Римо целился прямо по стволу. Никогда не следует полагаться на мушку чужого пистолета. Дистанция – меньше сорока метров.
– Огонь! – скомандовал Макклири, и Римо дважды нажал на курок. Клочья полетели из матов в том месте, где только что стоял Чиун. Старик был невредим и быстро приближался, двигаясь как-то по-крабьи, боком, напоминая движения какого-то странного, пораженного чесоткой танцора. Смешной старичок отправился в смешное путешествие. Оно кончится… здесь. Прогремел еще один выстрел. Смешной старичок продолжал продвигаться вперед, то почти ползком, то – подпрыгивая свечой, шаркая по полу, ни на секунду не останавливаясь. Возьмем упреждение… Выстрел!
Ага, он все приближается, осталось метров пятнадцать. Подождем немного. Девять метров. Пора. Эхо выстрелов еще катилось по залу, а старик уже перешел на свою обычную шаркающую походку. Патронов больше не было.
Римо в ярости швырнул ему в голову кольт. Старик поймал его, как ловят медленно порхающую осеннюю бабочку, хотя Римо даже не заметил движения его руки. Кислый запах порохового дыма перебил аромат увядающих хризантем. Чиун подал пистолет Римо.
Римо было протянул его Макклири, но когда крюк приблизился к оружию, разжал руку, и кольт с резким стуком упал на пол.
– Подними, – сказал Макклири.
– Засунь его себе в…
Макклири кивнул старику. Не успев сообразить, что происходит, Римо вдруг очутился на полу, изучая рисунок древесины. Все произошло настолько быстро, что даже не было больно.
– Что скажете, Чиун? – услышал Римо голос Макклири.
Чиун ответил по-английски, выговаривая слова аккуратно, но уверенно:
– Он мне нравится.
У него был высокий мягкий голос. В манере говорить чувствовался Восток; впрочем, в ней присутствовали и рубленые, типично британские интонации.
– Он не станет убивать без основательных причин, из глупых побуждений. Ни патриотизма, ни идеалов, только способность здраво рассуждать. Для того чтобы весело провести один вечер, он был готов меня убить. Это вполне резонно. Он умнее вас, мистер Макклири. Он мне нравится.
Подобрав пистолет, Римо встал с пола. Он так и не успел понять, куда его ударили, покуда не попытался отвесить Чиуну шутливый поклон.
– А-а-арх-х, – только и смог простонать Римо.
– Задержи дыхание. Теперь нагнись, – скомандовал Чиун.
Римо выдохнул. Боль ушла.
– Мышцы снабжаются кровью и зависят от кислорода, – объяснил Чиун. – Для начала будем учиться правильно дышать.
– Ага, – ответил Римо, протягивая Макклири револьвер. – Слушай, Кони, а зачем я-то нужен, если у вас есть он? Ей-богу, его вполне хватит!
– Все дело в цвете кожи. Чиун, правда, может стать практически незаметным, когда захочет, но все-таки он не человек-невидимка. Все свидетели будут твердить о тощем азиате после каждой операции. Газетчики завоют о Желтом Призраке. К тому же, – Макклири понизил голос, – мы ведь не существуем. Ни ты, ни я, ни Чиун, ни Фолкрофт. Мы работаем в организации, которая никогда не существовала, и это важнее наших жизней или любого задания. Боюсь, что большинство поручений, которые ты будешь выполнять, как раз и будут связаны с ликвидацией тех, кто выносит сор из избы. Не дай тебе Бог с кем-нибудь здесь подружиться.
Римо взглянул на Чиуна. Несмотря на улыбку, темные прорези глаз оставались безучастными. Макклири смотрел в пол, как будто его чрезвычайно интересовали лежащие у ног старика доски.
– А эти деревяшки зачем? – спросил Римо.
Макклири буркнул что-то, повернулся и направился к выходу. Его синие мокасины, заметил Римо, шаркали по полу так же, как и у Чиуна. Он так и ушел, не протянув руки, не обронив ни слова. Римо не суждено было его увидеть до того самого дня, когда он получил приказ: убить Конна Макклири.
Доктор Смит обедал у себя в кабинете, когда раздался звонок телефона повышенной секретности. От других аппаратов, стоящих на большом письменном столе красного дерева, его отличала лишь белая отметина на трубке.
Смит положил ложечку сливового йогурта, который он собирался отправить в рот, обратно в стоящую перед ним на серебряном подносе фаянсовую мисочку. Как будто в ожидании важного визитера, он вытер губы льняным носовым платком, снял трубку и сказал:
– Смит, 7-4-4.
– Ну? – произнес «тот» голос.
– Что «ну», сэр?
– Как наши дела в Нью-Йорке?
– Не могу ничем вас порадовать, сэр. Никак не удается обойти этого Максвелла.
