Ознакомительная версия.
– Обычное дело! – громко сказал Дмитрий.
Сердце его учащенно билось, и в ушах громко стучало, наверное, поэтому он и сказал эти два слова чересчур громко, почти прокричал. Но он этого не заметил.
– Обычное дело! – непонятно кому повторил Мезенцев и принялся наматывать стропы на руки.
Он намотал стропы и погасший купол на вытянутые руки и отправился к зданию аэроклуба, маленькому белому домику с диспетчерской башенкой, стоявшему на самом краю летного поля.
Он чувствовал себя молодым и легким. Непередаваемое ощущение: словно тебе снова восемнадцать лет и все можно начать заново. Все. Можно выбрать другой институт, затем – другую работу, а спустя несколько лет – и другую жену... Хотя...
Наверное, он повторил бы свои ошибки еще раз. Да, скорее всего. Потому что тогда он не думал, что ошибается. Все казалось таким правильным и прочным. Постоянным...
Но в какой-то момент... В какой? Когда все пошло наперекосяк? Когда он поступил в университет на факультет журналистики? Вряд ли. Факультет как факультет.
Или когда он после окончания университета попал на работу в ТАСС? В тот еще, тогдашний ТАСС, бывший на излете своего могущества? Да нет. Тоже местечко неплохое.
Может, когда познакомился с Натальей и она свела его с ума? Да, Наталья всех сводила с ума. Он был не первым и, как оказалось позже, не последним. Далеко не последним.
Нет. При чем здесь Наталья? Он ее любил. Искренне и нежно. На все сто процентов и даже больше. Нет, дело не в Наталье, а в нем самом.
Потом грянула перестройка, и вся страна оказалась в нехорошем темном месте, где никогда не светило солнце. Проще говоря, в заднице. Ну, не вся – за исключением небольшой кучки людей с ловкими и быстрыми руками. Раньше по этим рукам больно били, а в тот момент ударить оказалось некому.
Дмитрий тоже пытался крутиться, как мог. Ездил в Польшу, Турцию, привозил баулы шмоток и продавал их на вещевом рынке. В семье был стабильный достаток. Квартира, машина... Не хватало только семи фарфоровых слоников в серванте. Правда, Наталья всегда морщила носик и стеснялась знакомить его с новыми друзьями и подругами. «Люди дела», – так она их называла. А на поверку «люди дела» оказывались теми же самыми – с ловкими и быстрыми руками. Просто руки у них были чуть покороче.
Наталья ставила их Дмитрию в пример. И ее не смущало, что одного из этих друзей потом убили в подъезде. Даже не застрелили, что было бы еще не так пошло – просто грохнули по тыкве молотком, как бычка на мясокомбинате. Достойная смерть для «человека дела».
Второго грабили два раза в год, с завидной регулярностью и постоянством. Третий связался с откровенными бандитами и был вынужден продать все, что имел: особняк в коттеджном поселке, московскую квартиру и «мерседес», и все равно этого не хватило, чтобы рассчитаться с долгами. Он сбежал в Израиль, прихватив с собой всю семью, и теперь честно трудится в каком-то кибуце, собирая помидоры и апельсины, а жена перешивает на машинке старые вещи. Вот вам и «люди дела».
А Дмитрий, хоть и не хватал звезд с неба, но, по крайней мере, оставался цел. Его не грабили и пока не пытались убить. За что? Кому он нужен? Никому, но так ли это плохо? Он был... Надежным. Стабильным. С ним Наталья чувствовала себя как за каменной стеной. Ну или должна была чувствовать.
Вот только ей казалось, что стена эта недостаточно высокая, недостаточно красная и без зубцов. Она всегда считала, что достойна большего, чем быть женой продавца с вещевого рынка.
Конечно, такая работа не способствовала интеллектуальному развитию. Но ведь Мезенцев всегда был мужиком не глупым. Натальины друзья и подруги ходили на самые громкие театральные премьеры, восхищались Пелевиным и Сорокиным, но... При этом они всегда оставались теми, кем и были на самом деле. Они все так же продолжали говорить «ихний» и «звонит» (с ударением на «о»), носить массивные серьги, колготки с люрексом, красные галстуки и борсетки. Вроде бы у них были все видимые атрибуты благополучия, но выглядело это так же нелепо, как если обыкновенную дворнягу нарядить в вечернее платье от Диора.
Однажды Наталья смилостивилась над ним – взяла с собой в гости. Так Мезенцев и там ухитрился облажаться. Жена хозяина стала тараторить:
– Видите эти табуретки? Они с гостевой дачи Кирсана Николаевича!
Дмитрий кивнул, хотя и не знал, кто такой этот Кирсан Николаевич.
В середине вечеринки хозяин вскочил с места и помчался к огромному телефону, который напоминал скорее кухонный комбайн, чем обычный аппарат.
– Пришел факс от Кирсана Николаевича! – с придыханием сообщил он.
