ее.
— Нет, благодарю… Я… сейчас не хочу.
— Но, пожалуйста, почему вы отказываетесь? Видите, мы все дымим.
— Я… я в данный момент не хочу.
Пачка сигарет исчезла. Их истинная цель не была достигнута, или, еще, пожалуй, не была.
— Какая причина вынуждает вас, мистер Стрикленд, надевать дома перчатки?
Кровь бросилась ему в голову.
— Я… я собирался уходить из дома.
— Но шляпу и плащ вы уже сняли.
Он тяжело вздохнул, затем попытался принять надменный вид.
— Может быть, здесь кому-нибудь неприятно, что я надел перчатки?
— Никоим образом, — вежливо ответил Камерон. — Но, возможно, это неприятно вам, мистер Стрикленд? Вы же просто надели их наоборот.
Действительно, рубцы были ясно видны. Должно быть, в спешке она неправильно их надела.
Его надменность исчезла. Краска тоже сошла с его лица.
Они выжидали. Его руки казались ему непомерно большими, они сделались теперь центром внимания.
— Почему вы не хотите их снять, мистер Стрикленд?
Если Камерон когда-либо проявлял свою инициативу, то это было сейчас.
— Вы не можете принуждать меня в собственном доме снимать перчатки, если я сам этого не пожелаю, — это было единственное, что у него вырвалось.
— Разумеется, не можем. Но тогда вы должны иметь основательные причины не желать этого.
— Вовсе нет! У меня нет никаких причин.
Он буквально обливался потом.
— Почему вы их до сих пор не снимаете? Кажется, здесь достаточно тепло. Теплее, чем нам всем.
Он взялся за кончики пальцев и потянул. Перчатка упала на пол.
Наступила абсолютная тишина. Только слышалось его учащенное дыхание.
— Вот что вы не хотели нам показывать? Где это вас так поцарапали?
— Я… я не знаю. Как-то утром я проснулся и увидел это. Во сне… во сне я мог… Я видел сон…
Они молчали, но их презрение было так ощутимо. Во сне он их так разукрасил!
В сущности они задали ему всего два вопроса.
— Вы отрицаете, что она была здесь. Что в тот памятный вечер она приходила к вам домой и появилась на вечеринке, которую устраивала ваша жена?
— Совершенно верно, я не признаю этого! — решительно ответил он.
— Позовите сюда слугу, — тихо сказал Камерон. — Мы допросим его еще раз в вашем присутствии.
Стрикленд остановил его жестом руки.
— Может быть, она была здесь. Я… я не видел ее, во всяком случае.
— Мы не можем доказать, что вы видели ее. Но мы можем точно доказать, что у входа вы кому-то сказали: «За это ты заплатишь мне своей жизнью!»
Затем настала очередь второго и последнего вопроса.
— Вы также не признаете, что в тот самый вечер, только много позднее, вы ходили к ней на квартиру? Сделали, так сказать, ответный визит?
— Да, это я также не признаю. Меня здесь видели больше десятка людей. По окончании вечеринки я тотчас и лег спать.
— Нам нет нужды беспокоить десяток людей. Достаточно одного… К примеру, водителя такси, который опознал вас по фотографии и который довез вас до ее дома.
Камерон обратился к одному из своих спутников:
— Приведите его сюда. Мы заставим его повторить свои показания.
Снова Стрикленд остановил его движением руки, затем бессильно опустил ее. Он дал этому шоферу тысячу долларов за то, чтобы тот держал язык за зубами. Что же заставило его заговорить? Вероятно, большие деньги, которые кто-то дал, чтобы он заговорил.
— Откуда у вас мое фото? — необдуманно спросил он.
Ему никто не ответил. Он видел их уклончивые взгляды и старался разгадать их значение.
Неожиданно в комнату привели Флоренс.
— Господа, я протестую! — привстал он со своего кресла. — Вы не должны этого делать! Я требую, чтобы вы оставили мою жену в покое!
На него не обратили никакого внимания. Они вежливо предложили Флоренс стул. Она была настоящая леди. Леди, которая только на короткое время встала с ними на одну ступеньку, окруженная грязными проделками мужа.
— Вы говорили, миссис Стрикленд, что 31 мая ранним утром после устроенного вами званного вечера ваш муж не выходил из дома.
— Я говорила, что, насколько мне известно, мой муж не выходил из дома ни рано утром 31 мая, ни позже.
— Почему вы настаиваете на этой столь подробной формулировке? — спросил ее Камерон.
— А почему вы настаиваете на том, чтобы я изменила свои первые показания? — с очаровательным видом задала она встречный вопрос.
— Мы только хотим знать, настаиваете ли вы на своих первых показаниях или можете их пересмотреть?
— Я не изменю их, — коротко ответила она.
— Речь идет об очень серьезном деле, миссис Стрикленд.
Камерон с огорчением посмотрел на нее.
— Даже очень серьезном. К сожалению, мы уже не исходим из тех предпосылок, которыми располагали при вашем первом допросе. Поэтому я еще раз прошу вас заново дать показания. Водитель такси, некий Юлиус Глезер, опознал в лицо вашего мужа как пассажира, которого он возил в ту ночь.
Он вынул из кармана конверт.
— Здесь тысяча долларов, которые он мне вручил и заявил, что получил их от вашего мужа, как взятку. Ваша лояльность мужу несомненна, миссис Стрикленд, но она теперь бесполезна. Итак еще раз: выходил ли ваш муж из дома в ранний утренний час после вечеринки или нет?
— Можно ли принудить меня выступать против моего мужа?
— Нет, принудить вас нельзя.
После этого она замолчала. Как раз этим она уличила его еще больше.
Он видел, как они торжествующе переглянулись. Внезапно страх охватил его. Пришло время, когда он должен пойти своим последним козырем. Это было единственное, что могло его спасти.
— Флоренс, покажи им лист бумаги! — неожиданно вырвалось у него. — Тот лист бумаги, который я отдал тебе!
Она непонимающе посмотрела на него.
— Какой лист бумаги, Хью? — спросила она наконец.
— Флоренс… Флоренс…
Им пришлось удержать его в кресле.
Она смущенно покачала головой.
— Единственное, что ты отдал мне, было…
— Да? Да? — спросили все разом.
Она взяла свою сумочку, помедлила, потом вытащила из нее бумажку.
Камерон схватил ее. Она не подала ее ему, но и не сопротивлялась, когда он взял ее у нее из рук. Она была настоящей леди и не могла позволить себе сопротивляться.
— Чек на 500 долларов, — прочитал Камерон вслух. — Выдан на предъявителя. Дата 30 мая, накануне убийства…
«Она перепутала и сожгла не ту записку. Она сделала ужасную ошибку… Сожгла записку, которая могла спасти его, а вместо нее сохранила чек… Эту ошибку уже не поправишь, но чек выдан на предъявителя. Им может быть любой человек. Это еще ничего не значит, потому что он…»
Камерон перевернул бумажку.
— Подпись, — сказал он, — Эстер Холлидей.
Наступила мертвая тишина. Затем вскрикнул
