– Не переусердствовала ли она слегка?
Джилл знал, что переусердствовала, однако спросил:
– Что вы хотите сказать?
– Для меня смысл в том, что она не собирается быть дома на Рождество и старается сказать об этом поделикатнее.
– Не могу поверить.
– Что ж, вы и не обязаны, – жизнерадостно согласился Додд. – Может быть, я ошибаюсь. Вы обсуждали это с зятем?
– Нет.
– Я посоветовал бы обсудить. Он, вероятно, лучше знает свою жену, чем вы.
– Сомневаюсь. Кроме того, у нас с Рупертом не слишком хорошие отношения.
– Семейные разногласия, да? Может, тут и кроется истинная причина бегства?
– В семье не было никаких разногласий, пока не уехала Эми. С тех пор кое-что возникло, понятно.
– Почему "понятно"?
Не получив ответа, Додд продолжал:
– Подобного рода случаи происходят гораздо чаще, чем вы можете вообразить, мистер Брандон. Большинство из них не попадает в полицейские досье или в газеты; они оседают в памяти семьи. Леди чувствует скуку или отвращение или то и другое и – фьють! – отправляется немного полетать. Закончив полет, возвращается домой. Соседи думают, что она была в отпуске. Словом, никто не становится мудрее. Кроме разве ее самой. Полеты бывают суровой школой для леди.
Додд был специалистом по полетам и не нуждался в научных руководствах по этому предмету.
– Моя сестра, – сказал Джилл, – не из тех, что заинтересованы в полетах.
Он поперхнулся на незнакомом слове, как если бы оно застряло в горле рыбьей костью. Прокашлявшись, он вытер рот и уставился на Додда, вдруг возненавидев волосатого человечка с металлическим взглядом, потускневшим на подглядывании сквозь замочные скважины с черного хода жизни.
Он поднялся молча, не доверяя собственному голосу, и потянулся за письмами, лежавшими на столе Додда.
– Говорю без намерения обидеть, – отчужденно сказал Додд, наблюдая задрожавшие руки Джилла и набухшие вены на висках. – И никакого оскорбления не нанес, хотелось бы знать?
– До свиданья.
– До свиданья, мистер Брандон.
В тот вечер за обедом жена Додда спросила:
– Как сегодня работалось?
– Прекрасно.
– Блондинка и красавица?
– Такое бывает только в книгах, радость моя.
– Счастлива слышать это.
– Мистер Брандон не блондин и не красавец, – заметил Додд, – но он интересен.
– Чем именно?
– У него проблема. Он вообразил, будто его сестра убита мужем.
– А ты что думаешь?
– Никто не платит за раздумья, – ответил Додд. – Пока что.
В воскресенье, двадцать восьмого сентября, спустя три дня после визита Джилла к Додду, прислуга Келлогов – Герда Ландквист – вернулась из месячного отпуска, проведенного в Национальном парке Йеллоустона.
Она позвонила Руперту с автобусной станции, надеясь, что в воскресенье он не работает и, может быть, предложит заехать за ней и привезти домой. Но к телефону никто не подошел, и она неохотно взяла такси. Отпуск плохо отразился на ее кошельке, а заодно и на нервах, особенно к концу, когда пошел снег и посетители парка толпами повалили вон, оставив его медведям, бурундукам и антилопам на всю зиму. Герда предвкушала приятный денежный чек и теплые уютные вечера у телевизора, который ей подарили Келлоги на прошлое Рождество. Телевизор был так отдохновителен, что она частенько засыпала перед ним, и миссис Келлог, деликатно постучав в ее дверь, спрашивала: "Герда? Вы забыли выключить телевизор, Герда?" Миссис Келлог никогда не командовала, никогда не давала прямых приказов. Она была вежлива: "Не затруднит ли вас?.." или "Как вы думаете, если?.." Спрашивала, словно уважая возраст Герды и ее более обширный жизненный опыт.
Она отворила входную дверь своим ключом и прямиком отправилась в кухню, чтобы вскипятить воды для чая и вареного яйца. Кухня была в идеальном порядке: посуда вымыта, раковина начищена до блеска. Все свидетельствовало о том, что миссис Келлог вернулась из Мехико домой. У мистера Келлог было больше охоты, чем способностей по части кухонных дел.
Когда чайник запел, запела и Герда – старую песенку из ее детства в Миннесоте. Запела без слов, давно забытых. Она не слышала, как вошел Руперт, только почувствовала, будто в комнате что-то переменилось. Обернулась и увидела его на пороге двери в холл. Растрепанные волосы и румяное от ветра лицо говорили, что он гонялся по парку вместе с Маком.
Несколько секунд он таращил на нее глаза и молчал, будто стараясь вычислить, кто она такая и что делает в его доме. Потом сказал ровным голосом, в котором не было привета:
– Добрый вечер, Герда.
