При всем желании произвести впечатление парня, который торопится выполнить давно привычную работу, я не мог сделать и шага вперед. В церковный подвал набилось столько народу, что у меня от удивления отвисла челюсть.
Одни лежали на полу, пытаясь заснуть. Другие сидели кружками по пять – семь человек и негромко переговаривались.
Третьи, устроившись за длинными столами или просто на складных стульях, ели – словом, тут яблоку негде было упасть. Матери старались не отпускать далеко плачущих, ссорящихся или играющих детей. Несколько пьяных оглушительно храпели. Добровольные помощники передавали по цепочке одеяла и, осторожно ступая между распростертыми на полу людьми, клали в протянутые руки по яблоку.
У дальней стены кипела бурная деятельность: там готовили, раскладывали и пускали по подвалу еду. В самой глубине кухни я заметил Грина – без умолку говоря, он наливал в картонные стаканчики фруктовый сок.
В теплом воздухе стоял густой, но довольно приятный дух, вернее, смесь запахов. Меня толкнул в спину очередной прибывший, подобно Мистеру закутанный в тряпье. Нужно было пошевеливаться.
Я направился прямо к Мордехаю, он мне обрадовался.
Подобно старым друзьям, мы обменялись рукопожатием, и он представил меня двум своим помощникам, чьих имен до этого вечера я слыхом не слыхивал.
– С ума сойти, – сказал Грин. – Снег, мороз, и работы на всю ночь. Берите! – Он указал на поднос с белым хлебом.
Подхватив поднос, я пошел за Грином к столу.
– Не так уж это и сложно. Вот колбаса, вот горчица и майонез. Половину сандвичей делайте с горчицей, половину – с майонезом. Кусок колбасы, два куска хлеба. Десяток-другой ломтей смажьте арахисовым маслом. Ясно?
– Да.
– Схватываете на лету. – Он похлопал меня по плечу и пропал.
Быстро справившись с первой дюжиной сандвичей и почувствовав себя профессионалом, я сбавил темп и принялся рассматривать стоявших в очереди людей. Головы опущены вниз, взгляды устремлены на еду. Каждый держит две тарелки: плоскую из картона и поглубже из пластика, а также ложку и салфетку. По мере продвижения в пластиковую посудину наливается суп, на картонку кладутся сандвич, яблоко и квадратик печенья. В самом конце вручается стакан яблочного сока.
Добровольца, разливающего сок, большинство подходивших негромко благодарили. Получив порцию, даже дети становились серьезными и спокойными.
Ели бездомные медленно. Необходимо было в полную меру насладиться теплом, ощутить богатство вкуса, втянуть носом удивительный аромат пищи. Впрочем, кое у кого еда исчезала с тарелок в мгновение ока.
Рядом со мной стояла газовая плита, и на каждой из четырех конфорок кипел суп в огромной кастрюле. Сбоку от плиты помещался большой стол, заваленный морковью, луком, помидорами, сельдереем и куриными тушками. Сноровистый доброволец яростно орудовал огромным ножом. Два его товарища управлялись с кастрюлями. Несколько человек подносили готовую похлебку к раздаточным столам.
Сандвичами занимался один я.
– Нужны еще бутерброды с арахисовым маслом, – сообщил вернувшийся на кухню Мордехай. Склонившись, он извлек из-под стола восьмилитровую жестяную банку. – Справитесь?
– Рассчитывайте на меня смело.
Некоторое время Грин наблюдал за моей работой. Очередь рассасывалась; я понял, что он хочет воспользоваться передышкой и переброситься парочкой фраз.
– А вы показались мне юристом, – пустил я пробный шар, продолжая намазывать масло.
– Прежде всего я человек, потом юрист. Иногда первое совпадает со вторым. Мажьте потоньше, мы должны помнить о других голодных.
– Откуда вы берете продукты?
– Из накопителя. Туда поступают все пожертвования. Сегодня нам повезло: добрая душа прислала кур. Здесь это деликатес. Обычно мы довольствуемся овощами.
– Хлеб мог быть и посвежее.
– Согласен. Зато достался даром. Мы его получаем из крупной пекарни, они отдают нам нераспроданную вчерашнюю партию. Хотите – возьмите сандвич.
– Спасибо, только что съел. А вы тоже здесь питаетесь?
– Редко.
Судя по комплекции, Мордехай действительно не придерживался яблочно-овощной диеты. Усевшись на край стола, он обвел взглядом людей, заполонивших подвал.
– Вы впервые в приюте?
– Да.
– Какое слово пришло вам на ум, когда вы вошли?
– Безнадежность.
– Так я и думал. Ничего, это пройдет.
– Сколько здесь проживает человек?
