В списке потенциальных героев шоу снова значилась Лорейн Пламмер. Как ни странно, передача о гибели ее сына, которую они показали прошлой осенью, не вызвала большого резонанса, так что новую программу на эту тему Кэрри собиралась сделать в качестве услуги Дэннису. Интервью с Лорейн Пламмер уже записано и должно пойти в эфир в следующем месяце. Кэрри надеялась, что после повторного освещения сюжета Дэннис получит хоть парочку полезных звонков. После гибели сына Лорейн в том районе произошли еще подобные инциденты. Кэрри только недавно с изумлением поняла, что ее дом находится совсем недалеко от опасного квартала. Между двумя разными мирами, Хэмпстедом и Хэрлсденом, всего несколько минут езды.
— Бедный парень, — сказала она, закрывая файл с фотографией погибшего мальчика. Ее взгляд задержался на снимке Лорейн Пламмер в отсканированной статье из газеты. Пустые глаза, ввалившиеся щеки, застывшее лицо. Ее душа умерла. И было видно, что безвозвратно.
Кэрри быстро настучала письмо и отправила Лиа с пометкой «срочно» — указание подготовить передачу с миссис Пламмер к эфиру на следующей неделе. Дело это странно перекликалось с чувствами, одолевавшими ее в последнее время: с ощущением пустоты, беспокойством, беспомощностью. Должно быть, матери всех подростков места себе не находят.
Кэрри попыталась отгородиться от чужого несчастья, достав фотографию собственного сына в серебряной рамке. Такой элегантный в костюме и галстуке. Снимок сделали на исходе его последнего года в колледже Дэннингем. Как раз перед тем, как он решил туда больше не возвращаться.
— Дурачок, — прошептала Кэрри, глядя на фото. — Мог бы хоть получить аттестат о среднем образовании.
Она вспомнила свой ужас, когда он объявил о том, что не только не вернется в Дэннингем после каникул, но еще и бросает изучать половину предметов.
— Зачем мне латынь и немецкий? — Он навис над кухонным столом, и Кэрри хорошо помнила отпечатки грязных рук, что он оставил на глянцевой столешнице, перед тем как в ярости выбежать вон. Когда он был младенцем с ямочками на щеках и простодушной улыбкой, ее сердце сжималось от нежности при виде этих маленьких ручек.
— Чтобы получить место в университете! — крикнула Кэрри вслед. — И приличную работу!
Разумеется, его шансы попасть в Кембридж или Оксфорд после ухода из Дэннингема стали равны нулю. Она трижды встречалась с директором колледжа, написала бесчисленное количество электронных писем, сотни раз ругалась с сыном, но так ничего и не добилась.
— Я не хочу быть богатеньким мальчиком со знаменитой мамой, который на других смотрит сверху вниз. Больше говорить не о чем, — отрезал он и с силой захлопнул дверь в свою спальню.
— Но мой сын никогда не будет смотреть на других снизу вверх, — прошептала Кэрри, наливая себе очередную рюмку водки в попытке заполнить хоть чем-то пустоту в сердце.
Она его достала. Репортаж, который они сняли у него дома, когда он впал в ярость в присутствии своей двухлетней дочери; свежие синяки на лицах его жены и любовницы; новый приступ ярости в студии, когда он переворачивал мебель и охране пришлось применить силу, — не оставалось никаких сомнений в том, что ее сегодняшний гость — настоящий подонок. Кэрри было противно находиться с ним в одной комнате. Но в то же время она наслаждалась моментом.
— Посмотрите мне в глаза, Винсент.
Она непринужденно пересекла студию. Охранник силой удерживал гостя на месте. Коротышка Винсент узким хитрым лицом напоминал куницу. Кэрри не боялась его. Она склонилась над ним, слегка повернув голову к камере.
— Ну же, давайте начистоту. Вы когда-нибудь били свою маленькую дочь? — Кэрри сделала паузу. По опыту она знала, что он не станет отвечать. Пока не станет. — Почему в течение первого года ее жизни социальную службу вызывали к вам домой семнадцать раз? Почему снимки в полицейском досье показывают, что синяки на ее спине имеют форму вашей руки? Почему у вашей жены и вашей подружки лица, прости господи, напоминают побитые яблоки? Почему, спрашиваю я, — Кэрри повернулась лицом к зрителям, — девочку до сих пор не забрали в приемную семью? — Она почти кричала, держа снимок ребенка над головой. Она ведь сама мать. Пусть это и не ее жизнь, но она чувствовала боль.
Тишина. Потом в студии один из зрителей зааплодировал. Потом еще и еще. Вся аудитория, все триста человек стоя аплодировали ей. Слишком много детей страдало от жестокого обращения и бездействия социальных служб в последнее время. Тема была очень злободневной, общественность требовала призвать виновных к ответу. Когда зрители затихли, Кэрри продолжила:
— Вы били свою дочь или нет?
