Ознакомительная версия.
— Это о Гиперборее?
— О ней. В греческом языке слово, обозначающее таинственный Север, пишется через букву «тету» и читается как «Тула», «Туле». Ты знаешь, ацтеки верили, что Кветцалькоатля изгнали в далекую северную страну его братья — Витцлипуцли и Гуицтлипохтли… Это та же легенда. Валтасар остался жив, но его эгрегор дремлет в том мире, куда не могут проникнуть ни Запад, ни Восток. Он недостижим и для большинства людей, магов или шаманов. Так что третий эгрегор остался, Патри. И остаешься ты… Он все это время хранил тебя, потому что ты оказалась связана с ним. У вашего народа женщина в пятнадцать лет может зачать и выносить ребенка. Что ты об этом думаешь, Патри?
Он загадочно смотрит на девочку, а та щурится — от яркого солнца, катающегося над морем, как масляный круг по голубой тарелке.
— На самом деле… проиграли ОНИ, а ты выиграла. Третья Невеста, которой… Впрочем, я скажу проще. Ты еще можешь найти себе жениха, ты можешь сыграть свадьбу и тогда… тогда тот, кто родится у тебя, станет…
Заратустров явно медлит. И тщательно выбирает слова. И почти не может найти правильные.
— Тот, кто родится у Чай Ратри, тот принесет своему народу власть над половиной мира, — наконец, на выдохе говорит он и снова спрашивает: — Что ты об этом думаешь, Патри?
Девочка поворачивает к нему загорелое счастливое лицо. На полковника смотрят глаза — черные и бездонные. В этих глазах все: и пылающий дом на краю соснового леса, и безумный холод взгляда зловещего банкира-убийцы, и бешеный вращающийся танец двух женщин на железнодорожной насыпи, и рушащиеся идолы в чреве пирамиды, века лишений, гонений и пожаров, крушений царств и кровавых революций, скорбь этого мира и его счастье — счастье первого детского крика… И лицо Мириклы, спокойное, усталое, лицо человека, выполнившего свое предназначение. Глаза Патрины на секунду увлажняются, туманно блестят.
И девочка, переведя взгляд с человека в куртке садовника все туда же, на бесконечную морскую гладь, беззаботно отвечает:
— Я… я ни о чем не думаю, дядя Саша. Я не знаю, что я буду делать. Но замуж…
И она заливается смехом. Счастливым смехом.
— …я пока не хочу!
Оставив своего спутника, сидящего неподвижно, девочка вскакивает со ступенек. И бежит по пляжу, смеясь, по узкой полоске прибоя, где на песке тает, шипя, волна. И белеет порхающей бабочкой ее платье, и босые крепкие ноги бьют по воде, разбрызгивая пену.
И смотрит на все это сверху кто-то невидимый, всесильный. Первопричина всего сущего на Земле и ее Первопредок.
Новости
«…ущерб, вызванный неожиданным обвалом глобальной информационно-поисковой сети abracadabra.go, аналитики сравнивают с падением гигантского метеорита или другими, не раз предсказанными Голливудом сценариями мировых катастроф. В среду, около трех утра по Гринвичу, поисковая система abracadabra.go прекратила выдачу ссылок. Затем последовал массовый выброс спама из неизвестного источника в почтовые ящики 9 млн пользователей, зарегистрировавших свои адреса на. go, и вирусная атака на более чем 4,7 млн сайтов, размещенных на ассоциированных серверах abracadabra.go. После этой агонии система перестала отвечать на какие-либо запросы, а серверы сети по всему атлантическому побережью США, в Юго-Западной Азии и на Ближнем Востоке прекратили работу. Как отмечают эксперты компании The Pew Internet & American Life Project, этот взрыв виртуальной бомбы стер информацию как минимум 800 тысяч банков и иных кредитных учреждений, погубил документы в 246 национальных архивах, погубил 6,9 млн блогов, а также нанес серьезный ущерб компьютерным сетям пентагона и ВМФ Великобритании, успевшим отчасти переориентироваться на abracadabra.go… Глава Microsoft Билл Гейтс срочно прервал свой отпуск на Мальдивах и вылетел в американский офис для анализа ситуации… Единственной страной, по словам Брэдда Тима, по большому счету не затронутой этим глобальным информационным кризисом, стала Россия, что в очередной раз наталкивает западные СМИ на простую мысль: было ли это устроено м-ром Путиным, и если да, то зачем это было ему нужно?»
ВВС, Лондон, Великобритания.
Кэтт Вратли. «Мир на волоске»
Внимание:
По вашему запросу ничего не найдено! Попробуйте повторить запрос с более мягкими условиями. Сортировка по релевантности — Тексты. Париж, Симорон, Майбах и все.
