– Привет, – говорю я. – Это Джун. Де… Позвони мне.
А потом мне в голову приходит одна мысль, и я снова ему звоню и слушаю голосовую почту. Закрываю глаза и пытаюсь сосредоточиться на его голосе.
Представляю себе, как он злится.
Завершаю разговор, потом опять слушаю сообщение Делии, перематываю первую часть: сейчас не могу слышать, как она со мной говорит. Просила меня о такой малости, а я отказала ей даже в этом. Останавливаю на сорок второй секунде. Крики. Но так и не могу понять, кто был тогда с ней рядом.
Ну и что дальше?
Спускаюсь вниз. Когда вхожу в кухню, мать косится в мою сторону. Пахнет убежавшим кофе, и она соскребает остатки яичницы в мойку. Она всегда так делает, как будто не помнит, что у нас есть мусорное ведро, а измельчителя отходов в мойке нет. Ведь яичница – это не жидкость. Раньше я пыталась напоминать ей об этом. Теперь уже нет.
Мама работает ночной сиделкой в доме престарелых, значит, вернулась часа два назад. Она не спала. И, похоже, хочет со мной о чем-то поговорить. Я вижу это по тому, как она двигается, и по выражению лица, когда поворачивает голову, чтобы взглянуть на меня. Я своего рода эксперт по расшифровке настроения моей матери, словно она радиосигнал, и я всегда ловлю частоту, даже если не хочу.
– Ты поздно встала, – говорит она. Но не осуждает, как иной раз случается. Иногда мать переживает, что мало бывает дома, и пытается компенсировать это, время от времени наезжая на меня, что, по ее мнению, и должны делать родители. Но сегодня утром не тот случай.
Пожимаю плечами.
На столе хлеб, вставляю два куска в тостер и достаю арахисовое масло. В вазе для фруктов есть яблоко, и я начинаю его грызть. Только сейчас понимаю, как сильно проголодалась.
– Та девочка, что ходила в твою школу и умерла… – подсказывает она мне.
Я стараюсь сохранять безучастное выражение лица.
– На работе одна медсестра рассказывала. Говорит, эта девочка из школы, где учится ее племянник. – Она тянется за кофейником. – Делия. Ты ведь ее знала. – Мать выливает остатки в свою кружку, добавляет слишком много сахара, размешивает, облизывает ложку. – Ты иногда ее сюда приводила. – Она прислоняется к мойке и подносит кружку к губам. Пытается заставить меня посмотреть на нее. Я раньше времени извлекаю тост. Густо намазываю арахисовым маслом.
А она все смотрит на меня, ждет ответа.
– Да, приводила, – говорю я и откусываю здоровенный кусок тоста, так что рот у меня теперь прочно склеен.
Она кивает, довольная собой, как будто то, что вспомнила имя единственной подруги дочери, может служить поводом для гордости. Потом хмурится и говорит:
– Жуть. Надо ж такому случиться.
Мама пристально на меня смотрит, и я на миг встречаю ее взгляд. Это слишком личное. Быстро отвожу глаза. Понимаю, она сейчас на самом деле старается. При других обстоятельствах мне стало бы грустно от мысли, что это все, на что она способна. Но сейчас у меня на это нет сил.
– Да, – соглашаюсь я. – Жуть.
Потом мы молчим. Мать мешает уже размешанный кофе, сильно задевая ложкой о край кружки.
Раздается рингтон – пришло сообщение, и я понимаю, что мы обе чувствуем облегчение. Наверное, это Райан или Джереми. Однако это сообщение от Кристы:
Тебя не было вчера в школе. У тебя все в порядке?
Странно, ведь мы с ней не настолько близкие подруги, чтобы проверять, что и как. То есть мы вообще не подруги. Не успеваю ответить, как приходит еще одно:
Может, встретимся?
Гляжу на маму. Она все еще смотрит на меня, потом переводит глаза на шкафчики. Думает, скажу ли я что-нибудь, сделай она то, о чем сейчас думает. Читаю эсэмэску еще раз и удивляюсь тому, что знаю, как ответить. Мне необходимо с кем-нибудь поговорить. А в данный момент выбор у меня не велик.
Когда я приезжаю на стоянку, Криста уже сидит на багажнике своей автомашины. На ней объемная пуховая куртка, но она без перчаток. Нос красный от холода.
Никогда не видела ее вне школы, разве что на новогодней вечеринке. Она замечает меня и машет рукой. Когда подхожу, Криста молча подвигается, чтобы и я села на багажник. Потом набирает воздуху и начинает тараторить с такой скоростью, будто продумала, что скажет, еще до моего появления.
– Я всегда вам завидовала. Хотя говорить об этом сейчас довольно странно. Нет, я на Рэйдера не в обиде. Он классный парень, но у нас с ним не то, что было у вас. Вы всегда были как будто… на одной волне друг с другом, типа связанные космически. Задолго до того, как стали парой.
– О чем это ты? – говорю я. Не сразу до меня доходит, что она имеет в виду. Хотя раньше многие тоже так думали. Криста считает, что мы с Делией любили друг друга.
