Сергей Журавлев - Ниже – только вверх. Книга 5. Аннигиляция

…сидя у костра и поедая жареную свинину с бананами, участники вылазки делились своими мыслями и собранной информацией с теми, кто оставался в лагере.

– Нет, не такое, – спокойно ответил Феликс. – Критиковать легко. Критиковать привыкли. А надо думать. Много думать, а потом делать. А эмоции… Эмоции в сторону! Человек сам перед собой глобальные цели ставить не может, – разошелся Саенко, сев на своего конька. – Хотя может, но далеко к ним не продвинется. У человека семь пятниц на неделе: сегодня одно, завтра другое… А надо так: определились с маршрутом, выбрали пилота, пристегнули ремни, – на взлетную полосу и вверх. Все в одном самолете, с одной скоростью и на одной высоте.

– А куда лететь, пилот решит, – снова усмехнулся Илья. – Вот тебе и равенство.

– Равенство, Илья, если имя этому пилоту – Закон.

Пока Каров собирался с мыслями, Анна с чувством произнесла:

– В одном самолете – да, но в жизни ведь не так. Как быть с сильными, амбициозными, не желающими жить по общим правилам? Один закон для всех, а они с этим не смирятся.

– Смирим, – улыбнувшись, сказал Феликс, и в лице его было столько мягкости, что Анна подумала, а не собирается ли он уговаривать соплеменников жить честно. Но из следующих его слов поняла, что беспокоилась напрасно.

– Пусть я сам побывал в застенках, но считаю, что именно неизбежное наказание за совершенное преступление есть равенство. И знать основные законы общества должны все со школьной скамьи. Тогда закон будет для нас защитой, а для преступников преградой. Наказание за преступление должно быть обязательным, но это не значит, что людьми должен править страх. Зная смертельную силу электрического тока, мы не перестаем пользоваться электроприборами.

Сытый и довольный, Ставрос, вырезавший стрелы для лука, заинтересовавшись разговором, подошел к беседующим и присел на пенек возле Ильи. Марта пододвинулась к Анне. Глеб, еще минуту назад желавший побриться, эту затею оставил и, привалившись могучей спиной к стволу дерева, скрестил руки на груди и приготовился слушать.

– Так вот, – продолжал Феликс, – если за нарушение не накладывать никаких санкций и не контролировать их исполнение, равенства не будет. Тюрьмы не для того, чтобы запугивать, а для того, чтоб изолировать преступника от общества.

Касательно эгоистов, карьеристов и амбициозных людей. Именно они управляют обществом. Но случаются ситуации, когда амбиции лидера не вписываются в узкие рамки закона, и тогда он пытается подстроить их под себя. Постепенно привлечет на свою сторону тех, кто контролирует закон, и таким образом разрушит взаимосвязь «преступление – наказание». А затем одним росчерком пера он изменит закон. Для него тюрьма – средство запугивания всех и вся. Понимая свою безнаказанность, тиран закрутит гайки до предела. И вот тогда начнется. Примеров предостаточно: Пиночет, Ким Ир Сен, полковник Каддафи… Да чего уж там, вон у наших ближайших соседей по СНГ власть узурпируется, «приватизируется» навсегда, с правом передачи по наследству.

Феликс хлебнул воды из фляги и хотел, было, продолжить, но, увидев приподнятую руку Ставроса, запнулся.

– Я хочу озвучить свою точку зрения, – начал грек.

Саенко, хоть и не закончил мысль, но деликатность взяла верх, и он кивнул, давая высказаться другу.

– Равенство – означает отсутствие разделения на сословия, верно? – начал Ставрос. – Но они были, есть и будут. Меняются исторические условия и появляются новые социальные слои, а значит, и новое неравенство. Свобода и равенство находятся в состоянии противоречия и даже конфликта: равенство предполагает определенные границы для свободы. Свобода же, в свою очередь, разрушает равенство.

– Это всем известно и никак не противоречит тому, что говорю я, – согласился Феликс, подошел к греку и сел рядом. – Равенство не является естественным состоянием общества, тогда как неравенство естественно. Оно возникает само собой в любом социуме, без каких-либо усилий со стороны людей. Уничтожить неравенство можно только сообща. Вопрос, с чего начать? Нет. Главное, кто начнет! Нам и нашим соотечественникам вскоре предстоит выбирать того, кто этим займется.

