— Слышал. — Следак озабоченно почесал затылок.
— Так что паши, как тягловая лошадь. А то получится, что все в стороне, а ты — в бороне!
Колтунов еще не знал, что это его любимая поговорка. Но смысл ее был понятен, и он озаботился.
— Так ночь же! Я почти сутки на ногах! И у экспертов проблемы, им тоже время нужно!
Опер усмехнулся.
— Вот и пожалуйся своему начальнику, может, он за тебя впряжется, а тебя отдыхать отпустит! Короче, поспать тебе никто не даст! Завтра будешь отчитываться по делу вместе с нами. А проблемы есть всегда. Было бы проще, если бы эти трое успели и завалили своего противника. Нарисовали бы отказник: «в связи со смертью сторон» — и все!
— Проще, говоришь? А было бы это справедливей? — спросил Колтунов и понял, что задал дурацкий вопрос.
Громобой схватился за голову:
— Какая, на фиг, справедливость? Ты еще про законность вспомни… Наверное, в институте отличником был?
Колтунов не ответил. Он действительно был отличником. Но сейчас хвастать этим не хотелось. Да и повода не было. Впрочем, Громобой и не ждал ответа. Он вынул из кармана «Мальборо», сунул сигарету в рот, протянул пачку.
— Закуришь?
— Я же сказал — не курю…
— Ну, возьми пачку, пригодится.
Следак отвел протянутую руку.
— Спасибо, не надо.
— Ну, как знаешь. Будь!
Закуривая на ходу, Громобой подошел к экспертам, перекинулся с ними несколькими словами и направился прочь. Попрощался за руку с начальниками, которые тоже собирались разъезжаться. Поговорил и так же обменялся рукопожатиями с братвой, потом сел в стоящую впритирку к «Гелендвагену» «Ауди-шестерку» и уехал. Следак смотрел ему вслед. Несмотря на молодость, он уже знал «оперские штучки» — Громобой просто «пробивал» его: чем дышит, какой по характеру, можно ли при случае подкатиться к нему с каким-то вопросом…
Машины разъехались: и руководство правоохранительных органов, и не имеющие отношения к осмотру, дернутые «на всякий случай» сотрудники покидали место происшествия. К удивлению молодого следователя, и братва уехала, не попытавшись выведать собранных специалистами тайн тройного убийства. Правоохранителям предстоял законный отдых, а ведущим ночной образ жизни браткам — расслабляющая пьянка и обычные увеселения: азартные игры в казино, любовь девушек разных ценовых категорий, развлекательные мордобития… Правда, справедливости ради надо сказать, что некоторым предстояла нелегкая и нудная работа: поджоги ларьков неаккуратных плательщиков, подрывы автомобилей злостных должников, налеты на квартиры и загородные дома «жирных карасей», ну и тому подобное.
Колтунов немного завидовал и тем, и другим, и третьим, хотя трудно было сказать — кому больше. У него самого никакого просвета впереди не было, поэтому он «наехал» на участников осмотра и резко активизировал их деятельность. Судмедэксперт заново осматривал трупы, пытаясь все же определить причины смерти, криминалист приступил к дактилоскопированию жертв, хотя собирался перенести это на завтра, а дежурный опер, такой же молодой, как и сам грозный Павел Егорович, ходил по обочине, подсвечивая себе фонарем: то ли искал злосчастную гильзу, то ли свидетелей среди зайцев, ежей и прочей лесной мелочи.
Сам Павел Егорович стал заносить в протокол найденное оружие. Следственно-оперативная группа продолжала ночную работу.
* * *
По молодости и небольшому опыту, Паша Колтунов был не прав, думая, что разъехавшиеся с места происшествия бандюки пустили дело на самотек и, забыв о происшествии на шоссе, отправились пить, гулять и предаваться всевозможным порокам. На самом деле дисциплина у братков железная, а если сравнивать с теми, кто противостоит им по другую сторону баррикад, то стальная. Ведь если нерадивых полицейских могут наказать выговором, лишением копеечной премии или даже увольнением, то у этой публики система взысканий другая: от отъема имущества и избиения разной степени жестокости — до пули в затылок. И убийство себе подобных они воспринимают не просто как рядовой факт криминальной хроники, которым в огромном мегаполисе никого не удивишь, не досадную «палку» в статистике, портящую благополучную картину месячной и квартальной отчетности, а как чрезвычайное происшествие, затрагивающее каждого из них лично. Ведь сегодня Рыбака с двумя парнями завалили, а завтра тебя и твоих друганов точно так же в землю положат!
