— Ты закончил?
— Что?
— Жалеть самого себя.
— Гм. Да. Ну, почти…
— Вот и славно. А теперь самая паршивая новость. Тот факт, что на танкере под названием «Свайтек» преждевременно появилась ржавчина, вовсе не означает, что судно это с каждым годом становится моложе. Вот так, дружок. И тот факт, что по радио до сих пор иногда звучат песни твоего любимого Дона Хенли, вовсе не означает, что у него появились новые молодые поклонники.
— Да, моя женушка знает, как побольней уколоть парня.
— А нечего жениться на молоденькой.
— Ну, теперь все?
Она откусила от хлебной палочки.
— Там видно будет.
В голове у него возникла ритмичная пульсирующая мелодия песенки Хенли «Мальчики лета», что вызвало ностальгическую улыбку. Я до сих пор люблю тебя, Дон. Но Боже, до него быстро летит время!
Они доели пиццу, заказали кофе и десерт. Язвительные выпады Синди в адрес мужа помогли, несколько отрезвили его. Но за всеми ее шутками и смешками крылась тревога.
— Джек?
— Да?
— Как считаешь, мы правильно поступили, что решили завести ребенка?
— Конечно. Мы же все с тобой обговорили. Ты не сомневаешься, я надеюсь?
— Нет. Просто хотела убедиться, что и ты не сомневаешься.
— Больше всего на свете хочу этого малыша.
— Иногда мне кажется, ты хочешь его вовсе не по той причине, по которой следует.
— Как это понимать?
— Может быть, считаешь, что так мы не расстанемся.
— Господи, почему?
— Сама не знаю. Прости. Мне не следовало этого говорить.
— Я рад, что сказала. И советую даже не думать. Интересно, как давно тебя тревожит эта мысль?
— Не то чтобы тревожит. Впрочем, да, иногда. Прошло пять лет с тех пор… ну, ты знаешь, когда Эстебан… И люди до сих пор считают меня слабой и ни на что не годной. Пять лет, но до сих пор слышу все те же разговоры. «Ну как, дорогая, ты в порядке? Хорошо спала? Кошмары прекратились? Знаешь, мне дали адрес одного очень хорошего психоаналитика».
Джек опустил глаза и после паузы спросил:
— Что, говорила с мамой?
— Да. Вчера вечером.
— Прости, я виноват. Просто хотел получить поддержку от семьи. Вот и все.
— Понимаю. И давай забудем обо всем этом, хорошо?
— Уверена?
— Да. И все будет отлично.
— И ты у меня будешь в полном порядке, да?
— Да. Обещаю.
— Заказать перье или еще что-нибудь?
Она покачала головой.
— Пошли домой.
Он перегнулся через стол и взял ее за руку. Глаза их встретились, пальцы переплелись.
— А что, если по пути к дому мы заскочим во «Взбитые сливки», купим там пинту шоколадно-ванильного мороженого, придем домой, залезем под одеяло и не успокоимся, пока не прикончим всю упаковку?
— Мне нравится ход твоих мыслей.
— Мне тоже, — сказал Джек и жестом попросил официанта подать счет.
Джек оставил на столе пару двадцаток, и через несколько минут они медленно катили в такси по Сансет-драйв. В магазине, где торговали мороженым, было не протолкнуться, и домой они приехали только около половины одиннадцатого. Синди прямиком направилась в спальню. Джек пошел на кухню за ложками и специальными чашками. Он знал пристрастия Синди. Если хочешь по-настоящему насладиться десертом, подавать его следовало в серебряной посуде, а не в дешевых пластиковых коробках с такими острыми краями, что ими можно вскрывать консервные банки.
Хозяйская спальня находилась на втором этаже, прямо над кухней, и Джек слышал, как расхаживает наверху Синди. Стук острых каблучков по дубовому паркету сменился более приглушенными звуками — он понял, что жена сбросила туфли. Вот Джек услышал, как Синди подошла к зеркалу. И улыбнулся грустной ностальгической улыбкой, представив, как она раздевается. Он вспомнил время — казалось, с тех пор прошла вечность, — когда их отношениями правили страсти, а не проблемы. Она заводила руки за спину, изгибалась и расстегивала длинную молнию на платье. Потом, слегка дернув плечиком, спускала одну бретельку, затем — другую, и платье падало на пол, к ногам. Он знал, что теперь, стоя перед высоким зеркалом, она пристально изучает себя. Это шоу Джек был готов смотреть бесконечно, и больше всего на свете в такие минуты ему хотелось подойти сзади и поцеловать жену в шею, потом медленно расстегнуть молнию на платье и запустить под него обе руки, к обоюдному удовольствию обеих сторон.
