– Я его подержу.
Тронув Дамиана за руку, я покачала головой.
– Нет, лучше я.
Дамиан удивленно посмотрел на меня.
– Есть правило: никогда не проси никого о том, чего не можешь сделать сам. Если я не могу это сделать, то мы не будем этого делать вообще. Найдем другой выход.
Удерживая вырывающегося человека, Джейсон поднял голову и посмотрел на меня:
– Другого выхода нет.
Я никогда не видела у него в глазах столько ярости.
– А ты сможешь? – спросила я. – Сможешь разрезать его на куски?
Джейсон еле заметно кивнул.
– Я по одному пальцу могу у него отгрызать за то, что в коробке.
Похоже, он говорил, что думал, и это заставило меня задаться вопросом, а знаю ли я вообще Джейсона?
– Мы можем это сделать, Анита, – сказал Ашер. – И это ничего не будет нам стоить.
– Но должно, Ашер. Если мы собираемся совершить нечто настолько злое, это должно беспокоить тех, кто это делает.
– Это не зло, – возразил Ашер. – Это практичность. Скорее даже справедливость.
Я протянула руку за ножом.
– Это зло, и мы все это знаем. Так что дайте мне нож. Или я смогу это сделать сама, или мы будем искать другой путь.
Дамиан не пошевелился.
– Разреши мне это сделать за тебя, Анита, пожалуйста.
– Дай мне этот проклятый нож.
Он подчинился, так как не мог поступить иначе.
Я опустилась рядом с Томпсоном на колени.
– Где они, Томпсон? – спросила я напряженно.
– Нет! Нет! Найли рассказал мне, что они со мной сделают, если я буду вам помогать. Он просто хренов псих.
– Погоди, – позвал Зейн. Он нашел небольшой топорик для мяса. – Это подойдет лучше.
– Спасибо.
Взяв топорик, я взвесила его в руке для баланса. Я была совсем не уверена, что смогу. Я даже не была уверена, что хочу суметь это сделать. На самом деле, я знала, что надеялась не суметь. Но если мы действительно собирались это сделать, то я должна была сделать это сама. Сделать, или найти другой способ. В коробочке на столе лежал палец Шарлотты Зееман. Меньше, чем через два часа, они отрежут что-нибудь еще. Я убила вампира, залив Томсона кровью и мозгами, а он не заговорил. Он был последним мерзким сукиным сыном, но при этом еще и довольно крутым. А у Шарлотты и Даниеля не было времени на его крутизну. Мы должны были его сломать, и должны были сделать это быстро. Итак, я представила самой себе все основания. И основания были весомые, реальные. Но при всем этом, я не знала, смогу ли это сделать.
– Мы начнем с пальца, Томпсон. Как Линус, – сказала я.
Он начал кричать.
– Не надо! Пожалуйста! Не надо! О, боже, нет!
Ашер почти всем телом навалился на его руку, заставляя разжать пальцы.
– Скажи мне, где они, и этого не случится, – вкрадчиво сказала я.
– Найли обещал, что они меня просто вскроют и заставят жрать собственные внутренности. Он сказал, что как-то проделал такое в Майами. И я ему верю.
– Я тоже ему верю, Томпсон. А ты не веришь, что мы это сделаем, ведь так? Не веришь, что мы такие же психи, как Найли.
– Таких психов, как Найли, просто больше нет.
Я подняла топорик.
– А ты не прав.
На одно длинное мгновенье я замерла. Просто не могла заставить себя начать удар. Не могла этого сделать. Даниель, Шарлотта…
– Найли уже изнасиловал Даниеля? – спросила я таким бесцветным голосом, будто была далеко-далеко отсюда.
Томпсон внезапно перестал сопротивляться. Лежа совершенно неподвижно, он закатил глаза.
– Пожалуйста, не надо!
Глядя прямо ему в глаза, я задала следующий вопрос:
– Ты изнасиловал Шарлотту Зееман?
И увидела в его глазах страх. Вспышку, которая сказала, что он это сделал. Этого было достаточно. Я могла это сделать. Да простит меня бог. Я ударила по мизинцу, захватив кончик безымянного пальца из-за того, что он дернулся. Но его держали все лучше, а я все лучше рубила. Томпсон подробно рассказал нам, где они держат Даниеля и Шарлотту Зееман. Меньше чем через пятнадцать минут он был готов рассказать нам рецепт приготовления любого секретного соуса и все остальное в придачу. Он бы признался в любом убийстве или в том, что братался с дьяволом. Все, что угодно, чтобы это остановить.
