Кэтрин Нэвилл - Магический круг

И наконец около волноломов дальнего берега он заметил легкое движение весел. Должно быть, это ожидаемый им корабль. Тиберий бодрствовал тут полночи, и сейчас в сереющем предрассветном сумраке уже видны были очертания темного каменного парапета. Корабль вез к нему свидетельство. Свидетельство о смерти бога.

Свидетель оказался высоким и стройным мужчиной с оливковым цветом кожи, миндалевидными глазами и черными, как вороново крыло, прямыми волосами, густой блестящей волной падавшими до плеч. Он носил белую полотняную тунику, перехваченную на талии веревочным поясом, и бронзовые браслеты, традиционные для выходцев с юга. Перед ним в дальней стороне обширного балкона на мраморном троне, стоявшем на мраморном возвышении, сидел Тиберий, устремив взгляд в сторону моря. Свидетеля сопровождала императорская стража и капитан с командой, доставившей его на остров. Когда он прошел по балкону и преклонил колени перед Тиберием, стало ясно, что он испуган, но гордость не покинула его.

— Твое имя Таммуз, ты — египтянин, — сказал император, жестом приказав ему подняться с колен. — Однако мне сообщили, что ты кормчий торгового корабля, что курсирует между Иудеей и Римом. — Поскольку свидетель хранил молчание, Тиберий добавил: — Ты можешь говорить.

— Все именно так, как говоришь ты, о великий августейший… Сын Неба, — запинаясь, ответил Таммуз. — Моему отцу принадлежит флотилия торговых парусных судов. Я служу кормчим на одном из его кораблей, что перевозит не только товары, но и пассажиров.

— Расскажи мне попросту все, что ты видел. Не спеши.

— Это случилось в конце дня, после ужина, — сказал египтянин Таммуз. — Никто не спал; многие пассажиры разговаривали на палубе и попивали вино после ужина. Мы как раз проходили мимо берегов Римской Греции вблизи Эхинадских островов. Ветер стих, и корабль наш тихо дрейфовал по течению вдоль темных, поросших лесом берегов острова Пакси, похожего на двугорбого верблюда. Вот тогда-то и донесся до нас тот звучный голос прямо с Пакси. Он произнес мое имя.

— Имя Таммуз, — тихо сказал император, словно вспоминая какой-то полузабытый напев.

— Да, мой повелитель, — ответил Таммуз. — Сначала я не обратил внимания, поскольку управлял кораблем и не сразу понял, что звучит именно мое имя. Но после второго призыва я удивился: ни единая живая душа на этом греческом острове не знала меня, и даже наши пассажиры не знали моего имени.

Когда оно прозвучало в третий раз, пассажиры начали заинтересованно переглядываться, ведь наш корабль был единственным во всем этом черном море. Поэтому после третьего раза, собравшись с духом, я ответил таинственному голосу, взывавшему ко мне из темноты.

— И что же случилось, когда ты ответил? — спросил Тиберий и отвернулся от первых рассветных лучей, чтобы стоявшие перед ним матросы и стражники не смогли прочитать его мыслей, когда он услышит ответ египтянина.

Таммуз сказал:

— Этот призывный голос крикнул: «Таммуз, когда ты пройдешь мимо Палодеса на материке, возвести, что великий Пан умер!»

Тиберий вскочил на ноги и со своего возвышения пристально посмотрел в глаза Таммуза.

— Пан? — отрывисто бросил он. — О каком Пане ты говоришь?

— Мой повелитель, среди наших египетских божеств, в которых я привык верить, нет такого бога. И хотя сейчас, живя в вашей великой Римской империи, я познакомился с другими языческими верованиями, но, боюсь, мне пока еще недостает знаний. Насколько я понимаю, великий Пан является наполовину божественным сыном бога по имени Гермес, которого у нас в Египте называют Тот. И возможно, что из-за своей небожественной половины этот великий Пан подвержен смерти. Я надеюсь, что мои уста не произнесли ничего кощунственного.

«Величайший бог древности подвержен смерти? — подумал Тиберий. — Что за смехотворная история?» С непроницаемым лицом он потер подбородок, словно не услышал ничего странного, опустился обратно на трон и, кивнув головой, велел Там музу продолжать, хотя в его душе уже зародилось неприятное предчувствие, что произойдет что-то очень, очень плохое.