– Ни одного. Это убежище на крайний случай. Кухня, правда, работает ежедневно, кормит людей обедом и ужином, но подвал – не приют. Спасибо церкви, разрешает нам пользоваться им в непогоду.
– Тогда где они все живут? – не отступал я.
– Кое-кто самовольно занял брошенный дом. Таких считают счастливчиками. Некоторые ночуют прямо на улицах или в парках. Бывает, спят на автобусных станциях или под мостами. Но выжить в подобных местах можно только при соответствующей погоде. Нынешняя ночь для многих могла стать последней.
– А приюты?
– Разбросаны по городу. Всего их около двух десятков: одни существуют на деньги частных фондов, другие содержатся городскими властями, вот-вот закроются два заведения, за что мы очень “благодарны” новому бюджету.
– На сколько коек они рассчитаны?
– На пять тысяч.
– А всего бездомных?
– Это вечный вопрос. Уж больно непросто их подсчитать. Более или менее верной представляется цифра десять тысяч.
– Десять тысяч?!
– Да, и это только те, кто обитает на улице. Но ведь раза в два больше людей живут у знакомых или друзей в постоянном страхе потерять крышу над головой.
– Получается, по крайней мере пять тысяч вынуждены ночевать под открытым небом? – Я не мог в это поверить.
– По крайней мере.
Подошедший доброволец попросил сандвичи. Мы споро приготовили пару дюжин и вновь принялись изучать окружающих. Внезапно дверь распахнулась, и в подвал вошла молодая женщина с младенцем на руках. За ней по пятам следовали трое малышей постарше, на одном не было ничего, кроме трусиков и разномастных носков. Даже ботинок не было. С плеч ребенка свисало грязное полотенце. Остальные были обуты, но с одеждой дела обстояли не лучше.
Младенец, похоже, спал.
Попав в тепло, мать оцепенела, не зная, куда податься.
У столов не осталось свободных мест. Через мгновение она оправилась и повела свой выводок к еде. Улыбаясь, к женщине подошли два добровольца. Один устроил семейство в углу поближе к кухне и принес тарелки с супом, другой, помогая согреться, заботливо укрыл одеялами.
Мы следили за развитием событий. Поначалу я устыдился собственного любопытства, но вскоре заметил, что на нас с Мордехаем никто не смотрит.
– Что с ней будет, когда снегопад кончится? – негромко спросил я у Грина.
– Кто знает! Спросите у нее самой.
Совет отрезвил меня. В данный момент я не был готов замарать свои белые ручки.
– Вы заходите в окружную ассоциацию адвокатов?
– Бывает. А в чем дело? – удивился я.
– Да так просто. Коллегия много делает для бездомных, и без всякого вознаграждения.
Он явно закидывал удочку, но меня так легко не поймаешь.
– Моя специальность – дела, по которым суд выносит смертный приговор, – гордо сообщил я, не очень покривив при этом душой.
Четыре года назад я помогал одному из компаньонов фирмы готовить речь в защиту заключенного, ожидавшего в камере техасской тюрьмы исполнения приговора. Фирма взяла на себя обязательство оказывать заключенным этой тюрьмы безвозмездную юридическую помощь, а драгоценное время, затраченное на подобную благотворительность, в подбивку не включишь.
Я продолжал посматривать на сидевшую в углу мать с Детьми. Малыши набросились на печенье, суп остывал. Молодая женщина не обращала внимания на еду.
– У нее есть куда пойти после подвала? – поинтересовался я.
– Скорее всего нет, – ответил Грин, покачивая ногой. – Вчера список остро нуждающихся хотя бы во временном прибежище насчитывал пятьсот фамилий.
– Во временном? – переспросил я.
– Именно так. Для замерзающих бродяг в городе существует лишь один приют, да и тот власти открывают, когда температура падает ниже нуля. Приют для нее единственный шанс, но, боюсь, этой ночью там и ступить-то некуда. А только снег начнет таять, на дверях появится замок.
Добровольцу, который ловко управлялся с овощами, срочно потребовалось уйти. Поскольку из свободных на данный момент помощников ближе к его рабочему месту находился я, мне и предложили встать на замену. В течение следующего часа Мордехай делал сандвичи, а я шинковал морковь под бдительным взором мисс Долли, члена церковного совета, уже более одиннадцати лет отвечавшей за питание бездомных. Кухня была ее детищем. Я сподобился быть допущенным в святая святых. Наблюдательная мисс Долли не преминула заметить, что летящие из-под моего ножа пластинки сельдерея чересчур крупные, и я мгновенно исправился. Белый фартук Долли сверкал первозданной чистотой, сознание значимости возложенных на нее обязанностей наполняло распорядительницу чувством законной гордости.
