— Бактериологическое оружие? — мгновенно въехал в ситуацию Кармел. — Могу спорить, этот город кишит русскими шпионами, которые пытаются выяснить, что здесь происходит. И я им дам прямую наводку. Но как, черт побери, познакомиться с русским шпионом или китайским? Не дашь же объявление в газетную службу знакомств. Черт. Может быть, стоить съездить в университет и поговорить с кем-нибудь из этих придурковатых студентов-коммунистов...
Я потрясена.
— Кармел! Нельзя же вот так, запросто, продавать свою страну!
— Черта с два, нельзя! Статуя Свободы — такая же шлюха, как и ты, я и ее готов продать, было бы кому. Не будь дурой. — Он сует руку в карман пиджака и, как всегда, когда волнуется, вытаскивает оттуда карамельку. — Наверняка кто-то в Банде об этом знает. Они всегда все знают. Черт, должен же быть какой-то способ срубить на этом денег.
Международная трансляция выступления президента началась 31 марта в 22:30 по нью-йоркскому времени. Русским и китайцам дали двадцать четыре часа, чтобы убраться с Фернандо-По, иначе над Санта-Исабель прольется ракетно-ядерный дождь. "Это очень серьезно, — говорил глава исполнительной власти США, — и Америка не бросит на произвол судьбы свободолюбивый народ Фернандо-По!"
Трансляция закончилась в 23:00 по нью-йоркскому времени, и уже через две минуты все телефонные линии страны дымились от перегрузки — американцы заказывали железнодорожные, авиа— и автобусные билеты в Канаду.
В Москве, где в это время было десять утра следующего дня, Генеральный секретарь срочно созвал все Политбюро и решительно сказал:
— Этот мудак в Вашингтоне — сумасшедший, и он не шутит. Надо немедленно отозвать наших людей с Фернандо-По, а потом выяснить, кто их вообще туда посылал, и перевести этого деятеля куда-нибудь в Сибирь, курировать строительство ГЭС.
— Наших людей в Фернандо-По нет, — мрачно сказал один из членов Политбюро. — Американцы что-то напутали.
— Как же, по-вашему, мы можем отозвать наших, если их там вообще нет? — строго спросил Генеральный секретарь.
— Понятия не имею. У нас есть двадцать четыре часа на то, чтобы что-нибудь придумать, иначе нам всем... — тут член Политбюро употребил старинное русское словцо.
— Можно объявить, что мы выводим наши войска, — предложил другой член Политбюро. — Они не смогут обвинить нас во лжи, если через двадцать четыре часа не найдут ни одного нашего человека на острове.
— Нет, они никогда не верят тому, что мы говорим. Они хотят все увидеть собственными глазами, — задумчиво сказал Генеральный. — Мы должны скрытно перебросить туда войска, а затем с шумом и помпой вывести их. Вот так.
— Боюсь, это не решит проблему, — похоронным голосом произнес еще один член Политбюро. — Наша разведка докладывает, что на острове китайские войска. Если Пекин не отзовет своих людей, бомбы начнут падать прямо на головы нашим и... — далее он обрисовал свое видение ситуации, прибегнув к расхожему русскому выражению.
— Черт бы их побрал, — выругался Генеральный секретарь. — И какого хрена китайцы полезли на этот Фернандо-По?
Несмотря на раздражение, он говорил очень властно. В сущности, это был прекрасный образец доминантного самца нынешней эпохи. Пятидесятипятилетний, жесткий, практичный и не обремененный сложными этическими комплексами, которые приводят в затруднение интеллектуалов, он давно понял, что мир — это сучье место, в котором могут выжить только самые коварные и безжалостные. Он был настолько добр, насколько это возможно для сторонника философии крайнего дарвинизма. По крайней мере, он искренне любил детей и собак, если только они не находились на территории, которую, исходя из Интересов Государства, следовало подвергнуть бомбардировке. Несмотря на чуть ли не небесный статус, у него по-прежнему сохранилось чувство юмора, и, хотя вот уже почти десять лет со своей женой он был импотентом, ему удавалось за полторы минуты достичь оргазма во рту опытной проститутки. Он принимал амфетаминовые стимуляторы, чтобы выдержать рабочий день, который длился по двадцать четыре часа в сутки, поэтому в его мировосприятии со временем появился параноидальный уклон. Чтобы унять постоянное беспокойство, ему приходилось глотать транквилизаторы, и поэтому его отрешенность иногда граничила с шизофренией. Но основную часть времени внутренняя практичность позволяла ему цепко держаться за реальность. Короче говоря, он был очень похож на правителей Америки и Китая.
