На следующее утро они не пошли на работу и много времени провалялись в кровати, занимаясь любовью. К тому времени, когда Сара добралась до института, чтобы начать послеобеденные приемы, она почувствовала себя более уверенно и более устойчиво в отношении своих жизненных и профессиональных позиций, чем когда-либо в последнее время.
Впрочем, примерно в три часа она стала задавать себе вопрос, почему нет никаких вестей от невропатолога из «Уайт Мемориал». Он мог бы, по крайней мере, сделать уже кое-какие выводы по поводу Генри Макаллистера. Врач обещал позвонить Саре, как только что-то станет ясно.
Три часа тридцать... Четыре... Половина пятого...
Она снова и снова проверяла время, делая осмотр пациентов. Наконец, после того, как ушел последний больной, она позвонила в госпиталь «Уайт Мемориал».
– Мисс Болдуин, я полагал, что вы в курсе, – сказал невропатолог.
– В курсе чего? – неожиданно она почувствовала неприятную сухость в горле.
– Когда я сегодня утром пришел в свой кабинет, то на моем автоответчике было послание от вашего мистера Макаллистера. Он позвонил мне... э... вчера в десять вечера и передал, что он разговаривал со своим медицинским консультантом и не придет ко мне на прием. Я решил, что его медицинский консультант – это вы.
– Нет, – ответила она. – Это не я. Думаю, что он имел в виду кого-то другого. Благодарю вас, доктор.
– Чего там. Жаль, что я не смог помочь вам.
Чувствуя неприятный холодок в груди, Сара прошествовала через холл к кабинету Питера. Он сидел, откинувшись на спинку своего кресла, положив ноги на край письменного стола.
– Питер, почему ты не сказал мне вчера вечером, что позвонил Генри Макаллистеру?
– Не придал этому большого значения.
– Значения? Я, можно сказать, нажила себе язву, решаясь отправить его на консультацию.
– Ну, теперь-то ты можешь не беспокоиться. – Он опустил ноги на пол.
– Но ты сказал, что я поступила правильно.
– Так оно и есть. И хорошо сделала. Но это не обязательно хорошо для Генри.
– Почему ты так уверен! Как ты мог посоветовать ему отменить прием у врача, даже не встретившись с ним?
– Во-первых, я не считаю, что какой-то Д.М. может сделать для наших людей что-то, что мы не сделали бы сами так же или даже лучше. И ты это знаешь. И второе, я не советовал ему отменить прием у врача. Я сказал ему, что он может поступить по своему усмотрению и что, как бы он ни решил, сегодня я смогу заняться им в любое время дня. Для этого ему достаточно лишь позвонить и определить время, когда он может прийти.
– И он звонил? – Сара почувствовала, как в висках застучало. Щеки пылали. Ей захотелось перепрыгнуть через стол и сбить спесь с его лица. – Так звонил он!
Лицо Питера напряглось.
– Я... думаю... за всей суматохой сегодняшнего дня я забыл это проверить. – Он взглянул на бумажки с посланиями. Потом позвонил секретарше. – Похоже, он не счел нужным позвонить, – сказал он, опуская трубку.
– Питер, ты действительно сукин сын. Ты знаешь это?
Она развернулась и пошла к себе в кабинет.
– Эй, полегче, крошка, – окликнул он ее. – Полегче.
История болезни Генри Макаллистера лежала на ее письменном столе. Она набрала его номер телефона и насчитала дюжину или больше длинных гудков. Затем набрала номер 911. Если она была не права, то выглядела глупо. Но она не могла оставить случившегося просто так. Впервые за три года она почувствовала, что должна как-то отреагировать на вызывающую опасность ситуацию, ответить как Сара Болдуин, а не как прихлебатель Питера Эттингера.
Питер как раз выходил из своего кабинета, когда она проскочила мимо него, вниз по лестнице и вон из института. Он окликнул ее, но она даже не оглянулась.
Макаллистер жил в высоком доме на улице Саут-Энд, примерно в десяти кварталах. Она было подумала, что неплохо бы взять такси. Но просто покрепче сжала зубы и кулачки и понеслась вперед...
– И что же? – спросила Алма Янг.
– Простите?
– Ну, и что случилось с этим, скульптором? Вы же не можете закончить рассказ на полуслове!
– Ах, простите, – вздрогнув, произнесла Сара. – Дело кончилось тем, что полиция выломала дверь в его квартиру. Он лежал на полу без сознания. Двумя часами позже несчастный находился в операционной в госпитале «Уайт Мемориал». У него была медленно развивавшаяся злокачественная опухоль – на правой стороне мозгового полушария. И как это иногда случается, началось кровотечение в опухоли. Стало нарастать черепное давление.
– Слава Богу, что вы вовремя добрались до него, – вздохнула Алма, почувствовав искреннее облегчение за судьбу человека, который чуть не погиб семь лет назад.
Сара улыбнулась реакции медсестры.
