Хулио наблюдал за игрой девочки и вдруг почувствовал, что он сам, Кораль и Нико образовали нечто вроде странного семейного треугольника, в котором по общему подсознательному согласию для Дианы места не было. Находиться в этом треугольнике было нелегко. Напряженный, заряженный со всех сторон положительной и отрицательной энергией, он будто весь искрился, был готов взорваться и уничтожить при этом одну из своих вершин смертоносной молнией. Внешне же все выглядело вполне благопристойно.
Например, Нико решил обходиться с Хулио так, как если бы тот в какой-то мере был призван заменить ему отца. Омедас вынужден был принять эти правила игры. Он не видел ни единого сколько-нибудь логичного довода, который позволил бы ему упрекнуть Нико в том, что тот вел себя как-то неправильно.
Истинные намерения мальчишки были неведомы ни его матери, ни Хулио. Им обоим приходилось все время быть настороже. Слишком уж настойчиво Николас разыгрывал роль образцового ребенка, чересчур назойливо давал всем понять, что якобы полностью исправился и теперь всегда будет вести себя хорошо.
Все это выглядело довольно искусственно. Пусть Омедас и не знал этого наверняка, но точно предчувствовал, что рано или поздно этот мальчишка еще задаст им всем жару. Впрочем, наказывать или ругать его сейчас было не за что. Оставалось только ждать, когда его тайные планы вновь воплотятся в реальные поступки.
Кораль дождалась, когда дети отойдут подальше и совершенно точно не смогут услышать их разговор, повернулась к Хулио и заявила с мрачным видом:
— Я заходила к Карлосу. — На этом месте она сделала паузу, чтобы посмотреть, как Хулио отреагирует на ее слова. — Вот, хотела тебе сказать. Если честно, нельзя было уходить от него так, как я это сделала. Впрочем, теперь уже поздно что-то менять. Я ведь тоже ошиблась, позволила себя обмануть, увидела то, чего на самом деле не было.
Хулио помолчал и поворошил палочкой примятую траву.
Наконец он нашел в себе силы, посмотрел Кораль в глаза и сказал:
— Поверь, я никогда тебя не обманывал, не скрывал свои намерения.
Кораль перевернулась на живот и положила голову на руку, согнутую в локте. К ее волосам успели пристать несколько травинок.
— Я это знаю и ни в чем не хочу тебя обвинять, — сказала она после паузы. — В любом случае между мной и Карлосом все уже было кончено. Другое дело, что он, конечно, не заслужил того, что досталось ему при расставании. Вот почему я решила поговорить с ним лично. Сначала он, естественно, обрушился на меня с претензиями и упреками, но потом выговорился и успокоился. На следующий день я снова к нему пришла, чтобы спокойно поговорить. Дело пошло хуже, чем накануне, хотя не прозвучало ни слова упрека в мой адрес. Наоборот, Карлос расплакался, стал умолять меня забыть все, что случилось, и начать жизнь заново. Понимаешь, он решил, что мы снова сможем быть вместе, как будто ничего не произошло.
Они опять надолго замолчали. В тишине было слышно, как шлепают по воде «блинчики», запускаемые Нико. Иногда чуть поодаль, ниже по течению, плескалась в прибрежных заводях рыба. Река отражала фиолетовую прозрачность вечернего воздуха, размытые тени деревьев становились все длиннее и словно тянулись к людям с опушки рощи.
— Что с сыном будешь делать?
— У него вся жизнь впереди. Нужно его к этому готовить. Пусть у меня и не все получится, но попытаться я все же должна. Это мой материнский долг, другого выбора у меня нет.
Хулио задумался над тем, как вся эта ситуация выглядела в глазах Карлоса. Этот человек как минимум имел полное право чувствовать себя преданным собственной женой. Впрочем, это уже не имело никакого значения ни для Кораль, ни для Омедаса. Тогда психолог задался тем же вопросом, но посмотрел на него с другой стороны.
«Что все случившееся означает для Кораль? Судя по тому, как она настроена, Карлос скоро узнает от нее всю правду, в том числе и о наших отношениях».
По тропинке мимо них шла молодая пара, прогуливавшая собаку, немецкую овчарку. Диана увидела пса, так похожего на Аргоса, непроизвольно побежала ему навстречу и стала подзывать. Собака не узнала ни ребенка, ни чужую кличку, обошла девочку стороной и побежала к хозяевам.
— Аргос, вернись! — кричала Диана ей вслед.
