— Ты уверена, что готова подыхать от жары лишние три дня только затем, чтобы спросить, почему он так поступил? А потом очутиться в большом городе без копейки в кармане?
— Да, — сказала она, — готова.
Он вздохнул:
— Тогда пообещай мне, что если не найдешь его, то сразу обратишься в свое посольство за помощью.
— Не могу.
— Почему?
— Потому что в Хартуме нет посольства Ирландии. Ближайшее представительство — в Каире.
Он поднял в воздух руки:
— Ах какая прелесть! Еще лучше! И кто же о тебе позаботится?
— Зачем обо мне заботиться?
— Но ведь это еще раз говорит о том, что ты должна поехать в Египет. Предположим, что Ричард ищет тебя. Куда он в первую очередь обратится? В ближайшее посольство Ирландии в Каире.
В горле у Фрэнсис пересохло. Она начала судорожно все обдумывать. Что бы Ричард сделал? Она положила руки на уши.
— Боже мой, я больше не могу ясно мыслить. Все эти вопросы — «почему», «а что, если», «может быть» — сводят меня с ума!
— Лучше всего поехать в Каир, — настойчиво повторил Род. — Там твое посольство. Это они должны расследовать подобные случаи, а не ты. Если что-то случилось с Ричардом, они разберутся, а если нет, то, по крайней мере, когда начнешь новую жизнь, ты будешь знать, на каком ты свете и что с тобой случилось.
Он разложил все по полочкам и уже заглядывал в далекое будущее.
— Как я могу жить дальше? Tы думаешь, все так просто? Мы были вместе три года, и должна тебе сказать, что он совсем не такая сволочь, каким ты его сейчас описал.
— Послушай, я ничего не имею против этого парня, — сказал Род, — но ты сейчас здесь, а он нет. И я ничем не могу ему помочь, а тебе могу, и мне становится не по себе, когда подумаю, что ты плывешь из последних сил против течения, не имея понятия, что тебя ждет в конце пути.
— Но это мое дело, и выбирать мне.
— Уверена? Знаешь, с тех пор как я впервые увидел тебя в Хартуме на вокзале, ты на глазах изменилась. Зачахла, съежилась, как морская звезда на горячем камне. И если ты отправишься назад, только чтобы убедиться, что Ричард бросил тебя одну, ты совсем усохнешь, а к тому времени у тебя не останется выбора. Тебе нельзя возвращаться. Переживать трудные времена лучше вместе, и Ричард сказал бы то же самое, будь он сейчас здесь, поверь мне на слово. Но его с нами нет, поэтому я говорю эти слова за него. Он вычислит, где ты, если захочет. С твоей стороны требуется только не потеряться самой.
Фрэнсис посмотрела в небо. Звезды слепили глаза, и она почувствовала, как сильно измотана. Стенки желудка, казалось, сейчас растворятся, останется только пустота внутри — пустота, которая жаждет быть чем-то заполненной. Все должно было быть не так. Если бы Ричард был с ней, тишина крутом казалась бы умиротворяющей, вечерняя прохлада освежала бы после жаркого дня, пустыня была бы подругой, а не огромной черной дырой, поглотившей мужчину, которого она так любила.
Род не отставал от нее.
— Скоро ты будешь в Каире. На полпути к дому.
— К какому дому? Мир стал чужим.
— Как это?
— Мне идти некуда. Я же рассказывала, что покинула свой дом много лет назад.
— А он все стоит, на том же месте. У всех есть дом.
— Не все в нем нуждаются.
— В этом ты права.
Он посмотрел на небо, засунув руки глубоко в карманы шорт:
— Нет Южного Креста. В таком месте, как это, любой нормальный человек заскучает по дому.
В комнате ее встретила Лина, полная решимости.
— Сделай так, как я тебе говорю, — продолжала настаивать Фрэнсис.
— Только после тебя. Ты что, с ума сошла? Отправиться на поиски в пустыню! Мы почти в тысяче километров от Хартума. Он может быть где угодно. Ты должна подождать его здесь или оставить записку, что будешь ждать его в Каире. Кроме того, на пароме мне без тебя не справиться.
— Справишься как миленькая. Если повезет, через двадцать четыре часа ты уже будешь в Асуане.
Фрэнсис понимала, что это слишком оптимистический прогноз. На самом деле добраться до Асуана можно было за восемнадцать-двадцать часов, но некоторые паромы делали остановку на ночь, поэтому все зависело от того, на какое судно они сядут и в какое время оно покинет порт. Оно может простоять на берегу ночь или две. «Две ночи, — подумала она, — целая вечность для плода в обезвоженном организме».
