Ник вернулся домой чуть позже обычного и застал Клафлина ждущим его на кухне. Из гостиной доносились голоса Джулии и ее лучшей подруги Эмили. Девочки играли в компьютерную игру под названием «Симсы», в которой создавали существ, жутковатых своим сходством с живыми людьми, и заставляли этих электронных человечков делать самые невероятные вещи. Вот и теперь Джулия с Эмили заливались смехом, следя за похождениями очередного плода их воображения.
– Много работы? – дружелюбно спросил Клафлин, но смотрел при этом на Ника раздраженным взглядом человека, которому пришлось потерять в ожидании двадцать минут драгоценного времени.
Ник извинился, пожал архитектору руку и… замер на месте, заметив на кухне радикальные изменения. Все тумбы были накрыты столешницами. Сделав несколько шагов к центру кухни, Ник насторожился. Что-то явно было не так.
– Вижу, вам поставили новую сигнализацию, – сказал Клафлин. – Быстро сработано.
Ник кивнул. Он и сам заметил новые приспособления на стенах, но сейчас его занимало другое.
– Лаура хотела совсем другую стойку, – заявил он.
Лаура желала, чтобы в центре кухни стоял стол в виде большой стойки, за которым, на высоких табуретках, могли бы собираться ее домочадцы, пока она готовит им обед. Теперь же перед Ником возвышалась не стойка, а скорее длинная и высокая тумба со стенками из черного гранита. Ставить к ней табуреты не имело смысла. Сидящим на них некуда было бы деть ноги.
– Эта тумба закрывает вашим гостям в столовой вид на то, что делается на кухне, – с довольным видом заявил Клафлин. – Кроме того, на нее можно выставлять готовые блюда. Здорово я придумал, а?
– Но ведь это совсем не стол. За него не сядешь, – с сомнением в голосе пробормотал Ник.
– Да, – согласился помрачневший архитектор. – Но так и задумано. Это гораздо лучше простого стола. У вас отличная кухня, первоклассная бытовая техника, огромный обеденный стол, а что увидели бы сидящие за ним гости сквозь такую стойку, какую вы хотите? Грязную посуду: кастрюли, сковородки, тарелки, чашки, вилки. Вам это надо?
– Но дети не смогут сидеть за такой тумбой!
– А зачем им?..
– Лаура хотела, чтобы мы все вместе могли сидеть за стойкой в центре кухни. Она хотела, чтобы дети готовили там уроки, читали, играли или не знаю, чем еще занимались, пока она готовит!
– Но ведь вы же сами не готовите. А Лаура… Она… Короче, сами понимаете…
– Лаура хотела большую стойку, за которой можно сидеть, значит, здесь должна стоять такая стойка.
– Я же посылал вам по факсу чертежи этой тумбы, – немного помолчав, сказал Клафлин. – И вы их подписали.
– Наверное, я их даже не смотрел. Но мы же договорились о том, что здесь все будет так, как задумала Лаура.
– Но ведь эту тумбу уже изготовили по чертежу, который вы подписали. Ее обратно не примут. Теперь она ваша.
– Плевать, – сказал Ник. – Пусть ее переделают прямо на месте так, чтобы она была такой, как хотела Лаура.
– Но ведь я поставил здесь именно такую тумбу не случайно…
– Мне плевать, – повторил не терпящим возражений тоном Ник. – Переделать и все…
Как только Клафлин удалился, на кухне появилась Джулия. На ней была серая футболка, украшенная эмблемой футбольной команды «Мичиганские росомахи». Тем временем ее подруга Эмили сидела в гостиной, отправляя Симсов в очередное электронное приключение.
– Папа, ты президент «Стрэттона»?
– Президент и генеральный директор. Ты же знаешь. Беги сюда. Обними меня!
Джулия бросилась к Нику в объятия с такой готовностью, словно только и ждала этого приглашения. Ник наклонился и поцеловал дочь в лоб, с ужасом догадываясь о том, почему ей пришло в голову задать ему этот вопрос.
– Эмили говорит, что ты уволил половину жителей Фенвика.
Эмили опасливо покосилась на Ника из-за компьютера.
– Чтобы спасти фирму, нам действительно пришлось уволить очень много хороших людей.
– Она говорит, что ты уволил ее дядю.
«Ну вот. Началось», – подумал Ник.
– Я не знал, – сказал он вслух. – Мне очень жаль, что все так случилось.
Эмили попыталась испепелить Ника уничтожающим взглядом, какого он не ожидал от десятилетней девочки, и проговорила:
– Дядя Джон сидит без работы уже почти два года. Он говорит, что жил только ради «Стрэттона», а вы погубили ему жизнь.
Ник хотел воскликнуть: «Но не я же принял такое решение! И потом мы старались трудоустроить всех, кого сокращали, но очень многие не соглашались на работу, которую им предлагали!..»
Впрочем, он благоразумно не стал спорить с десятилетним ребенком, и как раз в этот момент, к его огромному облегчению, на улице раздался автомобильный гудок.
– Ну ладно, Эми, тебе пора. За тобой приехала мама.
