Эрик понимал, как это обременительно, учитывая, что ведь это каждое утро, а потом надо идти в школу – и так в течение всего учебного года.
– А вечером? Ужин?
– Тоже я делаю. Делал.
– А что твоя мама? Она помогает?
– Вы издеваетесь? – Взгляд Макса был полон презрения. – Она пьет. Она то работает, то не работает, и вечно с этим мужиком. Он живет в городе.
– А отец? Он есть в вашей жизни? – Эрик уже знал ответ от бабушки Макса, но хотел услышать, что скажет ему сам Макс.
– Нет. – Макс захватил прядь волос и начал быстро накручивать ее на палец. – Он ушел, когда я был маленьким. Он тоже был пьяница. Я его почти не помню.
Эрик уже понял, что это был классический случай, когда родители отказываются от своих ролей и меняются местами с детьми.
– Сестры, братья – есть?
– Нет, только я. – Макс криво усмехнулся. – Красные флажки, да? Отвергнутость, проблема с матерью, проблема с отцом?
Эрику не хотелось поощрять эту тягу Макса ставить самому себе диагнозы.
– А ты пьешь? Употребляешь что-нибудь?
– Нет.
Эрик посмотрел ему прямо в глаза.
– Мне ты можешь сказать.
– Ладно. Я немного выпиваю и пробовал травку, но бросил.
Эрик сделал пометку.
– Тебе нельзя употреблять никакие наркотики, нельзя курить траву – как страдающему ОКР. Ты понимаешь?
– Да ладно, спокойно! – Глаза Макса вспыхнули. – Я же не знал. То есть – это же уже почти законно, разве нет?
– Дело не в законности. Это лекарственное средство, а закон, как всегда, сильно отстает от науки. Так, а теперь расскажи мне о своих друзьях.
– О моих… о ком? У меня нет друзей. – Макс усмехнулся, но радости в его смехе совсем не было.
– Знакомые? – Эрик чувствовал к нему глубокое сочувствие, но старался не терять профессиональную беспристрастность.
– Да нет. То есть… мне трудно даже просто разговаривать с людьми… в реале.
– В реале?
– В реальной жизни. У меня есть виртуальные друзья, я геймер. Хардкор.
– Что ты имеешь в виду, когда говоришь «хардкор»? Сколько часов в день ты играешь? – Эрик припомнил, что бабушка Макса уже говорила ему об этом в больнице.
– Я… много. Много играю. – Макс бросил взгляд на часы.
– Много – это сколько? Здесь можно говорить правду – здесь нет представителей закона.
Макс смущенно улыбнулся:
– Шесть часов ночью, ну… допоздна.
Эрик пометил себе: «геймер».
– Ты ходишь в какие-нибудь кружки, спортивные секции, в школе, например?
– Я похож на спортсмена? – Макс снова усмехнулся, довольно нервно.
– Ну, а кружки по интересам? Клубы?
– Я «ботаник». Жаль, что нет специального кружка для «ботаников», правда? – Макс улыбнулся с сожалением, и Эрик улыбнулся ему в ответ, стараясь смотреть ему прямо в глаза, пока парень не отвел взгляд.
– Что для тебя школа?
– В каком смысле?
– Как проходит твой типичный школьный день? Тебе одиноко?
– Я один, но это и хорошо. Мне нравится одиночество, потому что никто не видит, как я стучу себя по башке.
Эрик сочувствовал ему всей душой: уж он-то знал не понаслышке, каким одиноким тебя делает душевная болезнь, как она заставляет тебя прятаться от всех.
– Над тобой издеваются? Смеются?
– Да нет. – Макс снова взглянул на часы. – Меня просто не замечают.
– Как это?
– Да как… вот, например, моя группа по испанскому языку устраивала вечеринку на Хэллоуин – и я пришел в костюме Человека-Невидимки, ну как в том старом фильме. Это была Булина идея, она любит это кино. Ну вот, я напялил солнечные очки и плащ. И забинтовал лицо – белым бинтом. – Макс показал, как он это сделал, жестом. – И… никто не заметил. Правда, смешно?
Эрик слушал и делал пометки. Ему было тяжело от понимания, какая бездна одиночества скрывается под этими словами, сказанными с преувеличенной непринужденностью.
– А учителя? У тебя есть любимый учитель? Кто-то, с кем ты близок?
– Нет. Они все нормальные, кроме преподавателя литературы – она сука. – Маленькая рука Макса взметнулась к губам, прикрывая рот. – Ой… извините, я ведь могу здесь так выражаться?
– Разумеется.
– Ну так вот, я одиночка – если говорить о социализации. Так что тут и говорить особо не о чем.
– Если бы тут говорить было особо не о чем, я остался бы без работы. – Эрик пытался снять напряжение, заставить Макса улыбнуться, но Макс не поддавался. – Давай вернемся к вопросу о том, как ты чувствуешь себя в обществе. К твоей отдельности.
