В этот раз они очень быстро договорились о встрече, вскоре Доулинг уже сидел перед Мондом в одном из тех старинных глубоких кресел, что стояли между окнами в его гостиной. Их разделял невысокий столик, на котором стоял поднос с кофейником, рядом — чашки, сахарница, сливки, лимон, ликеры. Ни дочери Мари, ни дворецкого Джорджа в доме сегодня не было. Лоуренс Монд сервировал столик сам.
— Извини, Сэмьюэл, вот теперь я к твоим услугам, — начал он наконец, разливая кофе и поглядывая на гостя, который заметно нервничал.
— Понимаешь, старина… — Сэм замялся, словно не зная с чего начать. — Дурацкая ситуация. То есть нет. Ситуация, может быть, даже совсем банальная… — Он опять осекся и как-то беспомощно посмотрел на Монда.
Лоуренс вгляделся в него внимательней. Чтобы Доулинг попал в дурацкое положение, — он такого не мог себе представить. На его взгляд, это могло произойти лишь в двух случаях: либо обокрали банк «Филип Хилл», где у Доулинга находились все сбережения, либо его шустрая служанка Эмма опять беременна.
— Давай-ка сначала выпьем по чашке кофе. Ты же знаешь, я люблю хороший кофе. — Лоуренс Монд старался прийти на помощь, как-то хоть приободрить Сэма.
— Лоу, ты веришь, что я тебя люблю, можно даже сказать, боготворю? — заявил вдруг Доулинг, машинально хватая чашку и даже слегка расплескивая ее. — Для меня ты в нашем деле не просто авторитет, для которого… на который…
Этакого в их отношениях еще не было. Лоуренс поставил свой кофе на столик, откинулся в кресле, положив руки на подлокотники, и молча, серьезно стал смотреть в лицо бывшего коллеги.
— Ну что ты на меня так смотришь? — не выдержал Сэм.
— Рычард, дорогой, я не люблю истерик. Мне больно на тебя смотреть. Объясни, что случилось?
Сэм покраснел, что тоже само по себе было необычно, завертел огромной своей головой с остатками рыжих перьев, взгляд его обратился к потолку, потом к окнам.
— Черт бы их побрал, Лоу. Но я приехал к тебе с просьбой, потому что мне больше не к кому приехать, потому что ты единственный, кому я верю, как себе. А здесь такой случай, когда только себе можно верить. Дрянь случай. — Он вскочил и забегал по кабинету. — Представляешь, мне звонят в пять утра из Штатов, чтобы сообщить, что у них там ни черта не клеится! В высшем свете, в этом самом их высшем обществе… Да если бы хоть в об-ще-стве…
Последнее слово он с такой очевидной ненавистью разложил по слогам, что Монд невольно улыбнулся.
— Тебе смешно! — почти вскричал Сэм. — А мне, старина, представь, нет. Там, понимаешь ли, не просто общество, а целый банкирский клан. Финансировавший в прошлом частично программу СОИ, а теперь запускающий в небо свои рогатульки аж с мыса Кеннеди… В общем, околокосмические сферы вместе с их треклятым безвоздушным пространством и прочей мерзостью. И вот в этих сферах какая-то сволочь совершает двойное убийство. Одним махом в постели приканчивают любовников. Вместо того чтобы сразу заняться делом, эти пинкертоны всю округу забивают сверхсекретной агентурой и — тсс!.. Секрет! — Доулинг приложил к губам палец. — Околокосмические тайны, ты чувствуешь?.. Нью-йоркская, токийская, парижская и какие там еще биржи готовятся взлететь на воздух. Козерог наступил на хвост Скорпиону. Созвездие Рака вцепилось в Деву. Бык поднял на рога Водолея. Звезды сошлись так, Лоу, что, если ты в это дело не вмешаешься, Атлантический океан завтра выйдет из берегов, а Джомолунгма провалится в тартарары и я вместе с ней. Вот так, мистер Лоу.
Он замолчал, сел в кресло и одним глотком выпил остывший кофе.
— Лоу, если ты пошлешь меня к черту, я не обижусь, — продолжал он. — Это даст мне право послать к черту весь свет, как бы я ни дорожил своей карьерой. Я тогда устроюсь к тебе швейцаром и наконец-то буду иметь удовольствие видеться с тобой каждый день.
Он замолчал. Длительная тирада вернула его в нормальное состояние. Перед Мондом сидел прежний Доулинг, не умеющий отступать. Молчал и Лоуренс. Он понял, о чем идет речь. Надо провести очень быстрое и эффективное расследование; завершить его прежде, чем какая-нибудь информация просочится в печать, а потом подать ее в нужном освещении. Размышляя об этом, Лоуренс прислушивался к себе, с удивлением замечая признаки того нервного возбуждения, которое предшествует большой охоте.
— Кто-нибудь из наших общих знакомых там, за океаном, ведет это дело? — спросил вдруг Монд.
