— У меня есть фонарик! Да, лучше сегодня. К утру может пойти дождь — тучи сгущались, когда я подъезжала к Тремонту. Только давай ещё по стаканчику, я до смерти устала от этой езды. Да и музыка здесь неплохая. Потанцуем, Эд?
— Непременно, — рассмеялся я. — Но это отнюдь не патентованное средство от усталости.
Она тоже рассмеялась мне в ответ, однако поднялась из-за столика. Я поймал взгляд официанта, указал ему на наши стаканы и повёл мою спутницу на маленькую площадку для танцев перед играющим трио. О треснутом ребре я уж и забыл; танец напомнил. Впрочем, ребро не доставляло мне много страданий; Жюстина танцевала так славно и легко, что мне не нужно было крепко её держать.
Затем мы вернулись за столик и управились с повторным мартини.
— А тебя не многое испугает, Эд, — проговорила она.
— Если ты имеешь в виду, что меня испугает немногое, то ты права. Я до чёртиков был напуган.
— Но ты не бросился бежать. Или я ошибаюсь?
— Я как можно быстрее пошёл прочь. Бежать я боялся. Когда бежишь, всё время кажется, будто за тобой кто-то гонится.
— И всё же ты желаешь сегодня же туда вернуться. Нелегко поверить, будто тебе страшно.
— Ты ведь меня защитишь. Ты и этот большой «кадиллак». Встретится тигр или волк-оборотень на пути — не догонит.
— А если они прыгнут на нас, когда мы будем там осматриваться? Пистолет у тебя есть?
— Нет, конечно. Ты же знаешь, по каким делам я здесь. Разве можно было предвидеть, что мне понадобится оружие? Но послушай, ты действительно не против отправиться туда сегодня? Вдруг ты просто хотела убедиться, насколько у меня крепкие нервы? Так или не так?
— Не без того, и всё же… Ну, поехали. Я полагаю, Эд, мы с тобой немного схожи. Если ты боишься что-то совершить, значит, это дополнительный повод сделать это. Разумеется, смелости в том мало; просто дурацкий кураж. Тебе такое знакомо, правда же?
— Верно.
— Но послушай, Эд. Я не желаю, чтобы ты ходил по этой дороге пешком — даже при дневном свете. Это приказ клиента. Можно же где-то в Тремонте взять на прокат машину. Ты водишь?
— Вожу. Но наш клиент, как мне сообщили, обозначил потолок в сотню долларов, из расчета трёх дней. На то, чтобы арендовать машину, средств не остаётся.
— Значит, скажешь Старлоку… или я ему скажу, что потолок поднят.
— Прекрасно, — отозвался я. — В таком случае, я вот заплачу за эти мартини да внесу их в расходный счёт — и пусть клиент платит!
— Я так и полагала.
— Я пошутил, — ответил я. — И на уме не было. А машина мне без надобности — ведь всего-то нужно будет раз или два наведаться к Эмори; лишь туда — и назад.
Жюстина подалась через стол вперёд и положила свою ладонь поверх моей.
— Эд, я всё восприняла всерьёз. Я не желаю, чтобы ты на этой работе хоть раз подвергся опасности. В противном случае я всё отменяю. Сама пойду к дяде Стиву… хоть, в силу различных причин, мне не хотелось бы этого делать — и сама во всём разберусь.
Мне было приятно, что её прохладная рука покоится поверх моей. Я взглянул на её руку и усмехнулся. Ей, вероятно, было невдомёк, чему я ухмыляюсь, но я не был в состоянии этого объяснить: я подумал — как же непохожа её ручка на лапищу шерифа Кингмэна. От касания первой в моей руке возникла дрожь возбуждения, передавшаяся и всему телу. Произнёс же я вот что:
— Ты не оставляешь мне выбора. Бен Старлок просто поджарит меня, если я потеряю клиента в первый же день, как мне поручили его дело.
— Ты же знаешь, что тебе на это самому начхать. Я легко тебя читаю, Эд. Тебе начхать и на Старлока, и на всех остальных — разве что, за исключением этого твоего дядюшки Эма. Ты всё равно будешь двигаться только по собственной орбите. Я права?
— Хотелось бы и мне так думать.
— Ну так думай и не забывай.
— Хорошо же, — отозвался я. — Раз так, то завтра я арендую автомобиль, если решу, что это нужно. Прямые приказания я не воспринимаю даже от клиента. И уж конечно не стану заносить эти мартини в расходный счёт. Теперь можешь меня испепелить. Но до того я намерен поохотиться на тигров. Идёт?