– Действующая власть не стремится к равенству в обществе, – бросил реплику Илья.

– Что-то хочешь сказать? – обратился к нему Феликс.

– Хочу. Дело в том, что начальники и подчиненные будут всегда. Тогда о каком таком равенстве мы говорим? Нет равенства между теми, кто приказывает, и теми, кто исполняет. По сути своей власть является привилегией.

– Я говорю о равенстве перед законом, – уточнил Феликс.

– Идея общества, где все были бы равны, нашла свое отражение в христианстве, – заметил Ставрос, но Феликс не дал ему развить тему.

– Секундочку! О каком равенстве может идти речь, когда одни называют себя пасторами, а остальных – паствой? Разве это равенство? И слеп тот, кто этого не видит!

– Позволь мне закончить, – попросил Ставрос. – И все же именно христианство пыталось внести изменения в отношения между рабом и господином. В то время как Апостол Павел советовал рабам «повиноваться своим господам со страхом и трепетом, как Христу», Апостол Петр призывал господ: «Не повелевай с жестокостью твоему рабу, который так же, как и ты, надеется на Спасителя». Современное христианство вообще отвергает слепое повиновение кому-либо, кроме как Всевышнему, тем самым уравнивая людей перед ним.

– А я и не знал, что ваша религия людей на касты не разделяет! – удивился Путу, вступая в разговор. – Наша религия, буддизм, утверждает, что общество разделено изначально. Мир идеален. Зачем страдать, живя в нищете, если можно этому радоваться, так как наградой вам будет нирвана.

Путу понял, что сказал что-то не то и, пожав плечами, все же добавил:

– Вы поймите: и древнему рабу и современному человеку буддизм обещает возрождение. И в этой новой жизни можно стать раджей, божеством… А можно достичь духовного совершенства, освобождения от кармических пут материального мира и достичь слияния своего сознания с Сознанием, обитающим в высших пространственных мерностях.

– Понятно, по-простому – достичь нирваны, – остановил спорщиков Феликс. – Но мы зря углубились в религию. Она всегда подстроится под общество, а каким это общество будет, решать нам. Так к чему мы пришли? – спросил сам себя и, покопавшись в памяти, продолжил: – А к тому, что в обществе власть не может принадлежать одному человеку. Такая власть разрушительна, так как игнорирует интересы общества. О свободе личности можете забыть. Какая там свобода личности! Зачем такому лидеру наша свобода! Само слово «свобода» становится вне закона.

В нашем обществе нет равенства, потому что оно основано не на страхе перед законом, а на страхе перед теми, кто наделен властью и попирает этот самый закон.

– И каким ты видишь устройство общества, Феликс? – в один голос спросили Анна с Глебом.

Саенко понял, что слишком завелся, и, чтобы успокоиться, взял в руки гроздь бананов, оторвал самый большой плод и, снимая кожуру, начал объяснять.

– Я не провидец и не фантазер. Я пользуюсь опытом предшествующих поколений. Однако некое новаторство мне свойственно. Современное общество видится мне таким, где в основе лежат выборность снизу доверху и подчинение меньшинства большинству.

– Это мы проходили с семнадцатого по девяносто первый двадцатого столетия, – с ухмылкой произнес Илья.

– Нет! Все было иначе. Власть только декларировала эти принципы, а действовала с разворотом на 180 градусов, – снова излишне возбужденно заговорил Феликс. – Постараюсь объяснить. У каждой народности есть свое культурное наследие, свой менталитет. Это выражается, начиная с языка и заканчивая деталями костюма. И песни у людей разные, и танцы… На протяжении семидесяти лет красный режим делал все возможное для того, чтобы устранить различия между народами и получить нечто под названием «советский народ». ГУЛАГ, насильственное переселение отдельных автономий… И все ради того, чтобы во всем мире построить якобы общество равных – коммунизм.

Навязывание чужой культуры я считаю недопустимым, а искусственную ассимиляцию – преступной. Сегодня многонациональные группы людей объединены по территориальному признаку: поселок, город, областной центр, мегаполис… Так сложилось… Так вот, задача каждой группы выбрать себе управленца. Не руководителя, наместника Бога на земле, а управленца, исполняющего волю своих избирателей. А теперь вдумайтесь в то, что я вам скажу, потому как услышанное разрушит сложившиеся стереотипы.