Железная калитка под главным алтарем вела в просторное помещение с тремя нефами и низким сводчатым потолком. В центре стояли два каменных саркофага, увенчанные громоздкими плитами из покрытого гравировкой гранита. Тьму разрезал только неуверенный луч янтарного света, испускаемый светильничком у маленького алтаря. Малоун подумал, что тут можно укрыться на некоторое время. Домой возвращаться нельзя. Наверняка эти знают, где он живет. Он заставил себя успокоиться, но ненадолго — наверху открылась дверь в церковь. Его взгляд уперся в потолок склепа, который был меньше чем в трех футах над головой.
Над ним зашумели шаги. Судя по звукам — двое.
Он вжался глубже в тень. Накатила знакомая паника. Ему нужно что-то, чем можно защищаться, и он стал ощупывать темноту вокруг себя. В апсиде Малоун наткнулся на железный канделябр пяти футов в высоту, в центре которого была одна восковая свеча около четырех дюймов в диаметре. Он вытащил свечу и ощупал металлический ствол. Тяжелый. Взяв импровизированное оружие в руку, он на цыпочках прокрался к выходу из склепа и занял позицию за колонной.
По лестнице, ведущей в склеп, начал кто-то спускаться.
Малоун напряженно всматривался в темноту, адреналин в крови, как это всегда было раньше, очистил его разум.
У основания ступенек появился силуэт мужчины. В руке он держал заметный даже в темноте пистолет с навинченным на ствол глушителем. Малоун крепче сжал канделябр и поднял его. Мужчина приближался. Мускулы Малоуна напряглись. Он сосчитал про себя до пяти, стиснул зубы, потом размахнулся канделябром и впечатал его прямо в грудь врага, отбросив его на одну из гробниц. Потом отшвырнул импровизированное оружие и двинул противника кулаком в челюсть. Пистолет вылетел у того из рук и закувыркался по полу.
Первый из нападавших обмяк.
Малоун ощупал пол в поисках пистолета и, найдя оружие, крепко сжал его в руке. И тут снова послышались шаги.
Второй противник начал стрелять. Пули вонзились в камень, и с потолка посыпалась крошка. Малоун нырнул за ближайшую колонну и выстрелил в ответ, пуля прошила темноту и рикошетом отскочила от дальней стены. Второй нападавший остановился, занимая позицию за дальней гробницей.
Коттон был в ловушке!
Между ним и единственным выходом наружу находился вооруженный человек. Первый нападавший начал приходить в себя и попытался подняться, постанывая от боли. Хотя у Малоуна и было оружие, его положение оставляло желать лучшего.
Он приготовился.
Человек, поднимавшийся с пола, внезапно опять упал. Следом за ним рухнул второй.
Прошло несколько секунд.
Тишина.
Затем наверху раздались шаги. Дверь церкви открылась и снова закрылась. Малоун не шевелился, хотя тишина его нервировала. Его взгляд рыскал по комнате. Ни одного движения…
Он решил рискнуть и на цыпочках пошел вперед.
Первый нападавший лежал ничком на полу. Второй также был неподвижен. Он проверил пульс у обоих врагов. Бьется, но слабо. Потом Малоун заметил что-то в шее одного из них. Он нагнулся поближе и извлек маленький дротик, размером с полудюймовую иголку.
Его спаситель владел весьма утонченным оружием.
Двое мужчин лежали на полу — те самые, которые пытались задержать его после аукциона. Но кто их обезвредил? Он опять наклонился над ними, забрал второй пистолет и обыскал тела. Ничего, что помогло бы опознать их. У одного под пиджаком была рация. Малоун взял ее вместе с наушником и микрофоном.
— Алло! — сказал он в микрофон.
— Кто это?
— Вы тот человек, который был в соборе? И который убил Петера Хансена?
— Это отчасти верно.
Он понял, что никто не будет откровенничать с ним по открытой связи, но и так все было ясно.
— Ваши люди потерпели поражение.
— Ваших рук дело?
— К сожалению, нет. Кто вы?
— Это не имеет значения.
— Чем вам помешал Петер Хансен?
— Ненавижу тех, кто меня обманывает.
— Ясно. Только что ваших людей застал врасплох неизвестный. Не знаю кто, но он мне нравится.
Ответа не было. Он подождал еще немного и хотел было опять заговорить, и тут рация затрещала.
— Я надеюсь, что вы воспользуетесь своим везением и вернетесь к продаже книг.
