Ознакомительная версия.
Когда он прибыл, чтобы увидеться с Мартой Альварес, Лэнгдон отметился в офисе службы безопасности, где его имя было в списке встреч. Его направили в Зал Пятисот, который по-прежнему был переполнен туристами. Лэнгдон прибыл точно в срок, ожидая Марту, которая должна была встретиться с ним здесь, на входе, но ее нигде не было видно.
Он махнул рукой проходящему экскурсоводу.
— Scusi? — заговорил Лэнгдон. — Dove passo trovare Marta Alvarez?[110]
Экскурсовод расплылся в широкой улыбке.
— Signora Alvarez?! She no here! She have baby! Catalina! Molto bella![111]
Лэнгдон был рад услышать хорошие новости о Марте.
— Ahh … che bello, — ответил он. — Stupendo![112]
Когда экскурсовод поспешно удалился, Лэнгдон задумался о том, что делать с пакетом, который он нес.
Быстро решившись, он пересек переполненный Зал Пятисот, минуя фреску Вазари и направился вверх в музей Палаццо, оставаясь вне поля зрения охраны.
Наконец он добрался до узкого коридора музея. В проходе было темно и он был перекрыт стойками заграждения и знаком: «CHIUSO/ЗАКРЫТО».
Лэнгдон осторожно осмотрелся вокруг и затем скользнул под знак в темное пространство. Он сунул руку в сумку и осторожно извлек тонкий пакет, снимая пузырчатую упаковку.
Когда пластик слетел, маска смерти Данте снова смотрела на него. Хрупкий гипс все еще находился в своем оригинальном пакете Зиплок, полученном, как и просил Лэнгдон, из камеры хранения вокзала Венеции. Маска оказалась неиспорченной, кроме одной детали — на обратной стороне, в форме элегантной спирали, добавлена поэма.
Лэнгдон взглянул на старинную витрину. Маска смерти Данте была выставлена лицом вперед… никто и не заметит.
Он осторожно извлек маску из пакета со специальной застежкой. Затем очень бережно водрузил её обратно на колышек внутри витрины. Маска опустилась на место, прижимаясь к своей знакомой красной бархатной оправе.
Лэнгдон закрыл витрину и постоял немного, глядя на бледное лицо Данте, призрачное в затемненной комнате. Наконец дома.
Прежде, чем выйти из зала, Лэнгдон осторожно поправил стойки заграждения и табличку на двери. Проходя по галерее, он остановился, чтобы поговорить с молодой девушкой-экскурсоводом.
— Signorina?[113] — сказал Лэнгдон. — Лампы над посмертной маской Данте должны быть включены. Очень трудно разглядеть в темноте.
— Мне очень жаль, — сказала молодая женщина, — но эта экспозиция закрыта. Здесь больше нет посмертной маски Данте.
— Это странно, — притворно удивился Лэнгдон. — Я только что любовался ею.
На лице женщины отразилась замешательство.
Она бросилась в сторону коридора, а Лэнгдон тем временем тихо выскользнул из музея.
В Тридцати четырех тысячах футах над мрачным простором Бискайского залива ночной рейс Алиталия — Бостон держал курс на запад, через залитую лунным светом ночь.
На борту Роберт Лэнгдон сидел поглощенный чтением «Божественной Комедии». Ритмичный слог стиха и гул реактивных двигателей, привел его почти в гипнотическое состояние. Слова Данте, казалось, слетали со страниц, отзываясь в его сердце, словно они были написаны именно для этого момента.
Поэма Данте, вспомнил сейчас Лэнгдон, была не столько о страданиях ада, сколько о силе человеческой души выносить любые страдания, какими бы тяжкими они ни были.
За окном взошла полная луна, ослепительная и яркая, затмевая все остальные небесные тела. Лэнгдон пристально вглядывался в пространство, погруженный в мысли о том, что произошло за последние несколько дней.
Самые жаркие уголки в аду оставлены для тех, кто во времена величайших нравственных переломов сохранял нейтралитет. Сейчас для Лэнгдона смысл этих слов был яснее, чем когда-либо: равнодушие — самый страшный грех.
Лэнгдон знал, что он сам, подобно миллионам, виноват в этом. Когда это стало реальностью всего мира, отрицание стало глобальной пандемией. Лэнгдон пообещал себе, что никогда не забудет этого.
Пока самолет стремительно несся на запад, Лэнгдон думал о двух мужественных женщинах, оставшихся в Женеве, чтобы встретить будущее лицом к лицу и проложить путь через испытания изменившегося мира.
За окном, на горизонте появилась гряда облаков, медленно проползая через все небо и под конец проскальзывая мимо луны и задерживая ее лучи.
Роберт Лэнгдон опустил сидение, чувствуя, что пора спать.
Выключив лампу над головой, он в последний раз взглянул на небеса. Снаружи, в недавно спустившейся темноте, мир стал другим. Небо превратилось в искрящуюся ткань из звезд.
Дэн Браун — автор «Кода да Винчи», одного из наиболее читаемых романов всех времен, а также международных бестселлеров «Утраченный символ», «Ангелы и демоны», «Точка обмана» и «Цифровая крепость». Проживает с женой в Новой Англии.
«взволнован» (итал.)
«Стой!»(итал.)
Маски (итал.)
Здравствуй, это я! (итал.)
Телефонная справочная служба? (итал.)
Дайте мне, пожалуйста, телефон американского консульства во Флоренции. (итал.)
Большое спасибо (итал.)
Американское консульство (итал.)
дежурный слушает (итал.)
Вы говорите по-английски? (итал.)
Ад Данте (итал.)
Истина открывается только перед глазами смерти (итал.).
Побойтесь Бога! (итал.)
Что это за беспорядок? (итал.)
Синьора! Зайдите в дом! (итал.)
Вы разбудили моего мужа, который болен! (итал.)
Дамы и Господа (нем.)
Что случилось? (итал.)
А кто его знает! (итал.)
Полиция (итал.)
Простите! Извините! (итал.)
Как мне найти Государственный институт искусств? (итал.)
Не говорим по-итальянски (итал.)
Конечно (итал._
«Ищи и найди» (итал.)
По-английски: Ve … sorry. Ve … sorry.
Не подскажете нам, где находится галерея костюмов? (итал.)
Закрыто! Вы не можете войти! (итал.)
Закрыто! (итал.)
Что происходит? (итао.)
Нет, синьор. Никто. (итал).
Никто не должен входить или выходить. (итал.)
Нет, синьор. (итал.)
В чужие дела вмешиваются только психи. (итал.)
Да? (итал.)
Нам нужно пройти. (итал.)
Где ключ? (итал.)
Нельзя! (итал.)
Это невозможно! (итал.)
Господа?! (итал.)
Туалет (итал.)
Папы Ужасного (итал.)
Ищи и найдешь (итал.)
англ.: Very sorry
Синьор, этот зал закрыт! (итал.)
Высказывание президента Дж. Кеннеди, приписанное им Данте. Ближайшая по смыслу цитата из Данте — строки 34–41 из Песни третьей «Ада»:
«…То горестный удел
Тех жалких душ, что прожили, не зная
Ни славы, ни позора смертных дел.
И с ними ангелов дурная стая,
Что, не восстав, была и не верна
Всевышнему, средину соблюдая.
Их свергло небо, не терпя пятна;
И пропасть Ада их не принимает…» (прим. верстальщика).
Это я, Марта! С добрым утром! (итал.)
Ознакомительная версия.