Мать Эмили сидела за рулем новехонького золотистого «лексуса» длиной почти в половину товарного состава. На ней была белая футболка, белые шорты, легкая куртка с эмблемой «Фенвикский загородный клуб»[19] и дорогие на вид кроссовки. Она имела длинные загорелые ноги и модно подстриженные короткие темно-рыжие волосы, на ее пальце сверкало обручальное кольцо с огромным бриллиантом. Она была замужем за пластическим хирургом, у которого была любовница – молодая медсестра. Если о ней слышал даже Ник, до которого все городские сплетни доходили в последнюю очередь, это, скорее всего, было правдой.
– Здравствуйте, Ник, – ледяным тоном проговорила мать Эмили.
– Здравствуйте, Жаклин. Сейчас Эмили выйдет. Их было не отогнать от компьютера.
Жаклин скривилась в неискренней улыбке. Ник ее почти не знал. С родителями детей, ходивших в школу с Джулией и Лукасом, общалась Лаура. Впрочем, совсем недавно Жаклин Ренфро дарила Нику Коноверу на разного рода школьных мероприятиях и родительских собраниях ослепительные улыбки. Но эти времена прошли; теперь в Фенвике к Нику относились совсем по-другому.
– Как дела у Джима?
– Безработным, – с притворно безразличным видом сказала Жаклин, – не до пластических операций.
– Эмили сказала, что ее дядю тоже уволили. Это ваш брат или Джима?
– Мой, – после небольшой паузы процедила сквозь зубы Жаклин. – Извините, Эмили не следовало это вам говорить. Это невоспитанно с ее стороны. Я сделаю ей замечание.
– Не стоит. Она сказала то, что думала. А где именно работал ваш брат?
– По правде говоря, не знаю, – ответила Жаклин и громко позвала дочь: – Эмили, сколько можно копаться?
Воцарилось неловкое молчание. Наконец из дома появилась Эмили с огромным школьным рюкзаком за спиной.
Ник подошел к Джулии, но та не оторвала глаз от компьютера.
– Где Лукас? – спросил Ник.
– Не знаю.
– Ты сделала уроки?
Джулия не отвечала.
– Ты меня слышишь?
– А?
Предложи Ник Джулии мороженого, она бы услышала его с первого раза!
– Ты, конечно, еще не сделала уроки, а через полчаса мы будем ужинать. Сегодня вечером у Марты выходной. Поэтому выключай компьютер.
– Но я же играю!
– Сохрани. Доиграешь потом.
Ник подошел к лестнице наверх и позвал Лукаса. Дом был так несоразмерно велик, что сын у себя в комнате вряд ли мог его услышать, поэтому Ник поднялся, прошел мимо комнаты Лауры, дверь которой со дня ее гибели ни разу не открывали, и постучался к Лукасу.
Дверь была не закрыта и слегка поддалась. Ник распахнул ее и снова позвал: «Люк!» Никто не ответил. Лукаса в комнате не было. У него на письменном столе горела лампа и лежал какой-то учебник. Ник решил подойти поближе и посмотреть, что учит его сын. При этом он неосторожно толкнул письменный стол, на котором вспыхнул дремавший до того в черном энергосберегающем режиме монитор компьютера. На экране монитора Ник увидел ряд фотографий: голые тела совокупляющихся мужчин и женщин. Ник наклонился поближе к монитору.
В правом верхнем углу красовалась особенно большая фотография распутного вида голой девицы с огромной грудью. Над ней светилась красная надпись: «Жесткое порно. Любительские съемки».
Сначала Ник отреагировал на увиденное чисто по-мужски: наклонился еще, чтобы рассмотреть получше. При этом он ощутил возбуждение, не посещавшее его уже много месяцев. Впрочем, Ник почти сразу взял себя в руки и мысленно возмутился бесстыдству девиц на фотографиях, готовых к половым сношениям в Интернете на глазах миллионов совершенно им незнакомых возбужденных мужчин. Потом до Ника дошло, что перед ним компьютер сына и эти картинки рассматривает Лукас. Если бы что-либо подобное увидела Лаура, она закатила бы истерику, позвонила бы Нику на работу и потребовала бы, чтобы он немедленно приехал домой и серьезно поговорил с сыном.
Ник же просто растерялся. Он не знал, что ему делать. Лукасу уже исполнилось шестнадцать, и он выглядел вполне созревшим в половом отношении юношей. Разумеется, Лукас интересуется женщинами! Ник вспомнил, как примерно в этом же возрасте они с приятелем нашли в лесу замызганный и размокший «Плейбой». Они высушили его, а потом благоговейно листали его в гараже у Ника так, словно это была Библия Гутенберга.[20] Теперь Ник удивлялся тому, насколько невинными были изображения в том журнале по сравнению с тем, что сегодня можно найти в Интернете. Впрочем, тогда им с приятелем «Плейбой» совсем не казался невинным. Однако фотографии в журнале были так сильно отретушированы, что Ник был по-настоящему поражен увиденным, когда, вскоре после находки «Плейбоя», его глазам впервые предстала на короткой дистанции живая женская грудь. Это случилось в подвале дома у первой подруги Ника. Ее звали Джоди Катальфано. Она была самой хорошенькой девочкой в классе, давно не сводила глаз с Ника и была готова отдаться ему гораздо раньше, чем он сам набрался для этого храбрости… Как бы то ни было, ее груди были меньше, чем у девушек в «Плейбое», соски были больше, и по краям на них росли отдельные жесткие волоски…