Можно было подумать, что спросил он нечто такое, от чего должен был рухнуть потолок. Сэм Доулинг побледнел, взгляд его опять метнулся вверх, потом в сторону. Он понял, что Монд соглашается с его предложением!
— Лоу, будь я проклят, — хрипло проговорил он. — Я обратился к тебе только по долгу службы. Я буду не я, если не понял, что ты соглашаешься?
— Ты не ответил на мой вопрос, — мягко заметил Лоуренс.
— Не ответил, — словно про себя проговорил Сэм Доулинг. — Что же тебе ответить?.. Мне позвонил — заметь, в пять утра! — сам руководитель бостонского отделения ФБР Чарлз Маккью. Ты о нем мог слышать от меня. Как я понял, предварительное следствие откровенно ему навязано. Эти самые «высшие сферы», гори они огнем, наняли какого-то безымянного умельца, вроде даже из иммигрантов. Уже тут я вижу некий прямой расчет: иммигранту ведь легче диктовать условия. Сделает все быстро и как надо — дадут чек и отправят в лучший отель Европы; докопается до сути — двинут разок по черепу и отправят в лучший мир. Если ты ввяжешься в это дело… — Он замолчал.
— Ты же сам предлагаешь мне в него ввязаться.
— По необходимости, Лоу. Я растрезвонил, как мог, — Сэм поднес к уху руку с воображаемой телефонной трубкой, — я рассказал господину Чарлзу, какой ты есть и что нет тебе равных, лишь для того, чтобы отказ твой, а стало быть и мой, выглядел правдоподобно.
— А я, пожалуй, не стану отказываться от столь лестного предложения, — улыбнулся Монд. — Не содрать ли нам с этих «высших сфер» гонорар по высшей ставке, сэр Доулинг?
— Так. — Доулинг поднялся, но теперь он ходил по кабинету не так нервно. — Понимаю… Лишние деньги нужны, как воздух…
Лоуренс не перебивал его, давая возможность отработать эту самую простую версию, объясняющую его согласие.
— Когда я сказал Маккью, этому своему знакомцу из ФБР, что так любит поднимать порядочных людей в пять утра с постели… когда я твердо ему сказал, кто ты есть и сколько будет стоить твоя работа, он мне тут же заявил, каналья, что какую бы сумму ты ни назначил, она автоматически будет увеличена в пять раз…
— Ну вот видишь! — засмеялся Лоуренс.
— Вижу, что ты спятил, старина, — сказал Сэм Доулинг.
— А может быть, чтобы взяться за такое дело, и надо спятить? — ответил Монд.
Перелет был слишком долгим, чтобы спать все время. То проваливаясь в дрему, то просыпаясь, Монд постепенно вспоминал то один, то другой эпизод той поры, когда они с Доулингом, можно сказать, почти мальчишками, начинали постигать премудрости нелегкой полицейской службы. И воспоминания эти все настойчивей возвращали Монда к мысли о том, что наконец-то пришла пора от научного затворничества возвращаться к активной следственной работе. Мысль эта пришла не сразу, не вдруг — сама жизнь подводила к ней Монда исподволь, и особенно по мере того, как рядом подрастала, постепенно проявляя свои способности, его дочь Мари. Чувствовал ли этот новый расклад в душе Монда проницательный старый Доулинг, когда неожиданно явился к нему с этим странным, казалось бы, предложением пуститься в столь дальний путь? Обычно начальник территориального полицейского управления обращался за содействием к другу лишь в наиболее трудных случаях, требующих ювелирного криминалистического анализа, а тут вдруг предложил ввязаться в дело, мало того что ординарное, так еще и с неким светским душком.
Очевидно, вот здесь-то Доулинг и хитрил, явно думая не столько о самом Лоуренсе Монде, сколько о его дочери Мари Монд. Сам он не просто любил Мари, выросшую на его глазах без рано умершей матери, но, как-то назвав ее в шутку племянницей, постепенно настолько уверовал в этот согревающий душу факт родства, что считал своим долгом не только опекать, но и поддерживать там, где только он мог оказать ей помощь.
Независимо друг от друга Лоуренс и Сэм приглядывались к ней особенно внимательно с того момента, когда она заявила, что идет учиться на юридический факультет. И если Монд отнесся к ее намерению скорее как к причуде, Доулинг сразу стал смотреть на нее как на будущего профессионала, побуждая участвовать в делах отца сначала в качестве секретаря, а чем дальше, тем больше в качестве первого помощника.
Сэмьюэл Доулинг никогда не скрывал, что отход Лоуренса от следственной работы его огорчает. И вот теперь, когда Мари исполнилось двадцать четыре года, он вынашивал идею побудить отца и дочь открыть свое собственное дело, но не примитивное сыскное агентство, а нечто принципиально новое, где бы научный потенциал Монда, подкрепленный финансовой и кадровой поддержкой полицейского управления, где Доулинг был хозяином, заработал с полной отдачей.