— Tы не можешь так со мной поступать, Лина. Так нечестно. Когда я пришла сюда утром, я думала, что хуже не бывает. Теперь я так не думаю, но это не значит, что я должна отмахнуться от того, что произошло со мной. Если Ричард бросил меня, то мне неуда идти. У меня кончаются сбережения, у меня нет ни работы, ни дома, ни друзей. Я все это забросила давным-давно, и только с помощью Ричарда я могла вернуться назад, так что у меня нет выбора. Если он не бросил меня, то я во что бы то ни стало должна его разыскать, а для этого я должна остаться в Судане. Мое дело — спасти наши отношения, а ты отвечаешь за ребенка. Ты просто обязана выбраться отсюда.
Глаза Лины наполнились слезами.
— Я очень хочу этого, но боюсь выходить из комнаты. У меня случится выкидыш на пароме, я точно знаю.
— Даже если это произойдет, с тобой будут Фредрик и Пер.
— А что с них толку? Откуда они знают, что в таких случаях делать?
— Когда придет время, они все сделают как надо. Инстинкт подскажет.
Мошкара, жара и неведомый ужас не давали Фрэнсис покоя всю ночь. Лина спала урывками и совершила несколько походов в конец коридора с тающим на глазах рулоном туалетной бумаги. Когда она вернулась в номер в три часа ночи и поняла, что Фрэнсис не спит, она сказала:
— Расскажи мне о Ричарде. Какой он?
— Лучше не спрашивай, Лина. Я могу рассказывать о нем всю ночь.
— Вот и прекрасно. Намного лучше, чем слушать тишину.
Фрэнсис подложила подушу под локоть и легла, повернувшись лицом к подруге.
— Ладно, хорошо. Он высокий, широкий в плечах. У него светло-карие глаза, каштановые волосы, ровные зубы и ямочка на подбородке.
— Ты описываешь его как кусок мяса.
— Н-нда. Бифштекс из филейной части.
— А что он за человек?
— Хороший. Милый.
— Милый?
— Ага, ну знаешь, такой… заботливый. Дока в социологии. Член «Гринпис» и «Эмнести Интернэшнл» и участвует в каких-то дурацких пикетах, если считает, что дело того стоит. В политике он придерживается левых взглядов, а…
— Tы как биографию читаешь, — сухо сказала Лина.
— Я пытаюсь нарисовать объективную картину.
— Но ведь это так скучно! Расскажи мне, почему вы вместе, что тебя в нем привлекло.
— Он понравился мне тем, что он Красивая Вещь.
— Прости, не поняла.
— Ну, понимаешь, Красивая Вещь, — красавчик. Даже более того, Аполлон. И с ним приятно проводить время, он не напрягает по большому счету, внимательный, добрый, утонченный, щедрый…
— Ладно, ладно. Кажется, я поняла, что ты имеешь в виду.
— У него такой глубокий взгляд, и он никогда не отводит глаза. Все, что он хочет сказать, он выражает взглядом, без слов, будь то гнев или что-то там еще. Ему стоит только посмотреть на меня, и всякий раз я понимаю, что он хочет сказать.
— Продолжай.
— Тебе надо выспаться.
— Я не могу заснуть. Я пролежала здесь неделю и ни с кем не разговаривала. Расскажи мне еще о Ричарде, а потом я попробую разобраться, что же все-таки произошло.
— В общем, ему двадцать пять, он слушает «Полис» и Нила Янга, а еще он фанат «Монти Питона».
— Значит, у него есть чувство юмора.
— Конечно, есть.
— Мне начинает нравиться этот человек.
— Угу, но вообще-то он не такой уж идеальный. Он очень упрям. Такой, знаешь, упертый. Если ему что-то очень надо, он идет до конца, пока не получит желаемое. Но действует спокойно. Он просто потихоньку продвигается к намеченной цели. Я могу колебаться, изменять направление, точку зрения, а он будет кивать и ждать, когда все устаканится.
— Он студент?
— Нет, архитектор. Хороший архитектор. У него большое будущее, и он хочет достигнуть многого, а я так, заодно. Честолюбие — не мой конек, а вот Ричард очень целеустремленный. Я себе мечтаю, а он реализует свой талант. У него настоящий талант, который ломает все мои жизненные планы.
— А какие у тебя жизненные планы?
— Мои планы — не строить никаких планов. Не пускать корни и не заводить дом, а просто жить сегодняшним днем. Ричард путешествует только потому, что хочет быть со мной. Ему это не надо так, как мне, хотя иногда и ему это нравится. Как, например, позавчера ночью он сошел с поезда, чтобы посмотреть на небо, и был поражен до глубины души, когда понял, что может быть одновременно здесь и нигде, как раз там, где я прожила все эти годы. И хочу остаться навсегда.
— Так ты мечтательница, Фрэнсис. Подожди, вот случится что-нибудь гадкое, и тогда ты очнешься и захочешь домой.
