— Когда, сэр? — повторил свой вопрос Швинн, продолжая осматривать комнату.
Холодный деловой тон. Если бы его сейчас кто-нибудь видел, ни за что бы не поверил, что этот человек способен произнести безумную тираду, которой он разразился пять минут назад.
Майло стоял в стороне и пытался успокоиться. Его ум рвался в бой, но тело никак не могло справиться с яростью, которая его охватила от слов Швинна. Сердце колотилось в груди, щеки пылали. Несмотря на важность задачи, которая перед ними стояла, Майло то и дело представлял, как Швинн плюхается на задницу, пойманный на месте преступления с Тоней или еще каким-нибудь «информатором». От таких мыслей он заметно повеселел, но тут же задал себе вопрос: если Швинн ему не доверяет, почему же он тогда развлекался с Тоней прямо у него под носом? Может, он сумасшедший… Майло посмотрел на Боуи Инголлса. По-прежнему ни капли страха, только раздражающая тупость и непонимание, чего от него хотят.
— Хм… вечером в пятницу, — не слишком уверенно ответил Инголлс. — Можете сесть, если хотите.
В этом свинарнике сесть можно было только одному — на небольшое свободное пространство среди грязной одежды, набросанной на диване. Вероятно, Инголлс там спит. Уютно.
— Нет, спасибо, — отклонил предложение Швинн и вытащил блокнот. Майло подождал пару минут, прежде чем достать свой. Ему не хотелось выглядеть героем бездарного водевиля на полицейскую тему. — Итак, Джейни ночевала у подруги в ночь пятницы.
— Да. В пятницу.
— Четыре дня назад.
Швинн вынул золотую паркеровскую ручку, шариковую, и что-то нацарапал в блокноте.
— Да, она все время так делает.
— Спит у подруги?
— Ей уже шестнадцать, — жалобным голосом сообщил Инголлс.
— Как зовут подругу? Ту, у которой она провела ночь пятницы?
Инголлс пожевал нижнюю губу.
— Линда… нет, Мелинда.
— Фамилия?
Ответом Швинну был тупой взгляд.
— Вы не знаете фамилии Мелинды?
— Эта сучка мне совсем не нравится, — заявил Инголлс. — Она плохо влияет. Я не люблю, когда она приходит.
— Мелинда плохо влияет на Джейни?
— Угу. Ну, вы понимаете.
— Из-за нее у Джейни бывают неприятности?
— Вы же знаете, — повторил Инголлс. — Дети. Они все время куда-то вляпываются.
Майло подумал: что может расстроить типа вроде Инголлса?
— Вляпываются, — согласился Швинн.
— Точно.
— Например?
— Сами знаете. — Ответы Инголлса не отличались разнообразием. — Прогуливают школу, шляются где попало.
— Наркотики?
— Про это ничего не знаю.
— Хм… — продолжая писать, протянул Швинн. — Значит, Мелинда плохо влияет на Джейни, но вы позволяете своей дочери ночевать у нее в доме.
— Позволяю? — закашлявшись, спросил Инголлс. — У вас есть дети?
— Не посчастливилось их иметь.
— Тогда понятно. В наше время дети не спрашивают у родителей разрешения — ни на что. Они делают что хотят. Мне даже не удается заставить ее сказать, куда она идет. Или посещать школу. Я даже пытался сам ее туда отводить, но она входила в здание, дожидалась, когда я уйду, и сбегала. Вот почему я решил, что вы пришли из-за школы. А что-нибудь случилось? Она попала в какую-нибудь передрягу?
— У вас были проблемы с Джейни раньше?
— Нет, — ответил Инголлс. — Настоящих не было. Я же вам сказал, она прогуливает школу и болтается где-то — не знаю где. Иногда не приходит домой по несколько дней. Но всегда возвращается. Знаете, что я вам скажу, ребята? Контролировать их невозможно. Как только появились хиппи и захватили город, порядка не стало. Ее мать была хиппи еще в те времена. И наркоманка. Она сбежала и бросила нас с Джейни.
— Джейни принимает наркотики?
— Дома нет, — ответил Инголлс. — Не смеет. — Он моргнул несколько раз и поморщился, пытаясь привести мысли в порядок — ничего у него не вышло. — Что случилось? Что она натворила?
Не обращая внимания на его вопросы, Швинн продолжал писать, а потом спросил:
— Голливудская средняя школа… какой год?
— Второй.
— Второгодница.
Инголлс снова кивнул, но далеко не сразу. Интересно, сколько банок пива он выпил сегодня утром?
— Второгодница, — записал Швинн. — Когда она родилась?
— Хм… в марте, — ответил Инголлс. — Март… десятого.
— Значит, в прошлом марте ей исполнилось шестнадцать?
— Угу.
