Линкольн Чайлд - Танец смерти

Остановился, оглядел шумную толпу журналистов... самообладание быстро вернулось. Они, словно беспокойные овцы, ждут, когда к ним выйдет кто-нибудь из полиции и объяснит, в чем дело. Смитбек посмотрел на них с жалостью. Он не хотел, чтобы у него была та же, что и у всех, история, скормленная властями по ложке. Они расскажут лишь то, что захотят рассказать. Ему же нужны настоящие факты, а узнать их можно на двадцать четвертом этаже линкольновской башни.

Смитбек отвернулся от толпы и пошел в противоположном направлении. У таких многоэтажек, как эта, имеется служебный вход.

Мимо фасада здания, смотрящего на Бродвей, он дошел до угла. Там узкий переулок отделял его от следующего дома. Сунув руки в карманы, зашагал по переулку, небрежно посвистывая.

Спустя мгновение свист прекратился. Он увидел большую железную дверь с надписью «Служебный вход – Доставка». Возле двери стоял еще один коп. Он внимательно смотрел на Смитбека и одновременно разговаривал с кем-то по маленькому приемнику, приколотому к воротнику.

Черт! Ладно, только не останавливаться, не поворачивать назад – это будет выглядеть подозрительно. Надо как ни в чем не бывало пройти мимо полицейского, словно он собирался укоротить путь, зайдя за здание.

– Доброе утро, – сказал он, поравнявшись с полицейским.

– Добрый день, мистер Смитбек, – ответил коп.

У Смитбека окаменела челюсть.

Кто бы там ни занимался расследованием убийства, в профессионализме им не откажешь. Все делают как надо. Но и Смитбек не лыком шит. Если в здание есть еще один вход, он его отыщет. По переулку он вышел к торцу здания, повернул под прямым углом и снова двинулся в сторону 65-й стрит.

Да, примерно в тридцати ярдах отсюда – служебный вход в кафе «La Vielle Ville». И копов не видно. Раз уж на двадцать четвертый этаж подняться невозможно, удастся, по крайней мере, заглянуть туда, куда этот несчастный свалился.

Быстро пошел вперед, волнение прибавило прыти. Кто знает, может, из ресторана он и наверх поднимется? Должны же быть коридоры... возможно, в подвале?

Смитбек дошел до металлической двери, потянул за ручку и застыл на пороге.

Там, рядом с огромными плитами, несколько полицейских брали показания у поваров и официантов.

Все медленно повернулись и уставились на него.

Смитбек сделал вид, будто заглянул случайно.

– Никакой прессы, – рявкнул один из копов.

– Прошу прощения, – сказал Смитбек и фальшиво улыбнулся. – Не туда попал.

И очень осторожно закрыл дверь. Вернулся к фасаду, где его еще сильнее оскорбило зрелище репортерского стада – стоят, словно овцы, предназначенные на заклание.

Нет, это не для него, не для Билла Смитбека из «Таймс». Сверкнул глазами, словно полководец, выбирающий способ атаки: у него должна родиться идея, до которой не додумались другие. И тут он заметил мотоциклиста, развозящего пиццу. Он безнадежно пытался пробиться сквозь толпу. Человек был худенький, со скошенным подбородком, на голове глупая шапочка с надписью «Пицца Ромео». Лицо посыльного от волнения покрылось красными пятнами.

Смитбек подошел к нему, кивнул на корзину, установленную на багажник.

– Тут пицца?

– Две, – сказал посыльный. – Посмотрите на это безобразие. Они остынут, и плакали мои чаевые. К тому же, если через двадцать минут я их не доставлю, мне совсем не заплатят...

Смитбек перебил его.

– Пятьдесят баксов за две твои пиццы и шапку.

Человек посмотрел на него, как на полного идиота.

Смитбек вытащил деньги.

– На. Возьми.

– А как же я...

– Скажи, что тебя ограбили.

Посыльному ничего не осталось, как взять деньги. Смитбек стащил с него шапку и нахлобучил на собственную голову. Затем открыл багажник мотоцикла и вытащил коробки с пиццей. Двинулся сквозь толпу к двери. В одну руку взял пиццы, а другой торопливо сдернул галстук и сунул в карман.

– Доставка пиццы, дайте дорогу!

Толпа расступилась, и он приблизился к огороженному лентой месту преступления.

– Доставка пиццы, двадцать четвертый этаж.

Сработало, как пароль: толстый коп отодвинул заграждение, и Смитбек прошел внутрь.

А теперь триумвират у дверей.

Он уверенно ринулся вперед, но копы уставились на него.

– Доставка пиццы, двадцать четвертый этаж.

Они преградили ему дорогу.

– Я сам подниму пиццы, – сказал один из них.

– Извините. Нарушение правил компании. Я обязан доставить товар клиенту.

– Вход запрещен.

