделан – просто очередной шаг, продиктованный повседневной необходимостью.

– Приеду, – ответил я. – Увидимся в одиннадцать.

Я уже собирался закрыть телефонную крышку, когда до меня опять донесся голос Валенсуэлы:

– И ты ведь не забудешь про меня, Мик? Ну, ты понимаешь, если дело действительно окажется выгодным?

Ознакомительная версия.