Второгодница шестнадцати с половиной лет, подумал Майло. Отстает от сверстников на год. Задержка развития? Или проблемы с учебой? Еще один фактор, толкнувший ее на путь, который привел к трагическому исходу. Если это, конечно, она…
Он посмотрел на Швинна, но тот что-то писал в блокноте, и Майло решился задать вопрос:
— Джейни трудно учиться в школе?
Швинн на мгновение приподнял брови, но писать не перестал.
— Она ненавидит школу, — сказал Инголлс. — Едва научилась читать. Вот почему она ненавидит… — В воспаленных глазах появился страх. — Что все-таки происходит? Что она сделала?
Теперь он смотрел на Майло, искал у него ответа на свой вопрос, но тот не решался сказать ему об их подозрениях, и Инголлс перевел взгляд на Швинна.
— Слушайте, что, черт подери, случилось? Что она натворила?
— Может быть, ничего, — ответил Швинн и достал голубой конверт. — Или что-то сделали с ней.
Он снова разложил веером снимки и, вытянув вперед руку, протянул их Инголлсу.
— Что? — спросил Инголлс, не сдвинувшись с места. Затем: — Нет.
Совершенно спокойно, без какого бы то ни было выражения. Майло подумал: Ладно, это не она. Ложный след. Хорошо для него и плохо для нас. Итак, мы не продвинулись ни на шаг. Швинн оказался прав. Как всегда. Вонючий ублюдок теперь до конца дня станет важничать, и находиться рядом с ним будет невозможно.
Но Швинн не убирал фотографий, а Боуи Инголлс продолжал на них смотреть.
— Нет… — повторил Инголлс и попытался схватить снимки, впрочем, он не слишком старался, лишь с жалким видом к ним потянулся.
Швинн не выпускал фотографий из рук, и Инголлс, сжав голову руками, сделал шаг назад, словно хотел оказаться как можно дальше от страшных картин. Потом топнул ногой так сильно, что задрожали половицы.
И вдруг схватился за свой огромный живот и скорчился, словно у него начались колики, снова топнул и взвыл:
— Нет!!!
И опять завыл.
Швинн подождал немного, потом усадил его на диван и приказал Майло:
— Принеси ему успокоительного.
Майло удалось найти целую банку с пивом, он открыл ее и поднес к губам Инголлса, но тот лишь покачал головой:
— Нет, нет, нет. Уберите это от меня к чертовой матери.
Он живет в алкогольном тумане, но, погружаясь на самое дно, не желает использовать спиртное в качестве лекарства. Значит, какое-то достоинство у него все-таки еще есть, решил Майло.
Майло показалось, что они со Швинном молчат целую вечность. Швинн с непроницаемым лицом — Майло к такому уже успел привыкнуть. Может, даже получает удовольствие от происходящего?
Наконец Инголлс поднял голову.
— Где? — спросил он. — Кто?
Швинн вкратце рассказал ему, что произошло, тихо, спокойно. Инголлс время от времени стонал:
— Джейни, Джейни…
— Вы можете сообщить нам что-нибудь полезное? — спросил Швинн.
— Ничего. Что я могу рассказать… — Инголлс вздрогнул. Потом начал дрожать. Скрестил костлявые руки на груди. — Что… кто мог… о Господи… Джейни.
— Вспомните что-нибудь, — настаивал Швинн. — Пусть самые незначительные детали. Помогите нам.
— Что? Я не знаю… Она не… с тех пор, как ей исполнилось четырнадцать, она фактически от меня ушла, иногда приходила сюда, но потом исчезала. Говорила, чтобы я от нее отстал и не лез в ее дела. Понимаете, большую часть времени ее здесь не было.
— Она ночевала у друзей, — вставил Швинн. — У Мелинды и еще у кого-то.
— Наверное… о Господи, не могу поверить…
Глаза Инголлса наполнились слезами, и Швинн протянул ему свой белоснежный платок, в углу которого золотом была вышита монограмма «П.Ш.».
Его речи переполняли отчаяние и пессимизм, но он отдал накрахмаленный платок пьянице — чтобы сделать свою работу.
— Помогите мне, — прошептал он Инголлсу. — Ради Джейни.
— Я бы с радостью… но я ничего не знаю. Она… мы с ней не разговаривали. С тех самых пор, как… она была моей малышкой, а потом вдруг больше не захотела и постоянно говорила, чтобы я от нее отвязался. Я, конечно, не идеальный отец, но ведь без меня Джейни пришлось бы… ей исполнилось тринадцать, и вдруг все вокруг надоело. Она надолго уходила из дома, а в школе всем было на нее наплевать. Джейни прогуливала уроки, и никто ни разу ко мне не пришел. Ни разу.
— А вы им звонили? Инголлс покачал головой:
— Зачем? Какой смысл разговаривать с людьми, которым ни до чего нет дела? Если бы я им позвонил, они бы обязательно напустили на меня полицию, а копы привязались бы… уж можете не сомневаться, нашли бы за что. Приписали бы плохое обращение с ребенком, да все что угодно. А я был занятым человеком. Работал… в студии «Парамаунт».
