— Я покажу вам фотографии.
— Нет, не надо, — резко оборвала ее Розен, продолжая держать за руки, словно она висела над обрывом и Лена оставалась единственным средством удержаться от падения. — Не надо.
Лена, с трудом высвободив одну руку, достала из кармана полароидные снимки, но Розен вдруг зажмурилась и отвернулась, как испуганный ребенок.
— Доктор Розен! — снова начала Лена, но та не повернулась. И тогда, понизив голос до шепота, она спросила: — Джил, это ваш сын?
Доктор наконец обернулась, но взгляд ее был направлен вовсе не на фото, а на Лену, и в этих глазах, как раскаленные добела угли, загорелась ненависть.
— Вы должны подтвердить, что на фото ваш сын, — твердо сказала Лена, чтобы поскорее с этим покончить.
Розен в конце концов посмотрела на снимок. Ноздри ее раздулись, губы сжались в тонкую линию — она с трудом сдерживала слезы. По выражению ее лица было понятно, что мертвый юноша — ее сын, но доктор Розен все тянула время, глядя на фото и пытаясь заставить мозг принять то, что видят глаза. Вдруг она — видимо, невольно — погладила большим пальцем шрам на руке Лены, как какой-нибудь талисман-оберег. Ощущение было такое, словно по руке провели наждачной бумагой, и Лена скрипнула зубами, чтобы не закричать.
— Где это случилось? — спросила Розен.
— Мы нашли его на западной стороне кампуса, — с дрожью в голосе проговорила Лена, все еще пытаясь выдернуть руку из ее ладоней.
Розен, казалось, ничего не замечала.
— Что произошло?
Лена облизнула губы, хотя во рту у нее было сухо, как в пустыне.
— Он бросился с моста, — с трудом проговорила она, пытаясь сделать вдох. И, чуть помолчав, добавила: — Мы считаем, что он…
— Что? — перебила Розен, все еще сжимая ее ладонь. Лена не выдержала и умоляющим тоном произнесла:
— Пожалуйста, извините, но мне больно…
На лице доктора появилось выражение некоторого замешательства, отчего Лена почувствовала себя окончательно загнанной в угол. И тут ее будто прорвало:
— Да отпустите же мою руку!
Розен тут же отпрянула, а Лена соскочила со стула, опрокинув его, и стала пятиться подальше от докторши, пока не почувствовала спиной дверь.
Лицо Джил Розен исказилось от ужаса.
— Пожалуйста, простите, — пробормотала она.
— Ладно, ничего. Уже все в порядке, — сказала Лена, опираясь на дверь и вытирая ладони о бедра, будто хотела счистить с них грязь. Сердце ее колотилось так, словно хотело выскочить из груди. — Не стоило мне срываться…
— Мне бы следовало знать…
— Пожалуйста, не продолжайте, — перебила Лена, ощущая, как к бедрам от трения приливает жар. Она подняла ладони и потерла их друг о друга, как будто они озябли.
Доктор Розен, не вставая со стула, проговорила:
— Не волнуйтесь. Здесь вы в полной безопасности.
— Со мной все в порядке, — ответила Лена, но голос ее звучал еле слышно, а кислый привкус страха все еще стоял во рту. Бросив взгляд вниз, на свои руки, она прижала большим пальцем шрам и потерла его, словно пытаясь стереть. — Да, все в порядке. Я уже пришла в норму.
Докторша хотела было что-то сказать, но передумала.
Лена между тем сосредоточилась на своем дыхании, стараясь успокоиться. Ладони ее покраснели и были липкими от пота, и шрамы рельефно выделялись на этом фоне. Она заставила себя не думать о них, сунув руки под мышки. Стыдно так себя вести, она же не псих! На такое способны только душевнобольные! И Розен, вероятно, уже думает, что по ней плачет смирительная рубашка.
— Лена?.. — заговорила Розен.
Стараясь свести все к шутке, Лена натянуто рассмеялась.
— Просто почему-то вдруг занервничала, — неестественно весело сказала она, убирая волосы, липшие от пота к коже, за уши.
И вдруг, совершенно непонятно почему, Лене захотелось сказать что-нибудь мерзкое, что-то такое, что прибило бы доктора Розен на месте и вернуло их обеих в равное положение.
Должно быть, та почувствовала перемену в ее настроении, потому что спросила:
— К кому мне следует обратиться в полиции?
Лена непонимающе уставилась на нее, на секунду забыв, зачем здесь оказалась.
— Лена? — повторила Розен. Она уже пришла в себя, сложила руки на коленях и распрямилась как струна.
Лена с трудом выдавила:
— Шеф Толливер будет в библиотеке примерно через полчаса.
