— Я только что говорила с Эдуардо, — сообщила она Джонни, когда они вышли на палубу. — Официально будет объявлено, что причина смерти — пищевое отравление.
— Ты думаешь, власти этому поверят?
— Миллиарды де Вейги заставят поверить чему угодно. Наверняка половина правительства от них в свое время что-нибудь да поимела.
— Да, действительно, — согласился Джонни. — Я все время забываю. Ведь они фактически были хозяевами страны.
— Кроме того, он считает, что нам лучше не присутствовать на похоронах. И он понимает наше желание как можно быстрее отправиться домой.
Подойдя к нему поближе, она обняла его и положила голову на плечо.
— Курьер из Ситто-да-Вейга уже везет нам паспорта, которые забрал у нас Валерио. Нам доставят их прямо в квартиру. Так что единственное, что теперь осталось сделать, — это идти домой и собирать вещи. И тогда — прощай, Рио.
«Хризалида» была сейчас в сотне ярдов от причала, и специальные подводные приспособления медленно подвигали к нему гигантскую яхту.
— Чудеса технологии, — пробормотал Джонни. — А что случилось с буксиром?
— А ты разве не слышал? То же самое, что с телексами.
— Кстати, о телексах. Пока ты будешь укладывать вещи, мне тоже надо кое-чем заняться. Я потом к тебе зайду, хорошо?
— А куда ты все-таки собрался?
— Позаботиться о наших билетах. К тому же есть еще всякие мелочи, которые надо уладить.
— Ой-ой! Да ты просто вихрь! — сухо заметила Стефани. — Ты, видимо, быстро идешь на поправку.
— Ну что тебе сказать? Я же не могу быть камнем на шее у моей девочки, правда?
«Хризалида» пришвартовалась. В мгновение ока выстланные голубым ковром сходни соединили палубу с причалом.
Полиция и служащие морга поднялись на борт. Только после этого Стефани смогла спуститься на берег.
На середине мостика ее догнал Эдуардо.
— Стефани! — он задыхался от быстрого бега. Она, остановившись, обернулась.
В его влажных глазах застыла глубокая тоска.
— Я не хочу, чтобы мы расстались так, — сказал он сдавленным голосом. — После того, что было… После тех испытаний, которые мы прошли…
Стефани, не отвечая, смотрела на него. Сердце ее разрывалось от боли. Она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться.
— Если ты не возражаешь, — продолжал Эдуардо, — когда привезут твой паспорт, я сам принесу его тебе домой. Мы должны попрощаться как следует.
Стефани кивнула.
— Если ты так хочешь, — тихо ответила она. — Хотя, похоже, дел у тебя по горло.
Эдуардо печально улыбнулся.
— И тем не менее я всегда буду винить себя, если мы не простимся по-человечески. Я не хочу, чтобы со мной у тебя были связаны воспоминания только о том, что произошло на яхте и на острове. Нас связывало значительно большее.
Стефани посмотрела в самую глубину его темных глаз.
— Да, — подтвердила она. — Большее.
— Я рад, что ты тоже так считаешь.
Он посмотрел мимо нее, на залив, и как-то сжался. На пристани царила особенная суета: там стояли несколько полицейских машин, лимузинов, машин «Скорой помощи». Собралась толпа зевак, набежали невесть откуда взявшиеся репортеры.
— Как быстро стервятники слетаются на запах смерти, — пробормотал Эдуардо. Он поглядел на Стефани. — Что ты будешь делать, когда вернешься в Нью-Йорк?
— Что я буду делать? — отвернувшись, она уставилась в пространство, на огромные белые небоскребы, напоминавшие кусочки сахара, набитые в коробку. — Постараюсь начать с того места, где я остановилась, — тихо ответила она. — Стану снова самой собой.
По дороге домой Стефани заскочила в офис. Она быстро собрала со своего письменного стола вещи и сложила их в два пластиковых пакета.
«Хорошо, что Лии нет, — подумала она. — Ненавижу прощаться. В этих прощаниях всегда присутствует какая-то безнадежность».
Стефани почувствовала укор совести. Она не любила прощаться, но она не любила и безмолвно исчезать. Ее помощница заслужила по меньшей мере слова благодарности. Стефани быстро набросала записку. Она решила, что, когда Эдуардо придет к ней домой, она порекомендует ему перевести Лию на свое место.
«Лия будет хорошим начальником отдела. Я помогу ей продвинуться, и это будет моим лучшим подарком на прощание».
Оставив записку на столе Лии, она спустилась вниз и забросила сумки в багажник лимузина.
Стефани отперла квартиру. Двери на балкон первого этажа были раскрыты, и сильный сквозняк с грохотом захлопнул позади нее входную дверь.
