Ознакомительная версия.
– Молодец. С тобой приятно иметь дело. Увидишь дачи– греби к берегу. Это и есть Таруса. Там будут люди, они тебе помогут.
«Помогут? – переспросил себя Ластычев. – Кордон – это оцепление, за оцеплением начинается нормальная жизнь».
– Помогут, – уверенно повторил он. Он взял автомат и повесил на плечо.
– И вот еще что... Ты знаешь, где я живу? Ну, в таком роскошном замке на железнодорожном переезде? Там у меня собака... Ее надо кормить. Зовут его Барон. Запомнишь? Барон.
– Барон, – повторил Ваня.
– Все правильно. Фамилии у него нет и отчества тоже, поэтому он не обижается. Откликается на Барона и даже на Барика. Он тебя к себе не подпустит, мозгов у него в голове столько, что хватит на приличное второе блюдо в офицерской столовой дивизии... Смотри, – он оторвал болтавшийся на нитках рукав, засунул его под мышку, обтер тело и сунул тряпку Ване. – Дашь ему это, он поймет. Это вроде как собачье письмо. Понял?
– Да.
– Ну, вот и все, ефрейтор. Мне пора. Это называется... – Он посмотрел на небо, словно рассчитывал увидеть там звезды, кадык судорожно дернулся... Комбат проглотил комок, – Отвлекающий маневр. Давай, с богом! Не на вокзале – плыви, голубь. Не хватало нам только начать целоваться.
Он зашел в воду и оттолкнул лодку от берега. Черная посудина закачалась и медленно поплыла. Ластычев толкал ее до тех пор, пока лодку не подхватило течением. Он и так зашел уже слишком далеко – почти по шею. Надо было еще успеть вернуться обратно.
Ластычев развернулся и тихо, стараясь не шуметь и не брызгать, побрел к берегу.
– Комбат! – услышал он у себя за спиной.
– Какой я, к черту, комбат... Я – обходчик... – Он не обернулся, продолжал идти, помогая себе руками.
– Комбат! – Голос стал громче, требовательней.
– Как я это ненавижу... Бывает же такая ерунда...
Он оглянулся. Ваня сидел на корме и, не отрываясь, смотрел на него. Круглая ладошка с нелепо растопыренными пальцами застыла у правого виска.
– К пустой голове... – Ластычев погрозил ему...
И в следующую секунду – он даже сам не ожидал – комбат выпрямился, почувствовав, как загудели мышцы спины, словно натянутые стальные тросы, рука метнулась к уголку брови – четко, мгновенно, он задержал ее на секунду и отдернул.
Ване показалось, что он что-то смахнул с ресниц.
Выйдя на берег, он схватил автомат и, на бегу срывая предохранитель, заорал:
– «Этот день Побе-э-эды! Порохом пропах!»
Выстрел.
Там, на кордоне, всполошились.
«Ну еще бы!»
– «Это пра-а-а-здник! С сединою на висках!»
Еще выстрел.
Он вдруг забыл слова-, но не растерялся – начал заново:
– «Этот День Побе-э-э-ды!»
Он увидел, как качаются кусты, и побежал к ним.
«Добежать бы до полянки – чтобы они меня хорошо видели!»
Прямо перед кустами была небольшая полянка. Ластычев выбежал на середину, отсоединил магазин от автомата и развел руки в стороны: в правой – оружие, в левой – пустой рожок.
– Я здесь, я здесь!
– Бросай оружие! – раздалось из кустов.
– Конечно, конечно.
Он демонстративно откинул автомат и рожок и уселся на землю, скрестив ноги по-турецки.
Шевеление в кустах прекратилось. Затем – спустя какое-то время, по прикидкам Ластычева выходило, что не меньше минуты – с разных сторон кустов, на расстоянии двадцати метров друг от друга, появились два солдата в голубых беретах. – Они медленно двинулись к комбату.
«Молодцы! Грамотно! Кто-то остался в кустах, сидит по центру и держит меня на прицеле. Главное – не дергаться!»
Он поднял руки:
– Ребята, у меня ничего нет.
Ластычев отметил, что бойцы действуют правильно – не перекрывают линию огня и держат оружие наготове.
– Вот я и говорю: пошел за грибами, а патроны кончились. С вами такого ни разу не бывало?
Один из солдат, здоровенный парень («метра два, никак не меньше») подошел к Ластычеву. Второй стоял в пяти метрах и держал комбата на мушке.
Ластычев увидел, как здоровый снимает палец с курка. «Сейчас... Расслабься... Просто замри... Отключи рефлексы...
Представь, что ты лежишь на диване и готовишься увидеть сладкий сон...»
Парень отвел глаза и мотнул головой за спину Ластычева:
– Ты что, не один?
«В этом месте мне полагается обернуться. И, может быть, пустить слюнку – для убедительности».
Он улыбнулся. Кивнул. И обернулся, подставляя незащищенный затылок.
Так и было. Он почти ничего не почувствовал. Удар – и он уже лежал, уткнувшись лицом в траву.
