Я оказался ближе всех к машине. Маленький человек уже сидел внутри. Он бросил винтовку, но у него остался пистолет, похоже, девятимиллиметровый, который он пытался вытащить из твердой кожаной кобуры. Я подсел к нему прежде, чем он заметил меня, и дуло моей винтовки уставилось ему в затылок над правым ухом. «Не двигайся!» — закричал я, мои губы почти касались его уха.
«Отключить приборы ночного видения!» — раздался приказ капитана, и я снял очки. Я светил фонарем в лицо пленнику. Оно было грязным от пороховой гари и пыли, но мне удалось хорошо его рассмотреть. Очень хорошо. Перед нами сидел человек с грубой кожей, как кожура ананаса. «Отставить», — велел капитан. Я коснулся рукой лица пленника, он пытался сбежать и вцепился в дверь. Потом в окне «чероки» появилось небольшое пулевое отверстие, и кусочки костей и мозга разлетелись по салону.
Не время прохлаждаться. Мы снова надели приборы ночного видения и погрузились в наш призрачный туннель, направляясь к дверям в конце парковки. Они были толстыми, как телефонная книга, и сделаны из пуленепробиваемого стекла. Два небольших взрыва устранили их с нашей дороги. Но через три фута мы наткнулись на новые двери, такие же прочные. Двойные двери, как в банке, но мы уже ничему не удивлялись. На этот раз мне предстояло выполнять работу одному. Помещение оказалось таким маленьким, что здесь не могло уместиться больше одного человека, поэтому прикрывать меня было некому. Я держал похожее на кусок теста взрывное устройство и детонатор.
Мне нравилась бомба С-4, такая простая и непредсказуемая. На нее не действуют ни вода, ни пот, а в случае взрыва остается гораздо меньше дыма, чем после динамита или ТНТ. Но я все равно задержал дыхание, стоя в этом закутке, наполненном крупными, как гравий, осколками стекла. Сосредоточился, насколько это было возможно, когда на тебе прибор ночного видения. Неожиданно дверь задрожала, и послышался грохот. Тонкая хрустальная паутина возникла на стекле против моего лица. Кто-то стрелял из пистолета, но пули не смогли пробить дверь.
Я отошел назад за угол и взорвал бомбу. Вторая дверь разлетелась на куски, и наш отряд проник в комнату, но там никого не было.
— Дерьмо, — услышал я свой шепот. — Дерьмо, дерьмо, дерьмо.
Меня никто не слышал, так же как я не слышал остальных, даже если они и говорили что-то. Здание задрожало, как во время землетрясения, только источник колебаний находился наверху.
Место, куда мы вошли, напоминало приемную дантиста. Я увидел столик для кофе и маленький диванчик, разбитый и изрешеченный пулями. Почти все картины попадали со стен, но некоторые еще висели на местах, похожие на полотна в «Уол-март». На всех были изображены дети, какие-то девочки и мальчики с большими глазами, полными слез.
Справа от нас находилась еще одна дверь, но уже не стеклянная. Около нее лежал опрокинутый шкафчик, его содержимое рассыпалось по пушистому ковру. Повсюду валялись игрушечные жабы разных форм и размеров. Они, как гремлины, таращили на нас свои маленькие, злые глазки. Я отшвырнул ящик в сторону и взорвал дверь. Дженкинс вошел в комнату и сразу же пригнулся. Пуля просвистела у него над головой. Он снова пригнулся. Затем слегка выпрямился и кивнул мне. К стене прислонилась женщина с вытянутыми вперед руками, она смотрела в темноту, не зная, кто оттуда появится. Больше в помещении никого не было.
— Не надо! — кричала она. — Не надо! Не стреляйте!
Ее лицо было испуганным, и мерцающий зеленый свет искажал ее так, что она становилась похожей на сказочную ведьму. На мгновение я подумал, что на голове у нее шлем, но потом понял, что это платок, повязанный поверх бигуди.
Дженкинс схватил ее и прижал к стене. Она не видела, кто ее держит, и кричала, пытаясь вырваться. А он просто выполнял свою работу, сковывая ее руки пластиковыми наручниками.
— Твой шеф! — орал Дженкинс. — Где твой шеф?
Она сказала, что ее начальник сбежал, и она не знает, где он.
— Его здесь нет! Я не знаю! Не знаю!
— Уходим! — скомандовал капитан. — Пошли! Живее!
Страшный взрыв прогремел этажом выше. Для нас это не предвещало ничего хорошего. Повсюду осыпалась штукатурка. Дженкинс потащил женщину в темноту, толкая ее впереди. По его сигналу я стал отступать и установил на выходе мину, закрепив на детонаторе проволоку. Если кто-нибудь попытается войти или выйти отсюда, полная большеглазых детей комната станет его последним пристанищем.