Я качаю головой.
– Не было ничего такого. Мы с ней были подругами. – Я стараюсь не использовать слово «просто». Помню, Делия всегда говорила: «Подруги не бывают просто подругами, а вот просто ходить на свидания можно. Дружба превыше всего».
– Да ладно! – Криста явно не верит. – Вы всегда были вместе, ну и… типа в тесном контакте.
Я пожимаю плечами.
У нас с Делией на самом деле были нежные отношения. Но в них не было ничего сексуального, хотя многие, особенно парни, хотели видеть это именно в таком свете. Помню, на одной вечеринке Делия играла моими волосами – заплетала и расплетала, наматывала на пальцы. Какой-то парень таращился на нас и тяжело дышал, словно порно смотрит.
– Это здорово успокаивает нервы, как вязание, – сказала ему Делия. Тогда волосы у меня были длинные. Она взяла прядь и обернула вокруг шеи. – Смотри, я связала шарф…
– Извращенки! – хмыкнул парень. А Делия закатила глаза и больше не обращала на него внимания, хотя он до конца вечеринки клеился к ней. Она не пыталась произвести впечатление. Сделала это, чтобы рассмешить меня.
Я смотрю на Кристу и говорю:
– Нет, серьезно. Просто у нас были такие отношения.
Криста кивает. У нее такой вид, будто она внезапно о чем-то догадалась.
– Выходит, я зря для Баззи так старалась.
– Кто это? – спрашиваю я.
– Ты что, не помнишь Баззи? Девчонка с вечеринки, которая просила твой номер. Я хотела ее познакомить с тобой. Думаю, теперь можно об этом говорить, хотя я стараюсь не лезть в чужие дела. – Криста смущенно хихикает и трет нос. – А жаль. Баззи классная.
Потом мы сидим и молчим. Зря я сюда приехала, думаю я. Искала утешения, но его не найти. И для Делии его нет, а я его не заслуживаю. Слезаю с багажника.
– А ведь я от Баззи узнала о том, что на самом деле случилось, – тихо говорит Криста.
Я замираю на месте. Пульс ускоряется.
– Баззи знала Делию?
Криста качает головой.
– Нет, но бывшая подружка Баззи, которую, я надеялась, она с твоей помощью забудет, стала новой лучшей подругой Делии или что-то в этом роде. Баззи очень переживает за свою бывшую. Типа хочет быть с ней рядом, подставить плечо, чтобы она поплакала и все такое, хотя той вроде бы это ни к чему. Во всяком случае, так мне Рэйдер сказал. Я не знаю…
Криста все говорит и говорит. Вижу, что рот у нее не закрывается, но больше ее не слушаю. Два слова стучат у меня в мозгу. Лучшая подруга. Почему-то мне никогда не приходило в голову, что у Делии она есть. То есть не я, а кто-то другой. Особенно после того, что я видела у водохранилища.
– …суицид – это ужасная проблема, – продолжает трещать Криста. – Поэтому я тебе и написала. Ведь ты не пришла на занятия, а вчера вечером Баззи сказала, что случилось с Делией. У моего отца есть двоюродный брат, так вот он тоже так сделал, то есть покончил с собой. Отец потом долго переживал. Так что, если я могу тебе чем-то помочь, то…
А я думаю вот о чем: для Делии парни были развлечением, а говорила откровенно она только с лучшей подругой. Лучшая подруга была ее душой, хранительницей тайн, поистине всем на свете. Так что именно у нее можно все разузнать.
– Криста, – тихо говорю я. – Пожалуй, ты можешь мне помочь…
Даже заплаканная, Эшлинг очень красива.
Под красными пятнами гладкая, как фарфор, кожа, а глаза, опухшие от пролитых слез, ясные и голубые. И вот я беспомощно смотрю, как боль выходит из нее со слезами, соплями и судорожными всхлипами. У меня в животе завязывается узел, голова чуть не отлетает – со мной всегда так, когда захлестывают эмоции. Я сую Эшлинг один бумажный платок за другим, а Криста обнимает ее и поглаживает по плечу, причитая «бедняжка ты моя».
Наконец океан слез превращается в поток, а потом в ручеек. Эшлинг улыбается, не разжимая рта, красиво очерченные губы подрагивают. Она придвигается ко мне и сжимает мои ладони в своих.
– Я так рада, что Баззи дала твой номер. Хорошо, что можно поговорить с тем, кто ее тоже любил. – Она качает головой. – Нет, какого черта. Любит. Настоящее время.
Эшлинг промокает последние слезы. Где-то в глубине души возникает чувство облегчения – что с Делией до самого конца был кто-то рядом, лучшая подруга, которой не все равно. А еще, совсем глубоко, другое чувство – зависть, хоть и не хочу себе в таком признаваться. Понимаю, это отвратительно. Впрочем, сейчас мне не до того, я здесь с определенной целью: нужно выяснить, что знает Эшлинг. И потому необходимо сказать ей всю правду.