– Добрый вечер, мистер Келлог.
– Как прошел отпуск?
– О, великолепно. Но, по правде говоря, я рада возвращению домой.
– И я рад, что вы вернулись.
Но радости не было ни в его лице, ни в голосе, и Герда задумалась, чем могла она досадить ему. "Что я такого сделала? Я была в Йеллоустоне. Ах, вероятно, это одно из его скверных настроений. Немногие знают о таких его настроениях".
– Как поживает миссис Келлог? – осторожно спросила она. – И Мак?
– Миссис Келлог уехала на другие каникулы. И Мака взяла с собой.
– Но...
Чайник засвистел, словно предупреждая. Герда сжала губы и захлопотала около плиты, стараясь не глядеть на деревянную вешалку у задней двери, где висел красный с черным витой поводок Мака. Ей чудилось, будто глаза мистера Келлога уставились ей в спину, как двуствольное ружье.
– Что же, Герда? Рассказывайте дальше.
– Я ни о чем говорить не собиралась. Вас не соблазняет яйцо, мистер Келлог?
– Нет, благодарю вас. Я поужинал.
– Питаясь в ресторанах так долго, как пришлось мне, проголодаешься по чему-нибудь домашнему, вроде яйца всмятку.
Яйцо растрескалось в кипящей воде. Герда бросила в воду щепотку соли, чтобы белок не вытек из скорлупы. Ее рука дрожала, и немного соли просыпалось на плиту, мгновенно превратив синее пламя газа в оранжевое. "Поводок Мака висит у двери. Он хорошо воспитанный песик, лучший из всех. Но никому в голову не придет вести его без поводка из-за машин. Особенно этого не станет делать миссис Келлог. Она нервничает в потоке автомобилей. Никогда не пробовала научиться водить машину".
Вслух Герда спросила:
– Вы питались в ресторанах или дома, пока миссис Келлог в отъезде?
– Так на так.
– Должна признаться, кухня в безукоризненном порядке.
– Сегодня утром мисс Бартон забежала по дороге из церкви домой и помогла мне с уборкой.
– О! – произнесла Герда, а про себя подумала: "Миссис Бартон, эта тварь с крашеными волосами. По дороге домой из церкви по дороге! А куда ведут наши дороги нынче, хотела бы я знать?"
Она вынула яйцо из кастрюльки и сунула на яичную подставку. Затем намазала маслом кусок хлеба, села за стол и принялась за еду. Мистер Келлог все еще торчал на пороге, разглядывая ее со странным выражением в глазах. Это привело ее в такое замешательство, что она едва могла глотать.
– Между прочим, – заговорил Руперт, – вам будет интересно узнать, что Мак выглядел шикарно. Моя жена привезла ему из Мехико новый поводок – одну из этих причудливых, сплетенных руками кожаных вещичек.
– Да ну! Как это мило.
– Мак тоже так считает.
– Могу поручиться, он выглядел так очаровательно, что не передашь словами.
– Да. – Руперт отступил с гримасой, словно от внезапной боли. – Когда поедите, хотел бы поговорить с вами, Герда. Я буду в кабинете.
Разговор оказался прост. Ее уволили. Ни малейших претензий к ее деловым качествам, конечно. Все дело в простой экономии. Миссис Келлог пробудет на востоке неопределенное время, и нет никакой возможности содержать Герду. Он произнес множество добрых слов о ее достоинствах, ее умелости и так далее. Но все сводилось к одному: ее увольняли. Месячное жалованье вместо предуведомления и лучшие рекомендации, которые напечатает мисс Бартон, будут ждать ее в конторе. Доброго пути и большой удачи.
Герда спросила:
– Значит, вы хотите, чтобы я сейчас же, сразу ушла?
– Да.
– Прямо вот так, ночью?
– Так будет проще всего, – заверил Руперт, – поскольку вы еще не распаковались. Я отвезу вас, куда захотите.
– Мне некуда идти.
– Есть отели. И Христианская ассоциация молодых женщин.
Герда подумала о теплых, уютных вечерах перед ее телевизором, взамен которых наступят смертельно холодные в гостиной ХАМЖ, в компании множества женщин, таких же скучных, как она сама. Обида ударила ей в глаза так, что она залилась слезами.
– Ну, ну, Герда, – смутился Руперт. – Не надо плакать. Ведь, в сущности говоря, это не касается личности.
– Лично меня касается!
– Мне очень жаль. Я хотел бы – право же, мы все хотели бы, чтобы дела складывались иначе.
– Какое ужасное возвращение домой.
– Бывает ужаснее, – возразил Руперт, вспомнив, как возвратился сам.
– Как быть с телевизором?
– Он ваш. Я приглашу электрика, чтобы он отключил его и перевез к вам, когда вы устроитесь.