Потом она подбежала к матери, упала рядом с ней на землю и расплакалась. Кораль стала утешать ее, ласково гладить по голове.
Диана грязной ладошкой растерла слезы по щекам, всхлипнула и спросила:
— А почему мы не можем взять другую собаку?
— Потому что у нас нет места, милая. Мы ведь теперь живем не в «Римской вилле», а в другом доме.
— А я хочу обратно.
Нико подошел к Хулио со спины, панибратски пихнул его локтем в бок и издевательским тоном поинтересовался:
— Что, тоже любишь собачек?
От этой дурацкой, хотя и ничего не значащей шутки Хулио стало не по себе. Омедасу казалось, что Нико предлагал ему стать членом новой семьи, заново пройти весь тот кошмарный круг, который начался со смерти Аргоса, разыграть ту же пьесу с частично обновленным актерским составом. У Хулио не было ни малейшего желания участвовать в этом спектакле в какой бы то ни было роли.
Начался отборочный этап регионального турнира — чемпионата Большого Мадрида. Нико стремительно набирал очки. В его послужном списке было гораздо больше побед, чем партий, закончившихся вничью. Поражений на этом турнире он пока что не знал.
При этом Хулио прекрасно понимал, что мальчишке зачастую удавалось одолеть соперников, чей рейтинг намного превышал его собственный. Своими успехами он в какой-то мере был обязан Лауре. В перерывах между соревнованиями она успевала подготовить для Нико стенограммы и хотя бы краткий анализ партий, сыгранных его предстоящими соперниками. Таким образом девочка помогала ему заранее узнать тактику будущих противников. При этом она совершенно не заботилась о том, что на этих соревнованиях выступала не в качестве партнера Николаса по команде, а как его соперница в индивидуальном первенстве. В какой-то момент им, вполне возможно, предстояло встретиться за одной доской.
Хулио уже давно жалел о том, что привел Нико в клуб и познакомил его со своей племянницей. Ничего хорошего от этого мальчишки он уже не ждал и опасался, как бы тот не подстроил открытой, искренней и явно симпатизирующей ему Лауре какую-нибудь гадость.
Николас уже несколько месяцев просил Хулио сыграть с ним хотя бы один раз. После того, первого поражения он много занимался, сыграл бессчетное количество партий в клубе и теперь был уверен в том, что сумеет как минимум свести партию с Хулио вничью.
Пока их общение проходило в рамках психотерапии, Омедас категорически отказывался от всех просьб провести матч-реванш, справедливо полагая, что провоцировать соперническое отношение к себе будет непродуктивно. Наоборот, он тратил все свои силы на то, чтобы Нико стал воспринимать его не как противника, а как старшего друга, опытного советчика и, быть может, даже сообщника.
Теперь ситуация резко изменилась. Хулио больше не участвовал в судьбе Нико в роли психотерапевта. Более того, они действительно успели стать настоящими противниками, соперниками в куда более серьезной игре, называемой жизнью. В общем, когда Нико в очередной раз заикнулся, что неплохо было бы сыграть с дядей Хулио партию-другую, тот не стал долго отказываться.
Впервые за длительное время они остались за шахматной доской один на один. Обычно у них не было возможности ни толком проанализировать партию, ни поговорить по душам. Рядом постоянно находились какие-то люди — мать Нико, его младшая сестра или же просто подростки из шахматного клуба. С того неприятного разговора в «Макдоналдсе» прошло уже несколько недель, а Хулио все не находил возможности хорошенько потолковать с Нико и, откровенно говоря, свести с ним кое-какие счеты хотя бы на словах.
Они расставили фигуры и выставили электронные часы на шестьдесят минут. Белые по жребию достались Хулио. Он начал партию классическим французским дебютом.
Все шло понятно и предсказуемо, пока Нико сам не начал разговор. Его дебют разительно отличался от того, который привычно разыгрывался на доске.
Слова мальчишки просто огорошили его соперника:
— Я извиниться перед тобой хотел.
Хулио оторвал взгляд от доски и удивленно посмотрел на Нико.
— Что ты сказал?
— Я же понимаю, что был неправ. Нельзя было тебя обманывать. Ты из-за этого столько переживал.
Хулио чуть было не повелся на проникновенные речи мальчишки, но вспомнил о его дьявольском умении напускать на себя самый невинный вид и вполне резонно предположил, что тот завел этот разговор, например, чтобы просто отвлечь соперника от игры. Это было бы вполне в его духе. Он формально не нарушал правил, но добивался желаемого результата всеми возможными способами.