Около выхода из подземного гаража капитан остановил нас и выстроил вдоль стены. Странные огоньки вспыхивали в темноте. Несколько человек шли сквозь мрак, освещая дорогу зажигалками. Двое из них — без рубашек, на остальных — только нижнее белье. Мы проследили за ними, держа их на мушке, но позволили им пройти в глубь здания. Затем стали медленно подниматься вверх, навстречу свету. Выключили приборы ночного видения и перезарядили ружья.
Я слышал, что женщина в бигуди кричала, но не разбирал ничего, кроме шума битвы. Около выхода горели три машины, а чуть поодаль панамцы установили пулемет, около которого никого не было. Мальчик, совсем еще ребенок, сидел у стены, рядом с входом, обняв руками колени, с опушенной головой. Неожиданно он поднял ее и снова опустил, видимо, решая, что ему делать дальше. Мы по-прежнему оставались в тени, и он пока нас не видел. Но обязательно заметил бы, если бы мы продвинулись немного вперед. Я подумал, что он в любой момент может погибнуть. Мы остановились.
Капитан разговаривал по рации. Кивком головы он приказал Дженкинсу приглядывать за женщиной. Она перестала кричать и сопротивляться, видимо, находясь в состоянии шока. Она закинула голову назад, пытаясь обратить наше внимание на ее руки, которые начали распухать. Дженкинс достал нож, она замерла. Но он лишь разрезал пластиковые наручники. Затем надел новые. Я заметил, что он смотрит на ее пальцы. Дженкинс улыбнулся и показал мне ее ногти, отполированные и украшенные узором в виде красной паутины.
Позади нас прогремел яростный взрыв. Сработала моя мина.
Капитан приказал занять позицию. Мы приготовились ждать. Я никогда не любил ожидания, когда начинаешь дрожать от нервного напряжения. Но никто больше не появился.
Мы расположились в той части гаража, откуда был виден лишь кусочек неба около выхода, сиявший оранжевым светом. Лучи прожектора пробивались сквозь дым. Заградительный огонь с вертолетов и танков, которые пригнали из зоны Панамского канала, стал утихать. Раздавались лишь одиночные выстрелы, а иногда можно было услышать ответный залп из танка «Абрамс».
Делать было особенно нечего, главное — оставаться начеку. Я наблюдал за ребенком, сидящим около выхода из гаража. Мне казалось, что он хочет жить. Все, что ему нужно было сделать, это сдаться. Затем случилось нечто странное — он стал похлопывать себя по лицу. Я не мог понять зачем. Неожиданно он встал.
Стоп, подумал я. Стой. Нужно подождать еще немного, и ситуация прояснится. Все это время он собирался с духом. Мальчик помедлил, затем подполз к пулемету и улегся за ним, но, прежде чем он успел нажать на курок, я выпустил в него сзади три пули. Женщина в бигуди, стоявшая все это время с закрытыми глазами, вдруг их открыла, увидела ребенка, который извивался и корчился в агонии, как червяк на крючке, задыхаясь и хрипя, и снова начала кричать.
На этот раз мы ее услышали. Тогда Дженкинс сложил свои пальцы, изобразив дуло пистолета, и направил их на нее. Она замолчала.
Через пару часов после восхода солнца войска Вооруженных сил США подошли к штабу панамских вооруженных сил и обнаружили там нас.
* * *
Телефон разрывался в доме Джози, но никто не брал трубку. Я позвонил ее родителям. Там было занято.
Другие солдаты ждали, когда я освобожу телефон. Я принял душ и пошел завтракать.
Странная была эта война. Операция «Правое дело». Больше похожа на учения, только с настоящими убийствами. Мы выполнили свое задание в чужой стране рано утром, а затем вернулись на базу. Здесь все напоминало Америку. Точно так же подстриженные газоны. Позади домов — площадки для барбекю. Можно купить розовый лимонад в пластиковых бутылках. Только растения другие: более высокие и густые. И еще здесь водились стервятники, которые постоянно кружили над головой. Сначала я принял их за чаек, только очень больших и черных. Они собирались большими стаями над Анкон-Хилл. В первый день я подумал, что они прилетели сюда из-за войны. Теперь, пока я шел по улице, эта мысль снова пришла мне в голову.
Кофе не успокоил меня. Я снова попытался дозвониться Джози. И ее родителям, но никого не застал. Я знал, что она переживала, и думал немного успокоить ее. Операция в Рио-Хато провалилась, восемьсот пятьдесят рейнджеров попали под обстрел. Позже я слышал историю, как два новых, сверхсекретных бомбардировщика «Стилт», которые должны были расчищать путь для наших войск, бросили бомбы в открытом поле, вместо того чтобы разбомбить две главные панамские казармы. Когда рейнджеры готовились к десанту, в воздухе носилось так много свинца, что один из них получил пулю в лоб, даже не успев выпрыгнуть из вертолета. Отдали команду прыгать с небольшой высоты, так что парашюты едва успевали раскрыться, прежде чем рейнджеры падали на землю. Их всех схватили на земле. Четверых убили. Я не знал, слышала ли Джози обо всем этом в своем Хайнсвилле, но мне хотелось сообщить ей, что со мной все порядке.