Смит положил платок на поднос и рассеянно принялся мешать ложечкой йогурт, устроив небольшой шторм на его поверхности. Если его жизнь можно было назвать долиной слез, то начальство никогда не брезговало нагнать туда парочку грозовых ливней, а потом удивлялось тому, что он весь промок…
– Что с вашим новым агентом?
– Он проходит подготовку, сэр.
– Проходит подготовку?! – Голос зазвучал громче. – Комиссия Сената на днях будет в Нью-Йорке! Как им работать, если мы не решим проблему Максвелла? Свидетели исчезали и исчезают. Избирательная кампания на носу. Если Максвелл мешает, уберите Максвелла!
– Из всего нашего персонала один только инструктор-вербовщик может оперировать на таком уровне… – возразил Смит.
– Ну, знаете… Какого черта вы вообще там делаете?
– Если мы пошлем инструктора, у нас останется только стажер.
– Так пошлите стажера.
– Он и дня не продержится.
– Тогда посылайте вербовщика! Мне плевать, как вы это сделаете!
– Дайте нам еще три месяца. Через три месяца стажер будет готов.
– Значит, так: в течение месяца устранить Максвелла. Это приказ!
– Слушаюсь, сэр, – последовал ответ.
Смит положил трубку и, разгладив следы шторма, утопил ложечку в сероватой массе йогурта. Макклири или Уильямс? Один – сырой, другой – единственный человек, способный подыскивать стажеров. Может быть, у Уильямса все-таки получится? А если нет, то с кем они останутся? Смит посмотрел на телефон с белой отметиной, затем – на аппарат внутренней связи Фолкрофта и поднял его трубку.
– Соедините со спецотделом! – сказал он. Последовала пауза.
Полуденное солнце сверкало на волнах залива за окном.
– Спецотдел, – раздался голос в трубке.
– Позовите… – начал было Смит, – нет, никого не нужно.
Доктор повесил трубку и, глубоко задумавшись, обратил взгляд в окно.
Чиун жил в гораздо более просторном помещении, чем Римо, но там было столько всяких финтифлюшек, что оно походило больше на перегруженный товаром магазин дешевых сувениров.
Старик заставил Римо сидеть на тонкой циновке. Стульев вообще не было, а стол, за которым они ели, доходил Римо до щиколотки. Чиун утверждал, что мышечный тонус повышается только тогда, когда ноги скрещены на бедрах, а не свисают со стула.
Целую неделю Чиун только говорил. Но ни о чем конкретном речи пока не заходило. Чиун зондировал, а Римо уклонялся. Чиун задавал вопросы – Римо вопросами же и отвечал.
Задержала процесс обучения и пластическая операция. Хирурги слегка выпрямили Римо переносицу и четче обозначили скулы. Электролиз, слегка отодвинув назад линию волос, сделал лоб выше.
Однажды, когда лицо Римо все еще было покрыто повязками, он спросил Чиуна:
– Вы кошерный хот-дог не пробовали?
– Никогда, – отвечал Чиун. – Поэтому я и прожил так долго. Надеюсь, что и ты никогда больше не станешь есть кошерные хот-доги и подобную мерзость, которой вы, западники, разрушаете свои желудки.
Римо пожал плечами и отодвинул в сторону черную лакированную миску с полупрозрачными ломтиками рыбы. Вечером, он знал, можно будет заказать нормальной рыбы.
– Я вижу, что ты и впредь собираешься прислушиваться только к голосу желудка.
– Но Макклири-то пьет! – Он поднес ко рту белесый ломтик рыбы.
Лицо Чиуна посветлело.
– А, Макклири! Это очень-очень особенный человек.
– Он ваш ученик?
– Нет. Могу только сказать, что учил его достойный человек. Ему, должно быть, очень было трудно работать с таким учеником, как Макклири, зараженным идеализмом. Очень трудно. С тобой, по счастью, такой проблемы не будет.
Римо разжевал несколько зернышек риса, лежавших подальше от рыбы. Сквозь оранжевые занавеси на окнах проходил непривычный свет.
– Наверное, неприлично спрашивать, как ты справился с бременем идеализма?
– Вы правы, это неприлично, – ответил Римо. Может, сегодня удастся разжиться кусочком грудинки…
– Понятно, – сказал Чиун. – Извини, что я задаю такие вопросы, но я должен знать своего ученика.
Римо вдруг почувствовал, что одно из зернышек риса все же прикасалось к рыбе. Он уже было собрался выплюнуть его, но сообразил, что тогда Чиун наверняка пустится в рассуждения о ценности пищи. Вчерашняя лекция на эту тему продолжалась полчаса. Придется глотать.
– Я должен знать своего ученика, – повторил Чиун.
– Послушайте, мы разговариваем уже шесть дней. Может быть, займемся делом? Я, конечно, слыхал о восточном долготерпении, но у меня его нет.