Теперь же, после истории с Эстебаном, об это не могло быть и речи. Ни о каком намеке на физическую близость, за исключением тех случаев, когда инициативу проявляла сама Синди. И Джек не мог упрекать жену. Она не виновата в том, что влюбилась в сына губернатора, клиентом которого был Эстебан. Именно Джек привел его в их мир, вовсе не Синди.
Он до сих пор не мог себе простить.
Джек выглянул из кухни и вздрогнул при виде разбитого стекла на полу. Уронил коробку с мороженым на стол, бросился к высоким застекленным дверям в гостиной, выходившим на лужайку у дома. Одна из прямоугольных панелей была разбита. Джек не стал ни к чему прикасаться, но видел: кто-то открывал замок. Кто-то заходил к ним в дом.
— Синди!
Он схватил радиотелефон и с бешено бьющимся сердцем побежал к лестнице. И помчался наверх, перепрыгивая сразу через две-три ступеньки. Собрался окликнуть жену снова, но тут услышал ее пронзительный крик:
— Джек!
Он подбежал к спальне, и тут дверь резко распахнулась, он едва успел увернуться от удара. Навстречу выбежала Синди. Они столкнулись, но Джек успел подхватить жену, крепко обхватив обеими руками. Глаза ее были расширены от страха.
— Что? Что такое? — спросил он.
Прижавшись к нему всем телом, она продолжала оттаскивать его от двери спальни в холл. Голос дрожал.
— Там!..
— Что там?
Она указала пальцем в комнату, на распахнутую дверь в ванную.
— На полу.
— Что на полу, Синди?
Она хватала ртом воздух, была на грани истерики. Затем с трудом выдавила:
— Кровь…
— Кровь?
— Да! О Господи, Джек! Там… ее так много. Около ванны.
— Звони девять один один.
— А ты куда?
— Звони!
— Не ходи туда, Джек!
Он сам набрал номер и протянул ей трубку.
— Ты дождись ответа, а я пока взгляну, что там такое.
Он вбежал в спальню, бросился к комоду и достал из верхнего ящика пистолет. Быстро передернул затвор и, крадучись, начал приближаться к ванной. Джек вовсе не считал себя умельцем по части обращения с оружием, но нападение на жену заставило задуматься о самообороне. Синди снова окликнула его, но тут же заговорила с оператором службы девять один один.
— Мой безумный муж отправился прямо туда, — услышал Джек. Но это его не остановило. Слишком много неприятностей случилось за последние две недели. И он не собирался позволять кому-то — кто бы там ни находился сейчас в их ванной — умереть от потери крови до прибытия «скорой» и полиции.
Он стоял в дверях ванной комнаты, вытянув вперед руки и сжимая пистолет. Целился в пустоту, но был готов выстрелить.
— Кто здесь?
Ответа не последовало.
— Полиция уже едет. Кто здесь, отвечай!
Снова нет ответа. Он шагнул в ванную и взглянул на пол. Никакой крови на плиточном полу не было, но все остальное помещение загораживали две раковины. К тому же душевая и большая ванна на ножках были отделены перегородкой в виде высокого зеркала.
Он сделал еще два шага вперед и застыл как вкопанный. Он стоял у раковины Синди. Дверца шкафчика с медикаментами была приоткрыта, и в ней под углом он увидел отражение: блестящую алую полоску крови на белом плиточном полу.
Пульс участился. В своей жизни Джек успел навидаться крови, посетил не одно место преступления. Но видеть ее в собственном доме — о, это совсем другое дело.
— Эй, вам помочь?..
Голос эхом отдавался от выложенных кафелем стен, точно позволял надеяться, что кто-то ответит. Он сделал еще два шага, потом третий. Пальцы еще крепче впились в рукоятку пистолета. Пытаясь побороть нервную дрожь, он завернул за угол. Красная полоса на полу. Он проследил за ее направлением. Вот взгляд его уперся в ванну, и Джек тихо ахнул.
Через край ванны безжизненно свисала окровавленная рука. Женская рука. На секунду Джека словно парализовало. Затем он преодолел охвативший его ужас и сделал еще полшага вперед. И остановился, неспособный побороть отвращение и страх, и одновременно не в силах оторвать глаз от этого жуткого зрелища.
Она была полностью раздета, наготу скрывала лишь кровь, у бедра плавала пустая бутылка из-под водки. Ванна была полна крови, кровь вместе с жизнью ушла из ее тела через глубокий надрез на левом запястье. Бурые брызги виднелись даже на стене. У ног собралась темная лужа уже сгустившейся крови.
— Джесси, — выдавил он дрожащим голосом. — О… Бог мой… Джесси…