— Идёт, — ответила Жюстина почти смиренно.
Я расплатился, и мы покинули заведение; снаружи моросил дождь. Его мы встретили весьма неприязненно; я пробормотал:
— Ну вот, какой теперь смысл?
— В машину, Эд, — воскликнула Жюстина. — Мне кое-что нужно тебе сказать.
Разыскав на прилегающей парковке наш «кадиллак», мы забрались внутрь. В белокурых волосах Жюстины поблескивали капельки дождевой пыли. Жюстина повернула ключ в замке зажигания; мотор завёлся так тихо, что я едва расслышал.
— Едем туда, Эд.
— Если там и оставалась кровь, её, скорее всего, смыло.
— Я туда хочу. Мне ведь тоже страшно. Хотя бояться особенно нечего: в отделении для перчаток у меня пистолет. По вечерам я много езжу одна; чтобы проведать свои магазины в Сент-Луисе или в Спрингфилде, либо в Милуоки, я обычно еду туда поздно вечером. А веду сама, поскольку люблю быть вечером в одиночестве.
— Так я выйду из машины и пойду пешком.
— Я уже говорила тебе, Эд: ты мне больше по нраву, когда не дурачишься. Ну да, тебя же не заботит, по нраву ты кому-то или нет. Но мы отклонились. Мне нужно взглянуть на то место на дороге, хочешь ты этого или нет. Могу выкинуть тебя у Тремонт-Хауса.
— И кто из нас дурачится? — отозвался я.
Жюстина включила передачу и двинулась назад в город. Мы объехали деловые кварталы стороной, а когда, уже на краю города, пересекли центральную улицу, я начал: «Та дорога — она после второго квартала на север», — но внезапно понял, насколько это глупо: ведь для Жюстины это всё знакомые места.
Вела она быстро, но лишь до тех пор, пока город не закончился и мы не выехали на Дартаунскую дорогу. Тогда Жюстина снизила скорость и произнесла:
— Достань-ка, Эд, пистолет из отделения для перчаток. Держи при себе. Мне… мне так будет спокойнее.
Я не признался, что мне тоже так будет спокойнее; просто вынул пистолет. Это был короткоствольный револьвер тридцать восьмого калибра — из тех, что находятся на вооружении полиции; настоящее оружие, не та игрушка тридцать второго калибра с перламутровой рукояткой, что обычно ассоциируется с женщиной. Я выкатил барабан, убедился, что он полностью заряжен, и вновь поставил его на место.
— А ты стрелять умеешь? — спросил я Жюстину. — Если нет, то иметь его у себя в машине опасно. Гораздо опаснее, чем вовсе не иметь.
— Попаду из него в полудолларовую монету с двадцати футов. Во что-то, находящееся дальше этого, я из него не стреляю.
— А из чего ты стреляешь во что-то, находящееся дальше этого?
— Есть у меня винтовка с повышенной начальной скоростью пули. Я застрелила двух львов — одного с расстояния в пятьдесят ярдов, другого — чуть больше семидесяти пяти.
— Ты имеешь в виду пум, либо же…
— Нормальных львов, жителей саванны. Семь лет назад — как раз когда вышла замуж. Мы провели в Африке три месяца, в центральной части континента.
Автомобиль теперь едва полз, хотя от городка мы отдалились лишь на милю. Дождь перестал моросить. Однако где-то впереди в небе виднелось алое зарево, словно бы от пожара.
— Так ты притворялась, будто бы боишься сюда ехать, — сказал я.
— Нет. Я не боюсь львов — не больше, чем кто-либо другой, ведь любой нормальный человек их немного боится. Но это потому, что я знаю, что это такое, что это лев. Но если меня ждёт нечто таинственное, то я боюсь. В привидений я не верю, но я боюсь их. Боюсь вампиров и оборотней. А от твоего рассказа, Эд, просто мороз по коже. Что-то с белым, овальным лицом на высоте человеческого роста, и рычит по-звериному! Я этого боюсь.
— И я тоже, — сказал я. — Другое дело — будь у меня револьвер да фонарь; уж я бы вернулся, чтобы посмотреть.
— Зачем?
— Удовлетворить любопытство. Ведь я не знал, что вещественное доказательство собирается дать дёру и что мне следует посадить волка-оборотня на цепь, перед тем как убеждать шерифа, что я вовсе не имел злого умысла оторвать его от игры в карты. Ну-ка, ну-ка! Мы проезжаем участок Барнеттов — Бака Барнетта, брата Рэнди, того самого, кто работает на твоего дядю. Ты его знаешь?