Потом раздался щелчок. Его собеседник отключился.
Французские Пиренеи
Аббатство де Фонтен
23.30
Сенешаль проснулся. Он незаметно задремал в кресле около ложа. Быстрый взгляд на часы на ночном столике сказал ему, что он спал около часа. Он перевел взгляд на старого магистра и не услышал привычного хриплого дыхания. В лучах слабого света, проникавшего в комнату от фонарей снаружи аббатства, он увидел в глазах старика печать смерти.
Пощупал пульс…
Магистр был мертв.
Мужество оставило сенешаля, он упал на колени и начал молиться о душе ушедшего друга. Рак победил. Битва была проиграна. Но скоро разыграется другая битва — более значимая. Он умолял Бога принять душу старика на небеса. Никто не заслуживал спасения более, чем он. Собственные слабости и душевное одиночество давно привели сенешаля под покровительство магистра, который щедро делился с ним своими знаниями. Сенешаль быстро учился и старался не разочаровывать своего учителя. Ошибки прощаются до тех пор, пока они не повторяются, — так однажды ему сказал магистр.
Многие братья принимали прямоту магистра за высокомерие. Другие возмущались его снисходительностью. Но никто не подвергал сомнению авторитет магистра. Долг каждого брата — повиноваться. Время для вопросов появлялось только тогда, когда выбирали нового Великого магистра.
Именно это произойдет завтра.
В шестьдесят седьмой раз с момента основания ордена, история которого своими корнями уходила в начало двенадцатого века, будет избран новый Великий магистр. Для шестидесяти шести предшественников срок пребывания на посту в среднем составлял восемнадцать лет, а вклад в общее дело колебался от незначительного до ни с чем не соизмеримого. Но каждый служил ордену до самой смерти. Некоторые из них погибли на поле боя, но время открытых столкновений осталось позади. Сегодняшние сражения были более изощренными, а современные арены битв показались бы невероятными прежним отцам-основателям. Суды, Интернет, книги, журналы, газеты — все эти средства орден регулярно использовал и контролировал, обеспечивая сохранность своих секретов и тайну собственного существования. И каждый магистр, даже самый слабый, рассматривал это как наиглавнейшую цель. Но сенешаль опасался, что следующий срок правления окажется решающим для ордена. Назревала гражданская война, которую покойный магистр умудрялся сдерживать благодаря своей сверхъестественной способности угадывать мысли врагов.
В тишине, окутывавшей сенешаля, звук падающей воды казался ближе. Летом братья часто посещали водопад и купались в холодной воде, и сейчас он мечтал об этом, но знал, что в ближайшее время будет лишен подобной роскоши. Он решил не сообщать братьям о смерти магистра до утренней службы, которая будет через пять часов. В былые времена все они собирались сразу после полуночи на заутреню, но с тех пор многие правила изменились. Теперь они подчинялись прагматичному распорядку жизни, признававшему важность сна и более приспособленному к практичному двадцать первому веку, чем к благочестивому тринадцатому.
Он знал, что никто не посмеет войти в апартаменты магистра. Только ему, сенешалю, была дарована эта привилегия. Он потянулся за одеялом и укрыл тело старика с головой.
В уме сенешаля крутились разные мысли, и он боролся с усиливающимся соблазном. Устав требовал дисциплины, и он гордился тем, что никогда умышленно не нарушал правила.
Но сейчас… к нему взывала необходимость. Он думал об этом весь день, глядя на умирающего друга. Если бы смерть призвала магистра, пока в аббатстве еще кипела обычная дневная деятельность, у него не было бы возможности сделать то, что он замышлял. Но в этот час никто не помешает ему, и, учитывая то, что произойдет завтра, это может быть единственный шанс.
Сенешаль наклонился, откинул одеяло, раскрыл лазурную сорочку, обнажив бездыханную грудь магистра. Цепочка была на своем месте, и он потянул золотые звенья через голову.
На цепочке висел серебряный ключ.
— Прости меня, — прошептал он и вернул одеяло на место.
Сенешаль торопливо прошел через комнату к armoire[6] эпохи Возрождения, испещренному пятнами воска. Внутри находилась бронзовая шкатулка, украшенная серебряным крестом. Только сенешаль знал о ее существовании, и он много раз видел, как магистр открывает ее, хотя ему никогда не дозволялось узнать, что там внутри. Он поставил шкатулку на стол, вставил ключ в скважину и еще раз попросил прощения у покойного учителя.