– Мне разрешили присутствовать на операции и наблюдать за удалением опухоли. Это было действительно невероятно. Тогда-то я и решила, что должна изучить профессию хирурга. В конце концов я остановилась на гинекологии.
– А другой мужчина? Ваш... этот... друг?
Сара пожала плечами.
– На следующий день я ушла оттуда, и с тех пор мы не виделись.
– Любопытная история.
– И частично объясняет, почему я никогда не успокаиваюсь, не думаю, что для пациента все уже сделано.
– Может быть. Но я все-таки стою на своем, что будет лучше, если вы признаете, что вы не двужильная. Нынешние доктора проделывают чудеса, но они все равно не боги. Никогда ими не были и никогда не станут. Если вы не сможете примириться с фактом, что, несмотря на все ваши усилия, некоторые из ваших пациентов потеряют ребенка, или руку, или то и другое, или случится что-либо более страшное, то тогда рано или поздно это занятие проглотит вас с потрохами.
– Понимаю.
– Действительно?
– Да, действительно понимаю.
Алма Янг подошла и одобрительно обняла Сару. – В таком случае, доктор Болдуин, перестаньте себя терзать, вы не виноваты, что эта девушка потеряла ребенка и руку. Хочу, чтобы о вашем вчерашнем поступке говорили как можно больше. Для нашей больницы это очень большое событие, и все, для кого МЦБ хоть что-нибудь значит, будут вместе с вами. Понимаете?
Сара выдавила из себя улыбку.
– За что же хвалим мы кукушку, – пролепетала она.
Двери ХОИЛ плавно разъехались, и на каталке ввезли Лизу. Минутой позже вошел Эндрю Трюскот. Ночь, проведенная им в операционной, залегла тенями вокруг глаз, но никто бы не догадался, что он уже второй день без сна. Сара и за собой это замечала. С каждым годом хирургической практики бессонные ночи, казалось, не отражались на внешности. Так ей, во всяком случае, казалось.
– Как ее дела? – спросила она.
– Ампутация есть ампутация, Сара. Жаль, но ничего нельзя было поделать. Мы оказались бессильны.
– Я тоже. Мы с вами оба. Но могу держать пари, что дальше ее дела пойдут нормально, вплоть до выписки.
– Конечно, как же иначе? Вы очень помогли ей своими красивыми маленькими булавочками.
– Ерунда. – Саре часто казалось, что саркастический тон Эндрю только ширма, за которой скрываются совсем иные чувства.
– Сара, доктор Трюскот, – обратилась к ним Алма Янг, – не могли бы вы, хоть вы и божества, подойти и помочь переложить девушку на кровать?
– Иду, – ответила Сара.
– Великолепно, дружище, – отозвался Трюскот, – мне надо идти на консультацию в пятую палату. Почему бы нам не посидеть за чашкой кофе в кафетерии, скажем, через час. Я бы хотел кое о чем вас порасспросить, ну, например, о ваших вчерашних магических действах. Алма, послеоперационные инструкции нашей молодой подопечной заткнуты под матрас. А наш выносливый доктор готова вам помочь.
С помощью Сары Лизу перенесли с каталки на кровать номер восемь. Затем Сара отошла в сторону, пока Алма и другая медсестра быстро подключали сосуды для переливания крови, кардиологический монитор и мочевой катетер.
– Теперь она в вашем полном распоряжении, – произнесла Алма, отойдя подальше, чтобы ее не было слышно. – Для нее наступает тяжелый период жизни... особенно учитывая то, что поддержать ее некому – ни денег, ни семьи.
– Я оформлю для нее как можно скорее социальное обеспечение.
– Можно также подумать о консультациях психиатра. Она не проронила ни слова с тех пор, как узнала, что стало с ее ребенком.
– Знаю, спасибо, Алма. Предложение правильное.
Она подошла к кровати. Лиза не шевелилась, уставив взгляд в потолок. Ее губы в пятнышках крови потрескались и вспухли. Забинтованная укороченная правая рука лежала на накрахмаленной белой простыне. Сара стала осматривать место кесарева сечения, одновременно задавая Лизе вопросы. Несчастная девушка молчала.
– Привет, Лиза, добро пожаловать в ХОИЛ... Сильно болит?.. Ну что же, если боли сильные, не забывайте сказать об этом медсестре. Вы можете не разговаривать со мной или с кем бы то ни было еще, пока не почувствуете, что готовы это сделать... Я вам сейчас кое-что скажу и уйду. Проблемы, связанные с кровотечением и свертыванием крови, похоже, прошли. А это значит, что дальнейших переливаний не будет... – Сара пыталась поймать хоть искру понимания в глазах женщины, но безрезультатно. – Лиза, – наконец, продолжила она, – вы знаете, как мы все переживаем за вас и... – Чтобы перевести дух, она вздохнула. – И сожалеем о Брайене. Мы сделаем все, что только возможно, чтобы помочь вам, и выясним, почему это произошло. Не падайте духом...