Меня вырвало в углу, и тошнило до тех пор, пока в желудке не осталось ничего, кроме желчи, а голова была готова вот-вот расколоться. И я поняла, что наконец совершила нечто такое, от чего уже никогда не отойду. Где-то между первым и вторым ударами во мне сломалось что-то такое, что уже нельзя было восстановить. И я могла с этим жить. Если у нас получится вернуть Даниеля и Шарлотту, я могла с этим жить. Во мне клубилось нечто тяжелое, холодное. Оно было выше ненависти. Я собиралась заставить их сполна заплатить за то, что они сделали. Я собиралась их убить. Убить их всех.
Затем я почувствовала легкость и пустоту, и подумала, похоже ли это на безумие. Чувство было не таким уж плохим. Позже, когда пройдет шок, мне будет намного хуже. Позже я буду спрашивать себя, был ли другой способ заставить Томпсона заговорить. Позже я вспомню, что хотела сделать ему больно, заставить его ползать и умолять. Что хотела собрать всю боль, которую причинили Шарлотте и Даниелю, и вырвать ее из его плоти. Но сейчас нам нужно было идти спасать Даниеля и Шарлотту. О, и еще кое-что. Томпсон кричал, как раненый кролик – высоко и жалобно.
Я выстрелила ему в голову. Крик оборвался.
43
Я сквозь тьму вела фургон по узкой грунтовой дороге. Я настояла, что сяду за руль, потому что мне нужно было делать хоть что-то. Я не хотела просто сидеть и смотреть в окно. Но мне начинало казаться, что стоило пустить за руль кого-нибудь другого, так как я все еще чувствовала себя не вполне адекватно. Я чувствовала себя будто потерявшей вес, опустошенной, в шоке, но вот вины не было. Пока еще нет. Томпсон заслужил смерть. Он изнасиловал мать Ричарда. Они пытали ее. Они изнасиловали Даниеля. Они пытали его. Они все заслуживали смерти.
Джамиль с Натаниелем сопровождали Роксану и Бена в задней части фургона. Лупа ни за что не осталась бы в стороне от драки, даже если при этом в фургон ее пришлось нести на руках ее собственному телохранителю. Спорить с Роксаной было некогда, так что она ехала с нами.
Джейсон и Доктор Патрик сидели со мной в кабине. Зейна с Шерри мы послали в лупанарий за остальными. Но ждать их не стали. Я не верила, что Найли станет сдерживать свое творческое воображение. Нет, точнее, не верила я Линусу и его хозяину. Насколько Найли вообще может контролировать своего ручного психопата? Они их уже изнасиловали. Что еще могло с ними случиться к настоящему времени? Для Найли не существовало правил. Это я понимала.
Я сжимала руль так яростно, что начали болеть руки. Фары пробивали в темноте золотистый тоннель. По сторонам дорогу так плотно обступали деревья, что их толстые когтистые пальцы скребли по крыше и бокам фургона. Казалось, что деревья, подобно кулаку, сжимаются вокруг нас. Свет фар высвечивал грязную дорогу, но его не хватало. Мне уже никогда не будет хватать света. Во всем мире не хватит света, чтобы прогнать эту тьму.
– Поверить не могу, что ты это сделала, – нарушил тишину Патрик. Он сидел на пассажирском сиденье, прижимаясь к дверце так старательно, будто боялся быть близко ко мне.
Между нами сидел Джейсон.
– Хватит, Патрик, – попросил он.
– Она разделала его, как животное, а потом пристрелила!
Это был уже третий раз, когда он сказал примерно то же самое.
– Заткнись, – не выдержал, наконец, Джейсон.
– Ну уж нет. Это варварство.
– Это не самая лучшая ночь для меня, Патрик. Так что брось, – спокойно сказала я.
– Ты чертовски права! – воскликнул он.
– Томпсон кричал от боли, – объяснила я.
– И ты его убила! – на этот раз взвизгнул Патрик.
– Кто-то должен был это закончить, – не повышая голоса, ответила я.
– О чем ты, черт возьми, говоришь? Закончить! – его голос продолжал повышаться, и я начинала задумываться, как сильно разозлится Роксана, если я его пристрелю. После того, что я уже сделала сегодня ночью, это не казалось мне таким уж большим делом.
