– Если тут вообще что-то можно понять, то это моя сфера.
– Я знаю, что ты имел дело с подобными преступлениями, и заметил, что тебе было не слишком приятно, когда я вчера спросил о Лекторе. Но ты пойми, я не из любопытства интересуюсь – мне самому понять нужно.
– Спрашивайте.
– На счету доктора Лектера девять убитых, правильно?
– Это то, что мы знаем. Еще две жертвы остались живы.
– Что с ними?
– Один пострадавший до сих пор подключен к аппарату искусственного дыхания в балтиморской больнице, другой лечится в частной психиатрической клинике в Денвере.
– Что двигало Лектором и провоцировало агрессию?
Грэхем смотрел сквозь стекло на нескончаемый поток пешеходов. Он ответил четко, бесстрастно, словно диктовал служебную записку:
– Он убивает прежде всего потому, что это ему нравится. До сих пор нравится. Доктор Лектор не сумасшедший в привычном смысле. Он совершает чудовищные, немыслимые вещи, от которых получает удовольствие. Но во всех остальных отношениях его мозг функционирует абсолютно нормально, если он сам того хочет.
– Как называется подобная аномалия в психологии?
– Существует такой термин – "социопат". Его применяют в данном случае лишь потому, что иначе вообще неясно, как называть доктора Лектера. Он обнаруживает ряд симптомов, характерных для социопатов: у него начисто отсутствует чувство вины, угрызения совести. К тому же в детстве он имел один из основных угрожающих признаков: садизм по отношению к животным.
Спрингфилд что-то пробормотал.
– Но в то же время некоторые другие характеристики социопата к нему неприменимы.
Его никак не назовешь человеком без определенных занятий. Не было у него до этого и неприятностей с законом. Большинство социопатов являются деклассированными элементами, проявляют болезненную мелочность, эгоизм в быту, что к нему также не относится. У социопатов обычно снижен эмоциональный фон, у него – нет. Электроэнцефалограммы показывают отклонение отдельных кривых от нормы, но по ним тоже нельзя составить конкретное заключение.
– А ты сам как бы его назвал?
Грэхем заколебался.
– Как бы ты назвал его сам?
– Однозначно. Чудовище. Это вроде одного из тех жалких уродливых существ, что Природа время от времени производит на свет по ошибке. "Врачи искусственно поддерживают в них жизнь, их кормят, согревают, но стоит отключить аппарат, и монстр погибает. У Лектера уродливые мозги, хотя внешне он выглядит вполне нормально.
– У меня в Совете начальников управлений есть приятели из Балтимора. Когда я спросил их, как тебе удалось зацепить Лектера, они не смогли мне объяснить. Скажи, как это получилось? С чего все началось?
– С чистой случайности, – ответил Грэхем. – Шестая жертва была зверски убита в собственной столярной мастерской среди всяческого инструмента и охотничьих принадлежностей. Труп был обнаружен привязанным к доске, куда вешают инструменты. На нем живого места не было. Все тело исколото, изрезано, изодрано в клочья. Да еще утыкано стрелами. Общая картина ранений вроде бы что-то мне напоминала, но так смутно, что я перестал и думать об этом.
– И тебе пришлось ждать до следующего убийства?
– Да. Лектер тогда вдруг стал пороть горячку: совершил за девять дней три убийства. Но при осмотре той жертвы со множественными ранениями, шестой по счету, выяснилось, что на теле имеются старые шрамы. В местной больнице нам сообщили, что лет пять назад этот человек действительно лечился у них в результате травмы, полученной на охоте: он упал с дерева и распорол стрелой голень. В больнице им занимался специалист-хирург, но вначале пострадавший обратился в городской травмпункт, где как раз дежурил доктор Лектер. Это я выяснил по журналу приема больных. Я понимал, что с тех пор утекло много воды, но решил все-таки повидать Лектера. Кто его знает, может и запомнилась ему чем-то необычным та рана. В общем, пошел я к нему. У нас на тот момент ситуация была аховая: ухватиться не за что, блуждаем в потемках.
Лектер за эти пять лет специализировался в психиатрии. Завел себе шикарный приемный кабинет, обставленный антиквариатом. Ничего особенного он не вспомнил, только то, что пациент получил травму на охоте, и приятель, вместе с которым он охотился, привез его к врачу. Все было именно так.
Но что-то меня настораживало. Я никак не мог понять, что. То ли в его словах, то ли в самом кабинете. Посоветовался с Крофордом.
