Ознакомительная версия.
Знаменитый норвежец Ю Несбё — признанный лидер детективного жанра. В коллекции его наград — «Стеклянный ключ», «Ривертон», «Книга года», «Выбор читателей». Мировой бестселлер «Леопард» удостоен премии Датской академии детектива. Харри Холе, блестящий сыщик с сомнительной репутацией, давно покоривший читателей своим мрачным обаянием, идет по кровавому следу убийцы, который подкрадывается к своим жертвам бесшумно, как леопард, и умерщвляет их с изощренной жестокостью. Опасная охота продолжается до последней страницы, и финал будет совсем неожиданным.
Выдающийся роман, лучший из всех, какие доводилось держать в руках!
BBC Radio 4
С первой же страницы, шокирующей описанием мучительной смерти, читателя приглашают в путешествие, в котором тревога, ужас, запредельные ситуации и дикое нервное напряжение будут его неизменными спутниками. «Леопард» с его крутыми сюжетными поворотами и хитросплетениями человеческих судеб просто великолепен.
The Independent
Она проснулась. Поморгала в кромешной темноте. Широко разинула рот и задышала носом. Снова моргнула. Почувствовала, как по щеке течет слеза, растворяя соль от прежних слез. А вот сглотнуть слюну не удалось, во рту было сухо. Щеки словно что-то распирало изнутри. Казалось, что от этого чужеродного тела во рту голова ее вот-вот взорвется. Но что же это, что же это такое, в конце концов? Первое, что она подумала, когда очнулось, — ей вновь хочется забыться. Провалиться в теплую и темную пропасть. Укол, который он ей сделал, по-прежнему действовал, но она знала, что боль скоро вернется, чувствовала ее приближение по медленным, глухим ударам: это биение пульса, это кровь толчками проходит сквозь мозг. А где тот человек? Стоит позади нее? Она задержала дыхание и прислушалась. Ничего не услышала, но почувствовала чье-то присутствие в комнате. Словно присутствие леопарда. Кто-то рассказывал, будто леопард крадется настолько беззвучно, что может подобраться к тебе совершенно неслышно, что он даже умеет регулировать свое дыхание, чтобы дышать в такт с тобой. Задерживать дыхание тогда, когда ты задерживаешь дыхание. Ей показалось, она чувствует тепло его тела. Чего он ждет? Она вновь задышала. И ей показалось, что в то же мгновение кто-то задышал ей в затылок. Она развернулась, ударила, но удар пришелся в пустоту. Съежилась, стараясь казаться меньше, спрятаться. Бесполезно.
Сколько времени она пробыла в отключке?
Препарат действовал молниеносно. Все длилось какую-то долю секунды. Но этого хватило, чтобы дать ей почувствовать. Это было как обещание. Обещание того, что будет дальше.
Инородное тело, лежавшее перед ней на столе, было размером с бильярдный шар. Из блестящего металла, испещренное маленькими дырочками, геометрическими фигурами и какими-то знаками. Из одной дырочки свисал красный шнур с петелькой на конце, невольно наводивший на мысль о Рождестве и о елке, которую предстояло наряжать в доме у родителей 23 декабря, через семь дней. Украшать блестящими шарами, фигурками гномов, корзиночками, свечками и норвежским флажком. А через восемь дней — петь «Как прекрасна земля» [1]и увидеть, как загорятся глаза племянников, открывающих ее подарки. Теперь бы она все сделала совсем по-другому. Все стало бы иначе. Со всеми днями, которые она прожила бы гораздо осмысленнее, гораздо правильнее, наполняя их радостью, дыханием и любовью. С городами, мимо которых она только проезжала, куда она лишь собиралась. С мужчинами, которых она встречала, и мужчиной, которого она еще не встретила. С плодом, от которого она избавилась, когда ей было семнадцать, с детьми, которые у нее еще не родились. С днями, которые она выбросила на ветер, потому что думала, что впереди у нее вечность.
Но тут она перестала думать о чем бы то ни было, кроме ножа, возникшего прямо перед ее лицом. И мягкого голоса, который сказал ей, что она должна взять этот шар в рот. И она это сделала, конечно, — как же иначе. Сердце ее бешено колотилось, но она раскрыла рот так широко, как только смогла, и протолкнула шар внутрь, и шнурок теперь свисал у нее изо рта. От металлического шарика во рту появился горький и соленый привкус, как от слез. А потом голову ее запрокинули назад, и кожу обожгла сталь, когда к горлу приставили нож. Потолок и комнату освещал фонарик, прислоненный к стене в одном из углов. Серый, голый бетон. Помимо фонарика в комнате был еще белый пластиковый стол, два стула, две пустые бутылки из-под пива и два человека. Он и она. Она почувствовала запах кожаной перчатки, когда его указательный палец схватил красную петельку шнурка, свисавшего изо рта. А в следующий миг ей показалось, что голова ее взорвалась.