Дмитрий кивнул, втайне радуясь, что ему не приходится вскакивать из-за стола с закусками, чтобы принять факс от кого бы то ни было. Даже от президента. Да хоть от архангела Гавриила с прогнозом погоды на завтра.
Ну а когда подали десерт, хозяйка снова затянула:
– Кирсан Николаевич всегда говорит: «Если ты такой умный, почему же ты такой бедный?» – Она прищурилась и посмотрела на Дмитрия.
Наталья густо покраснела, но быстро оправилась. Она стала смеяться вместе со всеми, так, словно видела мужа в первый раз. Она хотела быть одной из них. Ее смех должен был означать: «Друзья, мы с вами одной крови. А это ничтожество, которое приплелось со мной... Это просто недоразумение. Досадное недоразумение. Я живу с ним из жалости. Он меня, видите ли, сильно любит».
Но Дмитрий уже успел к тому времени основательно набраться. Он махнул еще коньячку и, когда смех затих, спросил:
– А этот ваш... Кирсан Николаевич... Он никогда не говорил эту фразу до конца? У нее есть любопытный конец.
– До конца? – Хозяйка выглядела озадаченной.
– Ну да. Это же только половина фразы. А целиком она звучит так. – Дмитрий выдержал паузу, завладел всеобщим вни манием. Дождался, когда за столом воцарилась тишина. И сказал: – «Если ты такой умный, почему же ты такой бедный?» – говорил Иуда апостолам, пряча за пазуху кошелек с тридцатью сребрениками.
Молчание. Немая сцена. Тут бы и остановиться. Но его понесло. Черт знает, что с ним случилось, может, выпил лишнего, может, просто наболело, но его понесло:
– Вас еще ни разу не грабили? Я смотрю, в квартире нет сигнализации. Напрасно. Надо бы поставить на охрану. Не ровен час – упрут ваши табуретки. Это для таких лохов, как я, они никакой ценности не представляют. Деревяшки и деревяшки. А знающие-то люди сразу поймут – мебель с гостевой дачи самого Кирсана Николаевича! Нет, вам все-таки надо быть поосторожнее, а то...
Он не договорил. Наталья стала пунцовой. Она вскочила с места, отбросила салфетку и закатила мужу звонкую пощечину. И прошипела: «Сволочь!»
Мезенцев даже не покачнулся. В нем девяносто. Это не так уж мало. Простая женская оплеуха такую массу не возьмет.
Он просто помассировал щеку и спросил, обращаясь к изысканному – пошло оно в задницу! – обществу:
– Еще кто-нибудь желает? Давайте побыстрее, а то я собираюсь уходить.
Он повернулся ко всем сидящим левой щекой – той, на которой не красовался отпечаток Натальиной пятерни. Желающих не нашлось. Только хозяин стал медленно подниматься с места. Но Дмитрий – гулять так гулять! Эхма! Хоронили тещу, порвали два баяна! – остановил его:
– Ты лучше сиди! К тебе это не относится.
И тот послушно сел.
Мезенцев вышел в коридор, надел куртку – дешевая кожа, Турция, Стамбул, бухта Золотой Рог и все такое прочее! – вернулся в комнату и взял со стола початую бутылку коньяка.
Затем расхохотался и рассовал по карманам несколько ман даринов.
Он протопал в прихожую, в дверях обернулся:
– Запишите на мой счет! А счет пришлите по факсу! – Он выделил голосом это дурацкое слово и потом с удово льствием повторил: – По ФАКСУ! Грёбена мать!
Мезенцев уже покачивался и нетвердо стоял на ногах. Он икнул, с трудом сдерживая подступившую тошноту.
Помнится... Последнее, что запомнилось ему в тот вечер. Он сказал:
– Передайте от меня нижайший поклон Кирсану Николаевичу. Так и скажите: живет, мол, на свете Дмитрий Александрович Мезенцев. Так вот он велел вам кланяться.
Он попробовал изобразить нижайший поклон, но вовремя почувствовал, что это будет лишним. Можно потерять равновесие, упасть и больше не подняться.
Дальнейшее было как в тумане. С кем-то он пил эту бутылку коньяка... С кем? Черт его знает. Куда делись мандарины? Почище, чем загадка Сфинкса.
Что самое интересное, очнулся он в квартире у Ольги, скромной забитой девушки, с которой вместе учился на журфаке и потом работал в ТАСС. Он не видел Ольгу уже несколько лет и почти забыл о ее существовании... Он, но не его ноги. Он добрался сюда на автопилоте. Правда, утром оказалось, что и у Ольги произошли перемены. Она стала заместителем главного редактора журнала «Лиза». Все изменилось. Все. Вроде та же квартирка, но с дорогим ремонтом. И мебель расставлена так же, но совсем другая мебель: красивая и добротная. Вроде и ковры лежат на тех же местах, но... Это были уже не те вытоптанные половички, на которых они, бывало, занимались любовью, если не успевали добраться до продавленного дивана. Да и Ольга... Постройнела, похорошела... Помолодела, словно опровергая все законы природы.
Ознакомительная версия.