– Да, но только не для нашей компании. К тому же, если вы понесете ее сами, как я получу свои деньги?

Копы растерянно переглянулись. Один из них пожал плечами. Смитбек возрадовался. Кажется, поверили. Скорее всего, впустят.

– Ну, скорее, они же стынут, – горячо заговорил Смитбек.

– Сколько?

– Да я же сказал, товар я обязан доставить клиенту лично. Позвольте.

Он сделал осторожный шажок и едва не уперся в огромный живот старшего полицейского.

– Входить никому не позволено.

– Да, но я же...

– Дайте мне ваши пиццы.

– Но ведь я сказал...

Коп протянул руку.

– Я сказал: дайте мне чертовы пиццы.

Смитбек понял, что проиграл. И послушно отдал пиццы полицейскому.

– Сколько? – спросил коп.

– Десять баксов.

Коп протянул десятку, без чаевых.

– Для кого это?

– Для команды СОК.

– У вашего клиента есть имя? Там десяток людей из СОК.

– Кажется, Миллер.

Недовольно ворча, коп исчез вместе с пиццами в полутемном вестибюле, а два других перегородили вход. Тот, что пожимал плечами, обернулся.

– Извини, приятель, но не принесешь ли ты мне пиццу размером 15 дюймов, с перцем, чесноком, луком и двойной порцией сыра?

– Как пожелаете, – сказал Смитбек и зашагал к барьеру. Когда протискивался сквозь толпу репортеров, услышал смешки. Кто-то воскликнул: «Прекрасная попытка, Билл», а другой, подражая женскому голосу, запищал: «Билл, детка, эта шляпа безумно тебе идет!».

Смитбек с отвращением сдернул шапку и бросил на землю. Впервые его репортерский гений дал осечку. Относительно этого дела у него появилось нехорошее предчувствие: не успело начаться, как запахло гнильцой. Несмотря на морозный январский воздух, он затылком чувствовал жаркое дыхание Харримана.

Повернулся и с тяжелым сердцем встал в толпе, ожидая официального разъяснения.

Лейтенант Винсент Д'Агоста отворил дверь паба Макфили. Он испытывал страшную усталость. В заведении Макфили было уютно, как в любом другом ирландском баре, которые до сих пор встречаются в Нью-Йорке. Сейчас Д'Агосте уют был нужен как никогда. В длинном узком помещении было темно, с одной стороны блестел начищенный деревянный бар, с другой – размещались кабины. На стенах висели старинные картины с изображением спортивных сцен, впрочем, под толстым слоем пыли разобрать на них что-либо не представлялось возможным. Позади бара, у зеркальной стены, выстроились шесть рядов бутылок. Возле двери стоял старый музыкальный автомат с написанными на нем зелеными чернилами названиями ирландских музыкальных произведений. В ассортименте бара имелись «Гиннесс», «Харп» и «Басс». Пахло жарочным маслом и пролитым пивом. Недоставало, пожалуй, единственной ностальгической детали – запаха табачного дыма, хотя Д'Агосте этого было и не нужно: он бросил курить сигары много лет назад, когда вышел в отставку, переехал в Канаду и стал писать.

Бар был наполовину пуст, и Д'Агосте это понравилось. Он взял табурет и придвинул его к стойке.

Патрик, бармен, заметил его и подошел.

– Привет, лейтенант, – сказал он и подвинул к нему подставку для стакана. – Как дела?

– Потихоньку.

– Как обычно?

– Нет, Пэдди. Темное, пожалуйста. И чизбургер.

Пинта не заставила себя ждать. Д'Агоста задумчиво опустил губу в пену цвета мокко. Он почти не позволял себе баловство такого рода: за последние месяцы Д'Агоста потерял двадцать фунтов веса и не хотел вновь их набрать, однако сегодня решил сделать исключение. Лаура Хейворд вернется домой поздно: она работает сейчас над делом о человеке, который свалился на людей, обедавших в ресторане на Верхнем Манхэттене.

Утро прошло бесполезно: угрохал время на поиски зацепок. В официальных отчетах о Рейвенскрай, поместье тетушки Корнелии в графстве Датчесс, ничего не нашел. Сделал запрос в полицейское управление Нового Орлеана относительно давно сгоревшего поместья Пендергастов. Результат тот же. В обоих случаях о Диогене Пендергасте выяснить ничего не удалось.

Снова отправился на Риверсайд, 891, – еще раз изучить собранные Алоизом свидетельства. Позвонил в лондонский банк, в котором, согласно данным Пендергаста, Диоген снял деньги со счета. Счет уже двадцать лет как закрыли, дополнительной информацией банкиры не обладали. Запросы в банки Гейдельберга и Цюриха принесли тот же ответ. Поговорил с английской четой, сын которой недолгое время жил в Сандрингхэме в одной комнате с Диогеном. Родители сказали, что юноша покончил с собой, как только его выпустили из-под опеки.