Ознакомительная версия.
Ему сорок шесть лет, он среднего роста и сложения, с брюшком любителя пива, изрядно поредевшей шевелюрой, неправильными чертами лица, испещренного вдобавок какими-то подозрительными пятнами. Переносицу украшают очки в идиотской оправе, да и вообще привлекательности в нем не больше, чем у подгулявшего верблюда, но Пеллрода это мало заботит. Однако, если он заявит, что Джеки Леманчик была обыкновенная потаскуха, которая сама пыталась его соблазнить, присяжные наверняка засмеют и его.
В общем, Пеллрод совершенно к себе не располагает, что, наверное, не должно удивлять, учитывая, что он двадцать лет просидел в отделе заявлений. Симпатичный как сборщик долгов, он органически не способен вызвать ни сочувствия, ни доверия у присяжных. Типичный заплесневелый бюрократ, всю жизнь проторчавший в своей крысиной норе.
И ведь он ещё лучший, на кого может рассчитывать неприятель! Ни Лафкина, ни Олди или даже Кили Драммонд вызвать не рискнет, поскольку эти люди проштрафились и вконец утратили доверие жюри. Правда, в списке у Драммонда числится ещё с полдюжины сотрудников «Прекрасного дара», но чутье мне подсказывает: никого из них он не вызовет. Что они могут сказать? Что злосчастные руководства — плод нашего воображения? Что в их страховой компании не обманывают клиентов и не подтасовывают документы?
В течение получаса Драммонд с Пеллродом обмениваются заученными вопросами и ответами, разбирая сложный механизм прохождения бумаг через отдел заявлений и пытаясь доказать, что в «Прекрасном даре жизни» ради клиентов идут на любые жертвы, но все их ухищрения вызывают лишь безудержную зевоту среди присяжных.
Судья Киплер решает покончить с этим занудством. Он прерывает Драммонда на полуслове, предлагая:
— Послушайте, мэтр, а нельзя ли чуть повеселее?
Драммонд оскорблен в лучших чувствах.
— Но, ваша честь, я имею полное право подробно допросить этого свидетеля.
— Разумеется. Но почти все это присяжные уже слышали. Вы повторяетесь.
Драммонд просто не верит своим ушам. Он пожимает плечами, напускает на себя обиженный вид и пытается создать впечатление, будто судья к нему придирается.
— А вот адвоката истца вы что-то не торопили, — бурчит он.
Зря он это сказал. Не на того судью напал.
— Дело в том, мистер Драммонд, что в отличие от вас, мистер Бейлор присяжных не усыплял. Продолжайте, пожалуйста.
Эта отповедь судьи и недавняя выходка миссис Хардэвей встряхнули присяжных. В их рядах царит оживление, они готовы в любой миг посмеяться над защитой снова.
Драммонд меряет Киплера свирепым взглядом, как бы говоря, что, мол, сочтемся позже, и возвращается к допросу. Пеллрод сидит, похожий на жабу, глаза полуприкрыты, голова чуть наклонена набок. Да, совестливо признает Пеллрод, случаются и в нашей работе мелкие недочеты, но крупных проколов не бывает. Что же касается данного дела, то хотите — верьте, хотите — нет, но большинство ошибок было допущено по вине Джеки Леманчик, не слишком благополучной женщины.
На время они вновь возвращаются к делу Блейков, обсуждая какие-то пустяковые документы. Драммонд старательно умалчивает о письмах с отказами, тратя время на выяснение никому не нужных и не интересных подробностей о прочих бумагах.
— Мистер Драммонд! — вновь прерывает его Киплер. — Хватит ходить вокруг да около. Все эти бумаги уже давно приобщены к делу и присяжные с ними ознакомлены. Другие свидетели рассказали нам о них все, что только можно было рассказать. Переходите к следующему пункту.
Драммонд уязвлен до глубины души. Враждебно настроенный судья вновь подвергает его публичной порке. Адвокат хорохорится, но по всему видно, что он выбит из колеи.
Они решают избрать новую тактику борьбы с подложными руководствами. Пеллрод заявляет, что это просто никому не нужная брошюра, одна из многих. Лично он в эту дурацкую писанину вообще сто лет не заглядывал. К тому же инструкции так часто меняют, что большинство работников со стажем предпочитают вообще их игнорировать. Драммонд показывает Пеллроду пресловутый раздел «Ю», и тут выясняется, что прохвост видит его впервые. Дескать, он и не подозревал о существовании такого наставления. Как, должно быть, и многие из тех, кто трудится под его началом. Пеллрод вообще не уверен, пользуется ли этим руководством хотя бы один из инспекторов его отдела.