Розен смотрела на нее, как будто никак не могла решить, что ей делать дальше. Для матери, потерявшей сына, получасовое ожидание могло показаться вечностью.
— Джеффри не знает о… — начала Лена, показав на разделявшее их пространство.
— О вашем лечении? — закончила за нее Розен, словно Лена была так глупа, что могла произнести это слово.
— Извините, — пробормотала Лена. На сей раз ей действительно было стыдно. Ей полагалось сейчас утешать доктора Джил Розен, а не давать волю эмоциям. Джеффри сказал Чаку, что Лена хорошо умеет это делать, а она всего за пять минут испортила все на свете.
— Мне действительно очень жаль, что все так вышло, — повторила она снова.
Доктор Розен подняла голову, как бы признавая, что услышала извинение, но не принимает его.
Лена подняла упавший стул. Желание выскочить из комнаты было настолько сильным, что у нее ноги заломило.
— Расскажите, что там произошло, — попросила Джил. — Мне надо знать, как это случилось.
Лена, обхватив руками спинку стула, плотно прижалась к ней.
— Как нам представляется, он бросился с моста, там, возле леса. Его нашла одна студентка, она и позвонила по девять-один-один. Вскоре на место прибыла полиция, и коронер подтвердила, что он мертв.
Розен вдохнула и задержала дыхание на несколько ударов сердца.
— Он по этой дороге ходил на занятия…
— Через мост? — Лена поняла, что Розены, видимо, живут на Мейн-стрит, как и многие преподаватели колледжа.
— У него все время крали велосипед, — проговорила доктор, и Лена кивнула. Велосипеды в кампусе кради постоянно, и служба безопасности не имела представления, кто этим занимается.
Розен снова вздохнула, словно выплескивая свое горе маленькими порциями, потом спросила:
— Это было быстро?
— Не знаю, но думаю, да. При таких обстоятельствах… смерть должна была наступить очень быстро.
— У Энди был маниакально-депрессивный психоз, — сообщила Розен. — Он всегда был очень чувствителен, но мы с его отцом… — Словно не решаясь доверить Лене сокровенное, она замолчала. Учитывая только что имевший место инцидент, ее трудно было за это винить. — Он оставил записку?
Лена достала сложенный листок из кармана и положила на стол. Розен заколебалась, прежде чем его взять.
— Это не его кровь, — сказала Лена, указывая на кровавые отпечатки пальцев, оставленные на бумаге Фрэнком и Джеффри. Даже принимая во внимание случившееся с Тессой, Лену удивило, что Фрэнк разрешил ей показать записку матери Энди.
— Это кровь?
Лена кивнула, но объяснять ничего не стала. Пусть Джеффри сам решает, что именно можно рассказать матери самоубийцы.
Розен надела очки, которые на цепочке висели у нее на груди, и прочла записку вслух, хотя Лена и не просила ее об этом:
— «Я больше не могу это выносить. Мама, я тебя люблю. Энди».
Доктор еще раз глубоко вздохнула, словно это помогало ей сдерживать эмоции, осторожно сняла очки и положила клочок бумаги на стол. Он долго смотрела уже невидящим взглядом на последнюю весточку от сына и наконец произнесла:
— Почти слово в слово такая же, как в прошлый раз.
— Когда это было? — спросила Лена, сразу переключаясь в режим расследования.
— Второго января. Он себе вены вскрыл. Слава Богу, я обнаружила его до того, как он успел потерять слишком много крови, однако… — Она опустила голову на руку, все еще глядя на записку, потом прикоснулась к листочку пальцами, будто это была часть ее сына — единственная, которую он ей оставил.
— Я должна ее забрать, — предупредила Лена, хотя Джеффри с Фрэнком так заляпали записку, что она перестала представлять хоть какую-то ценность в качестве вещественного доказательства или улики.
Розен отдернула руку.
— Простите. Может быть, потом мне ее отдадут?..
— Да, когда будет покончено со всеми формальностями.
— Я могу увидеть сына? — тихо спросила Джил, теребя цепочку от очков.
— Только после вскрытия.
Розен как током ударило.
— Зачем? Разве вы обнаружили что-то подозрительное?
— Нет, — ответила Лена, хотя и не вполне уверенно. — Это просто формальность, потому что свидетелей смерти не было. Никого там в тот момент не оказалось.
— А тело… сильно пострадало?
— Нет, не очень, — сказала Лена, отлично понимая, что ее ответ весьма субъективен. Она хорошо помнила, в каком состоянии попало в морг тело ее сестры год назад. Хотя Сара сделала все возможное, царапины и порезы на лице Сибил замаскировать не удалось.