Шоссе Таруса – Калуга. Деревня Черкасова. Мезенцев издалека заметил угольно-черный «Урал», стоявший на обочине.
– Конечная. Мы у цели, – зловеще сказал он, и Соловьев подумал, что меньше всего он хотел бы сейчас находиться там, где находится – в кабине огромного трактора, рядом с этим сумасшедшим, выдающим себя за капитана спецназа.
– Держись, – крикнул Мезенцев и направил трактор прямо на мотоцикл.
Байк скрылся за обрезом двигателя, еще мгновение – и трактор тряхнуло. Соловьев машинально обернулся и через разбитое заднее стекло увидел лежащий на дороге мотоцикл. Точнее, то, что когда-то было мотоциклом, – сейчас это была просто груда металлолома.
– Я же знал, что догоню.
Соловьев понимал, что Мезенцев разговаривал сам с собой... или с кем-то еще, но не с ним. И еще он понимал, что, наверное, в этом и заключается его единственный шанс – убежать при первой же возможности, когда капитан (он продолжал называть его капитаном) хотя бы ненадолго отвлечется. Надо только выбрать момент.
– Эй! – Мезенцев больно толкнул его локтем в бок. – Не спи! Смотри по сторонам, мы должны их найти!
– Кого? – Соловьев готов был найти кого угодно, лишь бы капитан забыл о нем.
– Не прикидывайся дураком! Ты и так не очень умно выглядишь. Тех двоих, которые приехали на мотоцикле!
– А-а-а... Конечно. Сейчас.
Они разделились: Мезенцев смотрел на те дома, что стояли слева от шоссе, а Соловьев разглядывал правые.
Это он заметил Джорджа: на крыльце мелькнула мужская фигура. Человек замедлился на несколько мгновений, словно хотел рассмотреть то, что находилось внутри дома. Услышав рев дизеля, он спрыгнул с крыльца, но было уже поздно.
– Вон там! Я видел его! – показывал Соловьев.
– Заткнись! – рявкнул Мезенцев и повернул руль.
Перед оградой они остановились. Мезенцев заглушил двигатель, взял ружье и спрыгнул на траву. Соловьев, придерживая фотоаппарат, полез было следом, но капитан остановил его:
– Сиди на месте!
– Но я...
Мезенцев медленно поднял ружье:
– Там один патрон, ты знаешь. И у меня пока есть выбор, кому из вас отдать предпочтение.
Соловьев подумал, что на предпочтение этого типа особо полагаться не стоит, мало ли что? – и остался в кабине.
Мезенцев довольно кивнул. Он закинул ружье на плечо и медленно направился к ограде.
– Эй! Выходи! Не надо прятаться, я знаю, что ты здесь. Не доходя пары метров до калитки, он остановился.
– Я кричал тебе «стой». Там, в лесу. Ты не послушал. Я все равно тебя догнал. Убегать бессмысленно – тем более что я раздавил твой самокат. Ты меня слышишь? Где Рита?
Мезенцев прошелся вдоль забора.
– Парень? Ты напуган? Понимаю... И, скажу тебе честно, – не зря. Выходи, надо кое-что обсудить.
Он увидел, что кусты сирени, растущие под окнами веранды, зашевелились.
– Боишься ружья? Хорошо. Я поставлю его в сторонку. Тогда ты выйдешь?
Ответа снова не было.
Мезенцев вернулся к трактору и прислонил ружье к колесу.
– Видишь? У меня в руках ничего нет. – Он развел руки, как фокусник, намеревающийся показать необыкновенно интересный фокус. – Я отойду подальше и буду тебя ждать.
Он действительно отошел от ружья и сел на траву. Кусты сирени снова зашевелились, и появился Джордж. Увидев его, Мезенцев издал короткое рычание и обнажил клыки.
– Иди сюда, на травку. Она какого-то скучно-зеленого цвета. Слишком много зелени.
Джордж подошел к ограде. Он исподлобья смотрел на Мезенцева.
До Соловьева, который наблюдал за происходящим со стороны, внезапно дошло, что кто-то из них троих здесь явно лишний. В этом не было никакой особой логики, не то что особой – совсем никакой не было, равно как и в одноименной детской игре, просто третий был лишним.
Он сжался, стараясь стать как можно незаметнее, он заранее готов был признать себя лишним и убраться отсюда, унести ноги как можно скорее, но... что-то должно было произойти.
На всякий случай он снял с плеча фотоаппарат – в случае необходимости он мог стать каким-никаким, а все же – ору жием.
Джордж подошел ближе к калитке. Трактор закрывал обзор, и он не видел, что стало с его байком, но не сомневался, что все было именно так, как говорил этот краснолицый.
– Чего ты хочешь?
– Побеседовать. – Мезенцев поднялся, и Джордж быстро шагнул за калитку, теперь он был ближе к ружью. Тому самому, которое он бросил в Гурьеве. Тому, в котором должен был остаться один патрон.
Ознакомительная версия.