— Пассажиры и матросы также испытывали потрясение и смущение, — продолжил Таммуз. — Мы спорили, стоит ли мне выполнять просьбу этого странного голоса или лучше не стоит. Наконец я решил вопрос так: если, когда мы будем проходить мимо Палодеса, начнет дуть ветер и мы пойдем под парусами, то я ничего не скажу. Но если море будет тихим и безветренным, я крикну то, что меня просили. Когда мы оказались напротив Палодеса, на море был полный штиль. Поэтому я выкрикнул: «Великий Пан умер!»

— И что дальше? — спросил Тиберий, вновь выныривая из тени и заглядывая кормчему в глаза.

— На берегу сразу же поднялся страшный гвалт, — сказал Таммуз. — Множество сливающихся в общий хор голосов: плач, причитания, стенания, исполненные изумления и потрясения. О повелитель, казалось, будто весь берег и портовый город оплакивает какую-то таинственную родовую трагедию. Оттуда доносились крики о конце света, вызванном смертью священного козла.

«Невозможно!» — едва не заорал Тиберий, мысленно услышав эти вылетающие из темноты крики. Полнейшее безумие! Великий прорицатель предсказал великую судьбу Рима еще во времена Ромула и Рема, вскормленных волчицей также согласно предсказанию. С той поры до нынешнего дня никакое мрачное событие, подобное этому, не омрачало триумфального владычества Рима. Несмотря на ласкающее тепло утреннего солнца, Тиберий почувствовал противную дрожь.

Неужели эта эпоха закончится с возникновением Римской империи, которая ведь совсем недавно провозглашена Августом? Всем известно, что «умирающий бог» — бог лишь по названию, поскольку на самом деле боги не умирают. Происходит подмена: новый «бог» является для оживления или возрождения старого мифа. На сей раз это должен быть бедный пастух, пахарь или рыбак — кто-то с повозкой или плугом — вместо одного из древнейших и могущественнейших богов Фригии, Греции и Рима. Нет, великая римская цивилизация, вскормленная сосками волчицы, не может быть разрушена в правление старого и бездетного царя-отшельника, доживающего свои дни в добровольном изгнании на острове, носящем имя козла. Все это ложь, хитроумно запущенная в народ кем-то из его многочисленных врагов. Даже имя самого этого кормчего — Таммуз — отдает мифами, ведь именно так еще до появления Орфея, Адониса или Осириса называли того древнейшего бога, который умирал и воскресал.

Император взял себя в руки, жестом велел стражнику выдать кормчему немного серебра за беспокойство и отвернулся, давая понять, что аудиенция окончена. Но когда Таммузу вручили вознаграждение, Тиберий вдруг спросил:

— Кормчий, раз у тебя на борту было так много пассажиров, то, должно быть, имеются и другие свидетели, способные подтвердить столь странную историю?

— Верно, мой повелитель, — согласился Таммуз. — Многие стали свидетелями того, что я услышал и сделал.

Тиберию показалось, что в глубине непроницаемых черных глаз кормчего загорелся странный огонек.

— Однако, — продолжил Таммуз, — только один свидетель может сказать нам, был ли Великий Пан смертным или бессмертным и жив он или мертв. И этот единственный свидетель — всего лишь голос, голос, взывавший ко мне над водами…

Тиберий раздраженно махнул ему рукой и удалился к уединенному парапету, ограничивающему его свободу. Но, наблюдая за кормчим, спускавшимся в сопровождении стражи к гавани, император вдруг подозвал раба и, вручив ему золотую монету, велел догнать египтянина. Раб сбежал по склону и передал эту монету кормчему, который взглянул вверх, на балкон, где стоял Тиберий.

Император просто повернулся и ушел в свои пустынные дворцовые покои. Оказавшись там, он налил ароматического масла в алтарный светильник и зажег его, призывая милость богов.

Он понял, что должен найти этот голос… голос, вопиющий в пустыне. Должен найти его, пока жив. Иначе сам Рим будет разрушен.

Снег все валил и валил. Он шел уже много дней. Казалось, снегопаду не будет конца.