Поэтому, когда Колтунов еще дописывал протокол осмотра, а разъехавшиеся по домам руководители правоохраны готовились ко сну, напряженно обдумывая, как бы завтра получше и повыгоднее преподнести произошедшее своему шефу — ведь у каждого начальника, как бы велик, могуществен и непогрешим он ни был, есть свой начальник — еще более великий, могущественный и непогрешимый!
В итало-американской «Коза ностре» для обозначения дона самой могущественной мафиозной «семьи» существует даже титул: capo di tutti capi — босс всех боссов. Правда, он скорее подразумевается, чем произносится вслух, поскольку может задеть тонкие чувства гордости того, кто по умолчанию стоит чуть ниже, хотя сам этого не признаёт, а когда в душе «неглавного босса» затлел бикфордов шнур обиды, тогда в ход идут автоматы и динамит, которые являются не менее действенными инструментами исправления положения, чем тайное голосование, хотя, быть может, не столь демократичными, но на такие мелочи мафиози, да и не только они, внимания не обращают.
К счастью, мы не в Америке живем, у нас в официальных структурах до такой дикости, как стрельба и взрывы, обычно не доходит, и кадровые вопросы решаются цивилизованно — простым росчерком пера. Но все равно: при докладе вышестоящему руководителю о том, что кто-то потоптался на охраняемой тобой грядке, надо показать, что твоей вины здесь ни капельки нет: может, недоглядел мерзавец-сторож, многократно проверенный, тщательно проинструктированный и оснащенный всеми необходимыми средствами наблюдения и защиты; а может, это дело рук, точнее, ног специально засланных врагами профессионально подготовленных злодеев, против которых самый добросовестный сторож ничего не сумел бы сделать; а может, никто эту никчемную грядку и не топтал — она сама себя вытоптала, в смысле, засохла…
Хотя, конечно, три трупа, в том числе известного в городе бизнесмена и мецената, трудно списать на их собственные действия… Но «трудно» — не значит «невозможно»: вполне реально спустить неминуемый разнос на тормозах, например преподнести себя в наиболее выгодном свете как сделавшего все возможное и невозможное и клятвенно пообещать скорое раскрытие и задержание виновных… Кроме смягчения собственных просчетов в версии для начальства, следует придумать и вариант происшествия для широкой общественности, чтобы слишком не будоражить население и не создавать предвзятого впечатления о разгуле криминала в городе.
Алгоритм успокоения граждан достаточно отработан: с одной стороны — дозированная выдача информации о тяжести наступивших последствий, «через час по чайной ложке»; с другой — быстрые оптимистичные сообщения о задержании злодеев, которые постепенно затуманиваются и рассасываются, ибо виновность негодяев оказывается недоказанной, а сами они при ближайшем рассмотрении предстают вовсе не злодеями, а вполне приличными гражданами. Но как стихнувший шторм не разыгрывается вновь, так и успокоенное общественное мнение уже не начинает повторно кипеть и бурлить…
С такими роями беспокойных мыслей в головах заснуть трудно, и полковники укладывались в постели, приняв для успокоения таблетку снотворного или сто граммов двенадцатилетнего «Чивас Ригал», после чего профессионально быстро забывались чутким и беспокойным сном…
Но спали далеко не все. В то же самое время уже проходило первое совещание по этому громкому или, как принято говорить в последнее время, «резонансному» делу, которое еще не прогремело и не срезонировало, но непременно обещало это сделать с самого утра, когда город начнет просыпаться. И наиболее ответственные, а может, просто более заинтересованные люди понимали, что время не ждет и сном в эту тревожную ночь не только можно, но и нужно пожертвовать.