Шар увеличился в объеме и разрывал теперь ей глотку изнутри. Попытки открыть рот как можно шире не помогли — давление меньше не сделалось. Он осмотрел ее открытый рот с сосредоточенным и заинтересованным видом, такой бывает у зубного врача, когда тот проверяет, правильно ли поставлены брекеты. Он слегка улыбался — значит, остался доволен.
Языком она ощутила, что из шара торчат какие-то шипы, и это именно они давят на нёбо, нежную слизистую внизу рта, десны, нёбный язычок. Она попыталась что-то сказать. Он терпеливо слушал невнятные звуки, вырывавшиеся у нее изо рта. Кивнул, когда она сдалась и перестала говорить, и вынул шприц. Капелька на кончике иглы сверкала в свете карманного фонарика. Он прошептал ей прямо в ухо: «Не трогай шнур».
А потом уколол ее в шею сбоку. И она отключилась за какие-то секунды.
Моргая в темноте, она прислушивалась к своему испуганному дыханию.
Надо что-то делать.
Она оперлась ладонями о сиденье стула, влажное и холодное от ее собственного пота, и приподнялась. Ее никто не остановил.
Мелкими шажками она прошла несколько метров, пока не наткнулась на стену. Проковыляла вдоль нее, дальше была какая-то гладкая, холодная поверхность. Металлическая дверь. Она подергала засов. Дверь не поддалась. Заперто. Конечно, дверь заперта, а на что, собственно, было рассчитывать? Это ей почудился смех или же он раздался в ее собственной голове? Где тот человек? Почему он затеял с ней эту игру?
Надо что-то предпринять. Надо подумать. Но для того чтобы думать, необходимо избавиться от этого металлического шара, не то от боли она сойдет с ума. Она засунула большой и указательный пальцы в уголки рта. Почувствовала шипы. Попыталась засунуть пальцы под один из них. Бесполезно. Подступил кашель и следом паника: дышать было невозможно. Тут она сообразила, что из-за этих шипов горло распухло изнутри, и скоро она задохнется. Она принялась колотить в железную дверь, попыталась крикнуть, но металлический шар глушил звук. Она сдалась. Прислонилась к стене. Прислушалась. Ей почудилось или же она действительно слышит чьи-то осторожные шаги? Неужели он ходит по комнате, играя с ней в жмурки? Или это ее собственная кровь пульсирует в ушах? Стараясь не обращать внимания на боль, она сжала рот. Ей только-только удалось загнать шипы назад в шарик, но они снова заставили ее широко распахнуть рот. Казалось, что шарик пульсирует, что он превратился в сердце из железа, стал частью ее самой.
Надо что-то предпринять. Надо подумать.
Пружины. Под этими шипами — пружины.
Шипы вылезли, когда он дернул за шнур.
«Не трогай шнур», — сказал он.
А почему? Что тогда будет?
Она сползла по стене и села. От бетонного пола шел сырой холод. Снова захотелось крикнуть, но она не посмела. Тишина. Молчание.
О, слова, что она сказала бы всем, кого любит, — вместо слов, которыми просто заполняла молчание, общаясь с теми, кто ей безразличен!
Нет никакого выхода, нет. Только она сама и эта безумная боль, и голова вот-вот взорвется.
«Не трогай шнур».
А может быть, надо потянуть за него, и шипы уберутся назад в шарик, и боль уйдет?
Мысли двигались по кругу. Сколько она уже здесь? Два часа? Восемь часов? Двадцать минут?
Если бы все было так просто — потянуть за шнур, — почему же она этого до сих пор не сделала? Только потому, что тот человек, совершенно явно сумасшедший, ей запретил? Может, это элемент игры, чтобы обманом заставить ее терпеть эту совершенно ненужную боль? Или же смысл игры заключался в том, чтобы она, несмотря на предупреждение, как раз и дернула бы за шнур, чтобы… чтобы произошло что-то ужасное. А что может произойти? Что это за шарик?
Да, это была игра, чудовищная игра. Потому что деваться некуда. Боль становилась все невыносимее, горло распухло, она вот-вот задохнется.
Она снова попыталась закричать, но крика не получилось, только какой-то всхлип, и она моргала и моргала, но слез не было.
Ознакомительная версия.