А тем временем Сол Гудман, приказав себе больше не думать о Томасе Эдисоне и его электрических лампочках, вновь просматривает восемь первых записок, стараясь опираться исключительно на консервативно-логическую сторону своего мышления и жестко блокировать интуицию. Это была его привычная тактика, и он называл ее «расширением-и-сжатием»: сначала прыжок в неизвестное в поиске связи, которая должна существовать между фактом № 1 и фактом № 2, затем медленный откат для проверки правильности выбранного курса.
Перед его мысленным взором проносятся имена и даты: Фра Дольчино — 1508 — рошани — Хасан ибн Саббах — 1090 — Вейсга-упт — заказные убийства — Джон Кеннеди, Бобби Кеннеди, Мартин Лютер Кинг — мэр Дэйли — Сесил Роде — 1888 — Джордж Вашингтон...
Версии:
1) все это правда, и дела обстоят именно так, как отражено в записках;
2) это отчасти правда, а отчасти — ложь;
3) все это ложь и никакого тайного общества, существующего с 1090 года до наших дней, никогда не было и нет.
Что ж, отнюдь не всё здесь правда. Мэр Дэйли никогда не кричал сенатору Рибикоффу: «EwigeBlumenkraft». Сол видел в «Вашингтон пост» расшифровку прочитанного по губам крика Дэйли при выключенном микрофоне, но там не было и намека на немецкий язык, одна лишь непристойная брань и антисемитизм. В теории замещения Вашингтона Вейсгауптом, при всех цитируемых в записках косвенных доказательствах, тоже есть слабые места: очень трудно поверить, что в те времена, когда еще не знали о пластической хирургии, можно было безболезненно совершить такую подмену и выдать себя за человека, внешность которого хорошо известна буквально всем! Итого два весомых аргумента против версии первой. Не всё в записках правда.
А что с версией три? Возможно, линия существования общества иллюминатов не была непрерывной, и человек, взорвавший «Конфронтэйшн», не был прямым наследником первых ассасинов Хасана ибн Саббаха. Возможно, эта цепь прерывалась, и иллюминаты на какое-то время сходили со сцены, как это было с Ку-клукс-кланом в период между 1872 и 1915 годами. В конце концов, за восемь веков орден мог много раз распадаться и много раз опять возобновлять свою деятельность. Но вполне вероятно, что между Ближним Востоком XI века и Америкой века XX существует незримая связь, которая проходит через средневековую Европу. Неудовлетворенность Сола официальными версиями последних убийств, не поддающаяся никакому рациональному объяснению современная международная политика Америки и тот факт, что даже историки, которые проявляли воинствующее недоверие ко всем «теориям заговоров», признавали центральную роль тайных масонских лож во Французской революции, — все это служило веским основанием для отказа от третьей версии. Кроме того, судя как минимум по двум запискам, первой группой, куда проникли люди Вейсгаупта, были масоны.
Итак, версия 1 однозначно отпадает, а версия 3 практически столь же несостоятельна; значит, скорее всего, правильна версия 2. Теория, сформулированная в записках, отчасти верна, а отчасти ложна. Но какова, в сущности, эта теория и какая ее часть — правда, а какая — ложь?
Сол закуривает трубку, закрывает глаза и сосредоточивается.
По существу, суть теории заключалась в том, что, используя вывески самых разных организаций, иллюминаты вербовали людей, с помощью марихуаны (или какого-то продукта ее переработки) позволяли им пережить опыт «просветления», а затем превращали в фанатиков, готовых воспользоваться любыми необходимыми средствами для превращения населения всего мира в иллюминатов. Очевидно, они ставили перед собой глобальную цель тотального преобразования человечества в духе концепции сверхчеловека Ницше или фильма «2001». По ходу этого заговора иллюминаты, как намекал Малик Питеру Джексону, методично убивали каждого популярного политического деятеля, который мог помешать выполнению их плана.
Внезапно Сол подумал о Чарли Мэнсоне и о прославлении Мэнсона террористами «Уэзерменов» и «Моритури». Он подумал о популярности курения марихуаны и о лозунге современных радикальных молодежных организаций: «Любые средства хороши». И еще он вспомнил девиз Ницше: «Будь тверд... Все, что делается во имя любви, выше добра и зла... Человек выше обезьяны, а Сверхчеловек выше человека... Не забывай о своем превосходстве...» Несмотря на логику, которая доказывала, что теория Малика верна лишь частично, Сол Гудман, убежденный либерал, внезапно чувствует, что его сердце на миг сжалось от страха при мысли о современной молодежи, того самого страха, который обычно испытывают правые.