Мы подняли картотеку полиции, о Лектере ни одного упоминания. В идеале, конечно, мне бы следовало порыться у него в кабинете, но ордер на обыск получить не удалось – оснований не было. Ничего мне не оставалось, как явиться к нему снова.
Помню, было воскресенье. Он вел прием по воскресеньям. Народу почти никого. Он меня тут же пригласил. Разговариваем, он вежливо поддерживает беседу, всем своим видом показывая, что рад бы помочь, да нечем. А над столом у него полка со старыми книгами по медицине. Я случайно пробежал взглядом по корешкам. И понял, что это он.
Может, лицо у меня изменилось, когда я перевел взгляд на него – не знаю. Тогда только одно имело значение: я знал правду, и он тут же сообразил, что мне все известно. Но я не мог быть уверен на сто процентов. Хотелось привести мысли в порядок, все обдумать как следует. Я пробормотал извинение и вышел в коридор. Там был телефон-автомат. Я опасался спугнуть его, пока не прибудет подкрепление. Связался с дежурным по управлению, но сказать главного не успел: Лектер босиком бесшумно подобрался ко мне сзади. Помню, я почувствовал рядом его дыхание и.., все. Остальное было потом.
– Но как же ты догадался?
– На самом деле я это понял только провалявшись неделю в госпитале. В старых учебниках медицины была такая картинка: – "Классификация ран на теле", – иллюстрировавшая многообразие ранений на одной человеческой фигуре. Я помню ее с тех пор, как слушал курс патологии в университете Джорджа Вашингтона.
Учебники с таблицей классификации ран стояли и на полке у Лектера. Положение шестой жертвы и характер ранений в точности соответствовали этой иллюстрации.
– "Классификация ран", говоришь? Неужели только это?
– Только это. Совпадение, что я увидел учебник. Везение.
– Просто не верится.
– Не верите, так и не спрашивайте.
– Чудеса, да и только.
– Простите, я не хотел вас обидеть. Но именно так все и было.
– Ладно, – сказал Спрингфилд. – Спасибо, что рассказал. Мне нужно знать такие вещи.
***
Iоказания Парсонса, а также информация о кошке и собаке вероятно проливали свет на то, как работал убийца: наблюдает за домом под видом контролера счетчиков и прежде, чем расправиться со всей семьей, старается изувечить или убить домашнего любимца – кошку или собаку.
Полиция тут же оказалась перед дилеммой: делать эту информацию достоянием гласности" или нет. Если население будет предупреждено, вполне возможно, очередное убийство удастся предотвратить. Однако нельзя забывать, что информация может дойти до преступника, и тогда он изменит тактику.
В конце концов было решено, что пока информация не подтвердится окончательно, она должна ограничиться документами для служебного пользования, а также секретными циркулярами ветеринарам и обществам защиты животных с просьбой немедленно сообщать о случаях насильственной смерти животных. Это означало, что рядовые жители остаются в неведении относительно грозящей им опасности. Что касалось моральной стороны дела, многие сотрудники полиции понимали, что в данном случае они оказались не на высоте. Доктор Алан Блум из Чикаго, к которому обратились за консультацией специалисты управления города Атланты, тоже опасался, что преступник, прочитав соответствующую информацию в газетах, изменит свои приемы. По мнению доктора Блума, убийца, несмотря на риск быть разоблаченным, не сможет прекратить уничтожать домашних животных.
В то же время доктор Блум предупредил полицию, что ни в коем случае нельзя полагать, будто следующие двадцать пять дней до наступления очередного полнолуния преступник будет бездействовать.
Утром тридцать первого июля, спустя три часа после того, как были получены показания Парсонса, следователи из Бирмингема и Атланты, проведя совещание по телефону, в котором участвовал Крофорд из Вашингтона, пришли к единому решению: в течение ближайших трех дней во все ветеринарные лечебницы региона будут разосланы секретные письма, полицейские обойдут окрестности мест преступления, имея в руках портрет, сделанный художником со слов Парсонса, и лишь по истечении указанного срока информация поступит в газеты.
За эти три дня Грэхем вместе с детективами Атланты обошел каждый дом вблизи жилья Лидсов. На рисунке, который показывали жителям, черты лица были обозначены нечетко, но полиция не теряла надежды обнаружить свидетелей, способных уточнить портрет. Рисунок, который Грэхем не выпускал из рук, протерся на сгибах. Люди встречали полицию неприветливо, часто и вовсе отказывались открывать двери.