— Э-эй! — крикнула она, опуская на пол пакеты. — Барби? Уальдо? Кто дома?
Тишина.
Ее охватило какое-то неясное чувство страха. Но потом раздался знакомый скрежет:
— Стеф! Стеф! Я люблю тебя, Стеф!
Стефани улыбнулась. «Старый, верный Уальдо!» — подумала она. Пройдя через гостиную, она отодвинула бьющиеся на ветру длинные занавески и вышла на балкон. На дальнем конце балкона за пышно вьющимися растениями она увидела клетку с Уальдо и направилась к ней. Приблизившись, она вдруг нахмурилась в тяжелом предчувствии. Что-то не так. Уальдо должен был возбужденно разгуливать по клетке, цепляться за прутья, лохматить перья.
— Привет… привет… — доносился до нее пронзительный голос Уальдо.
Внезапно она закрыла рот рукой, подавляя стон, поднявшийся из груди. Она чувствовала, что теряет сознание.
Потому что ее любимый попугай, ее Уальдо, неподвижно лежал на спине на дне клетки, и две его лапки застыли в воздухе.
Холодок страха, коснувшийся ее, когда она вошла в дом, перешел в леденящий ужас. У нее подкашивались ноги.
— Уальдо хочет крекер. Уальдо хочет крекер!
Она обернулась в нерешительности. Уальдо мертв. Откуда же доносятся крики?
— Я люблю тебя, Стеф!
Звук шел со стороны самой толстой пальмы.
Внутренний голос говорил ей: убирайся отсюда, поскорее! Беги!
Ей вдруг стало трудно дышать — будто стальная полоса стягивала ее горло.
— Стеф, Стеф! Я люблю тебя, Стеф!
«Быстро! Беги! Убирайся отсюда, с балкона, из этой квартиры!»
Нет! Сначала она должна выяснить, откуда взялся этот голос! «Я хочу это увидеть своими глазами!» — подумала она и неуверенно двинулась к пальме.
Магнитофон! Голос Уальдо был записан на пленку! Не обращая внимания на бритвенно-острые зазубренные края пальмовых листьев, она протянула руку и нашла клавишу «стоп».
В тот же миг наступила тишина. Сейчас до нее доносились только звуки далекой нормальной жизни: слабое шуршание покрышек по мостовой, крики и смех детей, перебрасывающих волейбольный мяч на пляже, шум прибоя. Но страх не проходил. Она слышала его в бешеном стуке сердца.
А потом ее пронзило ужасное ощущение: «За мной кто-то наблюдает!» Слух ее обострился, отсеивая, подобно фильтру, фоновый шум: гудки машин, голоса и смех людей. «Я здесь не одна, не одна… Я, бедный Уальдо и… кто еще? Что еще?»
Ее глаза шарили по густой листве, по заросшим бугенвиллеей окнам по обеим сторонам балкона…
«Я что-то забыла… Что-то важное, чего нельзя было забывать…»
Она резко обернулась на каблуках, затаив дыхание. Ничего. Это ветер.
А затем вдруг она вспомнила! Вспомнила насмешливый голос полковника Валерио — и душа ее затрепетала. Лоб покрылся испариной, по спине потекли ручейки пота.
«В любом случае тебе не жить. Они уже наняли убийцу, чтобы убрать тебя… того, кто взорвал квартиру твоего деда…»
Эти слова молнией пронеслись в ее памяти. Фам, Винетт Джонс, Аарон Кляйнфелдер и…
Астрид Безерра!
Озарение обожгло ее, как огнем. Как же глупо было считать, что Астрид погибла от рук каких-то случайных грабителей!
Она чувствовала себя на балконе так, как будто ее заперли в клетку, ощущение замкнутого пространства давило на нее.
Убирайся отсюда!
Она заставила себя собраться с мыслями. Нет, она не должна убегать. Она должна позвонить! Да! Она должна позвонить в полицию.
Скользя по терракотовому кафелю, она пробежала через зеленые заросли, запуталась в бьющихся, как привидения, занавесках, сдвинула их в сторону…
Вот! Телефон! Она схватила трубку. Гудка не было.
Она в отчаянии побарабанила по рычагу. Молчание.
Звук дверного звонка пронзил ее как электрическим разрядом. Боже! Застонав, она выпустила из рук трубку и в панике оглянулась. «Он здесь! Убийца здесь! Он пришел, чтобы убить меня!»
— Эй!
Стефани обернулась. Барби, ее единственная подруга! Она спускалась по винтовой лестнице. Стефани облегченно вздохнула.
— Ох, Барби! — всхлипнула она. — Слава Богу! Как же я рада тебя видеть!
— В чем дело? Что случилось? — Барби провела рукой по щеке Стефани. — Ты побледнела как мел! И вся дрожишь!