Снова тишина.
Кэрри дотронулась до своего наушника. «Дай ему еще десять секунд», — велел режиссер.
Она знала, что съемочная группа тоже в напряжении. Она уже почти час пытается сломать его. Он должен расколоться. Даже Дэннис сегодня пришел в студию. Ему нужно было признание. «Камера два, поближе», — приказала Лиа.
Винсент уставился на свои ботинки. Сдвинул носки вместе.
— Она плохо себя вела, — сказал он. — Все своих детей шлепают. Это не криминал.
Зрители были потрясены. Свист, шиканье, обвинения неслись со всех сторон. Мать ребенка вскочила с места, на сцену выбежали охранники. Кэрри секунду понаблюдала за происходящим, затем повернулась ко второй камере и завершила эфир своим фирменным жестом.
— Супер, дорогая, — сказала Лиа. — Ты просто королева признаний.
Дэннис тоже пробормотал пару одобрительных слов, а потом отправился за сцену, чтобы допросить Винсента.
Кэрри устроилась в любимом кресле. Шла реклама. Аудитория до сих пор не успокоилась. Слышались громкие обвинения в адрес Винсента, охранники по всей студии внимательно оглядывали публику. Напряжение не спадало. Но Кэрри ничего не замечала. Ей было не до того. Следовало подготовиться ко второй части шоу, раскрыть подноготную еще одной загубленной жизни.
На секунду Кэрри поддалась усталости. Не физической — эмоциональной. Усталость навалилась внезапно, словно кто-то шарахнул ее сзади. Да, иметь дело с этими людьми ужасно. И если честно, она с удовольствием отдохнула бы от несчастий, безнадежности, страданий, которые хоть и были чужими, но давно уже проникли и в ее жизнь. С каждым шоу нести это бремя становилось все тяжелее.
Но без этих несчастных людей она так и осталась бы провинциальной журналисткой, а ее доход составляли бы новостные статейки, занимающие полколонки на десятой странице местной газетенки. Усталость отступила. Кэрри расправила плечи. До эфира меньше минуты, и надо сосредоточиться.
Визажистка подошла подновить макияж.
Кэрри улыбнулась.
Все было просто. Как те туфли, которые она выбрала для сегодняшнего шоу, — черное и белое. Работа и дом.
Завибрировал мобильный. Она достала телефон. Жестом отстранила гримершу.
Кто говорит?
У нее перехватило дыхание.
Бутылка с водой выпала из руки.
Холодные брызги попали на ноги.
Кэрри выбежала из студии.
С первого мгновения их знакомства она знала, что влюбится в него. Интервью прошло быстро, но ей казалось, что это самое важное событие в ее жизни. Он рассказал, что до нее встречался еще с восемью кандидатками, но теперь он видит — видит? — что она идеально подходит для этой работы.
— Откуда вы знаете?
Может, он тоже это чувствует?
— Потому что вы не пытались помочь мне положить сахар в чай, — ответил он, пододвигая ей через стол контракт. Бумага прошуршала по рассыпанным белым песчинкам. — Возьмите. Прочитайте до завтра. Если согласны, пришлите обратно.
Он не знал, что все десять минут интервью она не отрываясь смотрела в его невидящие глаза, не знал, что она наблюдала, как раскрываются его губы, когда он собирается задать ей следующий вопрос, не знал, что она отчаянно хотела положить свою белую руку на его смуглую, чтобы дать ему понять, как правильно то, что она оказалась рядом с ним. Для нее начиналась новая жизнь.
Уходя, она улыбалась. Некоторые вещи не поддавались математическому объяснению.
Придя домой, Фиона подписала контракт, не читая.
В первый день работы с Броуди Квинеллом диплом по математике ей явно не понадобился.
— Синие или черные? — Она дала ему пощупать разные носки.
— Эти. Они мягче.
Она представила, как он натягивает их на ноги, как ткань облегает лодыжки, как учащается его дыхание, когда он наклоняется, чтобы подтянуть их.
— Десять пар?
Броуди кивнул. Потом повернулся и наткнулся на витрину с трусами.
— Думаю, раз уж мы здесь, надо и ими запастись. — Фиона взяла с полки несколько упаковок.
К концу первого утра работы с профессором Броуди Квинеллом — самым привлекательным ученым в области статистики, как внешне, так и интеллектуально, человеком, работы которого вызывали горячую полемику среди математиков всего мира — Фиона обновила его запасы нижнего белья, закупила туалетных принадлежностей чуть ли не на год вперед и заполнила его холодильник продуктами, которые он велел ей купить. Она не стала бы кормить этим даже кошку.