– Ну, как… не могу сказать, что меня это совсем не волнует, но я все равно ничего не могу с этим поделать, уже поздно, – лицо Макса потемнело, и он снова бросил взгляд на часы. – Я думаю, так получилось из-за того, что мне дома было очень плохо, мать пила… И я не умею заводить друзей. Ведь когда кто-нибудь становится твоим другом – он ждет от тебя в ответ, что ты станешь его другом, а я всегда знал, что не смогу этого сделать, поэтому сразу просто избегал всех. И потом – вы же знаете, в старшей школе все объединяются в группы: спортсмены, наркоманы, хипстеры, мажоры, неформалы, черные, горячие цыпочки, давалки, которые считают себя горячими цыпочками… Я ни в одну из них не вписываюсь – я вне.
Эрик отметил, что Макс не стал говорить о своих чувствах по поводу изоляции, а ловко перевел разговор на причины, по которым он, по его мнению, в ней оказался.
– А группы геймеров нет?
– В школе? Нет. Это в интернете.
– Как насчет свиданий? Ты встречаешься с кем-нибудь?
– Нет. – Бледное лицо Макса вспыхнуло. – Я знаком с несколькими девочками, но я… во френдзоне.
– А тебя самого какая-нибудь девочка интересует – кто-то нравится сильно? Привлекает?
– Да нет, серьезно – нет. Я не тешусь напрасными надеждами.
Эрик почувствовал новый прилив сочувствия к нему и попытался зайти с другой стороны.
– А ты никогда не думал, что на самом деле ты, может быть, гомосексуалист или бисексуал?
– Да вы что, нет, конечно! – Глаза Макса распахнулись в изумлении. – Я натурал!
Эрик помолчал немного в ожидании. Молчание в психиатрии имеет большое значение – и он чувствовал, что его сегодняшний пациент, Макс, сможет это значение понять.
– Доктор Пэрриш… я правда не гей. – Макс закусил губу. – Не надо вести себя так, будто вы мне не верите.
– Я верю, – возразил Эрик. – Но только и ты должен быть со мной откровенен. Если ты не будешь мне лгать – я буду тебе верить. И никогда не солгу тебе, в свою очередь. Все, что ты скажешь мне здесь, сугубо конфиденциально. Все, что здесь говорится, говорится только для нас с тобой и останется между нами, поэтому не бойся быть честным. Ты понимаешь меня?
– Да. – Макс сделал паузу. – Но ведь платит моя бабушка?
– Да, это верно. Кстати, когда ты пойдешь домой – имей в виду: тебе совершенно не обязательно рассказывать бабушке, о чем мы с тобой беседовали.
– Ладно. – Макс сглотнул, его кадык дернулся вверх-вниз по тощей шее, как будто лифт проехал. – Хм… ну… есть кое-кто. Девушка.
Эрик сделал пометку, мысленно празднуя маленькую победу.
– Как ее зовут?
– Рене. Рене Бевильакуа. Я ее встретил на работе. Она ходит в другую школу, «Сакред Харт», а к нам приходит на занятия.
– Как давно ты с ней познакомился?
– Месяц назад, когда она пришла первый раз.
Эрик записал: «Рене Бевильакуа».
– Что тебе нравится в ней?
– Все. – Макс расплылся в смущенной улыбке и покраснел. – Она красивая, у нее кудрявые рыжие волосы и куча веснушек. Мне они очень нравятся, хотя сама она, похоже, от них не в восторге – я знаю, потому что она все время пытается замазать их косметикой. – Лицо Макса просветлело впервые за весь сеанс. – Глаза у нее ярко-синие, очень яркие, прямо сияющие, и она посасывает кончик языка, когда думает. У нее не очень получается с тригонометрией, но вообще она умная, просто у нее психологический барьер.
Эрик не перебивал его, просто смотрел на то, каким счастливым он выглядел – каким и положено быть молодому влюбленному парню.
– Ты не пытался пригласить ее куда-нибудь?
– Нет! – Макс округлил глаза, как будто этот вопрос показался ему неприличным. – У нее есть парень, хотя мне не нравится, как он с ней обращается. Однажды она пришла, и мне показалось, что она как будто плакала, и я спросил ее, все ли с ней в порядке, а она ответила, что вроде он ее как-то обидел, но в подробности не вдавалась. – Макс вздохнул: – Но как это все поможет вам сделать так, чтобы я не стучал себе по голове? Вы собираетесь выписать мне рецепт или нет?
– Сначала мне надо разобраться и кое-что тебе объяснить.
Эрик уже склонялся к мысли, что это выглядит действительно очень похоже на ОКР, но в какой-то необычной форме. К счастью, если это ОКР, то такие расстройства очень хорошо поддаются лечению, потому что те, кто страдает ОКР, обычно хорошо отдают себе отчет в том, что нездоровы, и очень хотят избавиться от симптомов заболевания.
– Объяснить что?
– На данный момент я могу утверждать, что навязчивые движения, твой ритуал – когда ты считаешь и бьешь себя – это способ избавиться от навязчивой идеи. Уточню: эти навязчивые движения помогают тебе справиться с напряжением, которое вызывает у тебя навязчивая идея. И возникает вопрос: в чем состоит твоя навязчивая идея?