Каким же образом проходит через отдел типичное заявление на выплату страховки? Пеллрод может ответить на этот вопрос. Следуя подсказкам Драммонда, он подробно излагает, как проходит по инстанциям гипотетическое заявление. Шаг за шагом, форма за формой, анкета за анкетой. Голос Пеллрода звучит нудно и монотонно, некоторые присяжные уже подремывают. Лестер Дейз, присяжный под номером восемь, который сидит в заднем ряду, откровенно клюет носом. Одни зевают, другие трут глаза, и почти все борются со сном.
И это не остается незамеченным.
Если Пеллрод и огорчен своей неспособностью поддерживать в присяжных хоть какой-то интерес, то вида не показывает. Тембр его голоса не меняется, и он продолжает бубнить с прежней занудливостью. Напоследок он приберег кое-какие откровения о Джеки Леманчик. Она, дескать, была большая любительница заложить за ворот, и даже на службе от неё нередко разило спиртным. Отсюда и прогулы. И вообще, в последнее время она так распустилась и стала настолько безответственной, что увольнение было неизбежно. А как насчет её сексуальных похождений?
Здесь Пеллроду и «Прекрасному дару» надо вести себя поосторожнее, ведь уже в скором времени эта тема вновь всплывет — уже в другом суде. Все показания будут зарегистрированы и сохранены для дальнейшего использования. Поэтому вместо того, чтобы заклеймить Джеки Леманчик как шлюху, готовую переспать с кем попало, Драммонд благоразумно уклоняется от выяснения подробностей.
— Про это я ничего не знаю, — отвечает Пеллрод, впервые снискав себе одобрение присяжных.
Они убивают ещё немного времени, дотягивая почти до полудня, после чего я получаю право приступить к перекрестному допросу. Киплер высказывает готовность объявить перерыв на ланч. Но я заверяю, что долго никого не задержу. Киплер с неохотой соглашается.
Первым делом я вручаю Пеллроду копию подписанного им письма с отказом в выплате страховой премии, которое получила Дот Блейк. Это было уже четвертое письмо с отказом, сделанном на том основании, что к моменту заключения договора о страховании Донни Рей уже был болен. Я прошу Пеллрода зачитать письмо вслух и признать, что подпись принадлежит ему. Затем, прекрасно понимая, что ничего у него не выйдет, предоставляю ему возможность попытаться объяснить причину, побудившую его сочинить такое письмо. Отправляя это послание Дот Блейк, Пеллрод и в страшных снах не мог вообразить, что письмо будут зачитывать в зале суда.
Он несет несусветную чушь об анкете, которую якобы ошибочно заполнила Джеки Леманчик, о том, что мистер Крокит неверно истолковал его указания, и наконец со вздохом признает: во всей этой истории с делом Блейков изначально были допущены ошибки, и он искренне сожалеет.
— Но ведь уже поздно сожалеть, не правда ли? — произношу я.
— Пожалуй.
— Отправляя это письмо, вы, наверное, ещё не знали, что за ним последуют ещё четыре письма с отказом, верно?
— Да.
— То есть, вы рассчитывали, что это письмо будет последним?
В письме есть слова: «отказываем окончательно и бесповоротно».
— Да, пожалуй.
— Скажите, что послужило причиной смерти Донни Рея?
Пеллрод пожимает плечами.
— Лейкемия.
— А какое заболевание послужило поводом для подачи заявления об оплате страховой премии?
— Лейкемия.
— А какое заболевание вы имели в виду, утверждая в своем письме, что к моменту заключения договора о страховании Донни Рей уже был болен?
— Грипп.
— А когда именно он болел гриппом?
— Я точно не знаю.
— Если желаете, я могу показать вам все материалы, и мы поищем вместе.
— Нет, я и так вспомню. — Он готов на все, лишь бы не возвращаться к досье. — Кажется, ему тогда было не то пятнадцать, не то шестнадцать.
— Иными словами, грипп он перенес в возрасте пятнадцати-шестнадцати лет, то есть до заключения договора, но в анкете это заболевание указано не было.
— Совершенно верно.
— Скажите, мистер Пеллрод, можете ли вы, на основании своего колоссального опыта работы в страховой компании, припомнить хотя бы один случай, когда перенесенный грипп привел бы через пять лет к заболеванию лейкемией?
Ответ на этот вопрос абсолютно очевиден, и тем не менее Пеллрод не может заставить себя его дать.
— Я не уверен, — блеет он.
— Означает ли это «нет»?
— Да, это означает «нет».
— То есть, грипп никакого отношения к последующему заболеванию лейкемией не имел?
Ознакомительная версия.