На жестяной фартук подоконника, со стороны улицы, словно присела парочка невидимых гномов с молоточками; ими они колотят о жесть — лениво, но смачно, через неравные промежутки. Звук получается густым и тяжелым, как комок патоки. Это редкий парижский дождь, откровенный в своей щедрой влаге, обычно тучи над древней Лютецией скаредничают, вытрясая свое мокрое добро из небесных серых мешков мелким просом.
Майбах, развалившийся в кресле за своим столом, напоминающим очертаниями сам Лувр, таким же потемневшим от времени и вычурным, резко бьет пальцем по клавиатуре. Тонкий, не толще листа, экранчик перед ним, растущий из столешницы, подергивается судорожной вспышкой, а затем, почтительно склоняясь, складываясь, будто раболепный слуга, с тихим жужжанием убирается в стол. Майбах вздыхает, некоторое время смотрит в окошко — серый проем между портьер не показывает ничего, кроме хмурой ряби; у Природы пропала связь, обрубили кабель! Потом, всласть, помедлив, наконец, берет лежащий справа, на краешке стола, конверт из плотной желтой бумаги, с характерными для швейцарской почты закругленными уголками и вскрывает, хрустко сдирая защитную полоску.
В желтом фургоне-конверте — тонкий листок бумаги. Белой. Он качается в руках Майбаха. Тот читает его, сначала хмурясь, а потом его лицо занимает блаженная, придурковатая улыбка.
— Оh-la-la!
Он откладывает письмо. И задумчиво делает из желтого конверта самолетик. Бумага плотная, она упрямо скрипит в руках; но, тем не менее, послушно принимает очертания американского «Стеллса» — угловатого треугольника. Вылепив это чудовище из бумаги, Майбах вдруг смеется тихо и запускает самолетик через весь свой просторный кабинет, к стенке. Но желтая сталь крыльев слишком тяжела, и бумажный бомбардировщик на середине лишь клюет носом и резко уходит вниз, разбиваясь о пышный ковер пола.
— Не судьба, — в тишине, по-русски, говорит Издатель. — Не судьба, п…ц!
Помедлив еще самую малость — пока секундная стрелка пробегает полкруга на его массивном золотом «Ролексе» с бездонно-синим циферблатом, он резко поднимается из-за стола. Теперь видно, что он бос: нет даже носков — и на ступни спускаются демократичные розовые джинсы с неровно обрезанными краями, а сверху на нем шелковая рубаха навыпуск, небрежно расстегнутая у ворота, с манжетами, лишенными запонок. Майбах потягивается, как долго спавший человек, берет со стола ту самую бумагу из желтого конверта и подходит к бару. Резная дверка открывается, показывая несколько бутылочек и бокалы, прицепленные сверху за ножки. Майбах берет одну бутылочку, другую… Они пусты. Только этикетки мерцают.
Хмыкнув, Майбах рассеянно выходит из кабинета. В бывшем издательстве «Либерасьон», ныне парижском самостоятельном отделении «Ад Либитум», натоплено жарко: после недавнего ремонта электрокамины, упрятанные в ниши на месте настоящих, жарят отлично, ведь на улице конец сентября и мокрый дождь, и минус три — зима по французским понятиям.
Но Майбах шлепает босыми ногами по этим ковровым дорожкам запросто, плевать он хотел на парижскую зиму и на условности; в издательстве нет никого, коридоры пусты, двери кабинетов простодушно открыты, показывая столы, заваленные бумагами. Проходя мимо корректорской, Издатель задерживается. Смотрит в кабинет: на массивном столе рабочий беспорядок, но среди кип торчит впопыхах забытая рюмка. Майбах понимающе усмехается.
Он спускается вниз по лестнице, где ковер прижимают медные прутья — вот они, касающиеся голых подошв, приятно, контрастно холодны. Здесь полукруглая приемная, вестибюль, освещенный парой элегантных плафонов, решетчатые деревянные двери в два ряда и невысокая, опрятная старушка в кокетливом шелковом платочке на седых волосах: старушка сидит за конторкой, да мелькают спицы в ее проворных руках.
— А где наш бравый вояка-привратник? А, Варвара Никитишна?!
— Ушел привратник. У внучки именины, дай ей Господь счастья! — отвечает Варвара Никитишна, не отрывая глаз от мелькающих спиц — Я за него седни.
— Вы за него… это хорошо!
Майбах бормочет это, кружась по вестибюлю. Пол тут покрыт модной нынче шероховатой плиткой, и он щекочет ноги, словно слежавшийся морской песок; издатель бессмысленно щупает перила красного дерева, бронзовые шишаки дверных ручек… Потом жалуется:
— Лев Николаевич, каналья, весь вискарь у меня-таки выпил… Не найдется ли у вас чего, Варвара Никитишна?
Ознакомительная версия.
