Вторым пунктом в маршруте розыска значилась газета. У входа в редакцию странную на вид троицу пытался остановить охранник. Поэтому Булыжник зашел в редакцию первым. Шора прискакал почти сразу — за Булыжником даже дверь закрыться как следует не успела. Филиппа пока не было. В холле сидела девушка, выполняющая функции коммутатора и автоответчика одновременно. Она отвечала на телефонные вопросы, встречала посетителей и отправляла их в нужные двери по двум ведущим из холла коридорам с точностью опытного кегельбаниста. Стены помещения еще хранили на себе слабую память о краске, потолок шелушился известковой перхотью, а стол у девушки давно просил, чтобы его использовали по прямому назначению — сожгли в печке-буржуйке, гудевшей здесь же, в углу.
— Бохато!.. — восхищенно просипел Шора за спиной Булыжника, вертя головой во все стороны. Булыжник дернул головой, и треск позвоночных хрящей на миг перекрыл голос секретарши, говорившей с кем-то по телефону.
— Где объявления принимают? — поинтересовался Булыжник. Живой автоответчик еще что-то сказал в трубку, положил ее на рычаг и обратил нежный взор на пришельцев.
— Что, простите?
Ответить Булыжник не успел, будучи отвлечен какой-то юркой старушкой, метнувшейся к нему почти под ноги. Звали старушку Роза Парамоновна, в честь знаменитой немецкой революционерки Розы Люксембург, и она еще вполне могла бы обставить немку по части решительности характера.
— Да вы это что же, без очереди? — возмущенно поинтересовалась дама. — За мной будете!
Булыжник вздохнул, поднял бабулю за плечи и погрузил на Шору. Когда он разжал руки, Шора ноши, естественно, не удержал, и двухголовая конструкция с охами и причитаниями рухнула на пол.
— Унеси ее, короче, — буркнул Булыжник, в душе кляня задохлика, а потом повторил свой вопрос к секретарше:
— Объявления принимают где?
— Прямо здесь. Диктуйте, я запишу…
— Контора пишет, — буркнул Булыжник. — Раз ты принимаешь, значит, ты, смоква, мне и нужна будешь. Ты у воров объявления берешь, значит?
— Я не смоква, я Катя, — нахмурилась девушка, — а ты козел и хам. У воров я объявлений не беру. Но для тебя могу сделать исключение.
Булыжник догадался, что девица попалась не из пугливых. Одного лишь его грозного внешнего вида для нее было недостаточно, требовалось физическое воздействие. Булыжник уперся кулаком в телефонный аппарат, и пластмассовая трубка тихонько затрещала, чувствуя приближение конца.
— О чем объявление писать будем? Утрата шеи? Покупка мозгов? — рассвирепела еще больше девушка. — Старайся покороче, чтобы дешевле вышло. Слов десять, например. Знаешь столько?
— Я, дура, тебя прямо щас убью… — пообещал Булыжник, не очень веря собственным словам. Вот мужика заломать — это запросто, а тут фифа накрашенная глаза ему делает. Не бить же ее, в самом деле! Такой по носу щелкнешь — в лучшем случае в клинику отвезут на пластическую операцию, в худшем — в морг. Мокруху на себя нашивать, едва успев ступить на московскую землю, Булыжник не хотел. Но отступать и показывать слабость — тем более.
— У тебя тут в газете объявление напечатано было, его вор давал, дошло? Он моего дружбана очистил, и теперь по нему могила стынет. Это, короче, наши заморочки, а твое дело — объявления, так давай говори, у кого брала.
— У кого брала, а кому и откусила, — девица все еще сердилась, но уже не так явно. — Ты хоть объявление покажи! Здесь за день, знаешь, сколько таких ходит?
— Шора, газету давай! — рявкнул Булыжник. Шора оторвался от печки-буржуйки, на которой он, сидя рядом на корточках, силился распознать старинную надпись, и кинулся к столу, на ходу выдергивая из кармана брюк смятый лист. Булыжник разгладил складки, расстелил лист на столе, ткнул пальцем в нужное место.
— Это три недели назад было… — сообщила девица, кинув взгляд на дату. — У нас срок подачи объявлений — около недели, если не срочное. А это не только не срочное, оно еще и бесплатное. Откуда мне знать, кто его давал?
— А ты постарайся. Я тебе и описать могу. Худой такой, плохо бритый, с клетчатой сумкой — он в ней инструменты носил.
— Такие каждый день заходят. Работяги. Всех запоминала бы — спилась бы сама давно…
— Ты мне голову не морочь, — начал звереть Булыжник, — я сейчас этими вот руками сам из тебя твою память вытащу. Вспоминай давай, пока есть чем!
— Да я… — залепетала девушка, — сейчас охрану вызову! Вы… вы… что себе позволяете.
— Да он вообще — невоспитанный хам, — прозвучало от дверей. Булыжник повернулся, обрадовавшись перспективе хоть кому-нибудь сломать здесь шею. Но у дверей стоял, лучезарно улыбаясь, Филипп. Потом он, качаясь, будто на ветру, прошел к столу и элегантно (ему так казалось) примостился на угол стола.
— Милая, — вкрадчиво произнес Филипп, блуждая обкуренными зрачками, — вспомнить-то надо все равно. Мы… то есть я… не сторонник применения физической силы. Но ему — он ткнул пальцем в плечо Булыжника, — ее все равно куда-то девать надо. А охрана, кстати, не придет — она ближайшие пару недель вообще ходить вряд ли сможет. Разве что под себя.
— Вам чего надо-то, мужики? — обескуражено спросила девушка. — Я ж и вправду не помню, кто объявление давал.… Некоторые каждую неделю приходят, а иные появятся — и исчезнут. Они все небритые, почти все худые…
Они помолчали. Филипп попытался сосредоточить взгляд на глазах девушки. На несколько секунд это ему удалось.
— Ладно, — сказал он. — я тебе, красивая, верю. Договоримся так: я тебе номер телефончика оставлю. Если этот тип появится — звони моментально.
— У нас телефон сотовый, — сообщил из-за плеча Булыжника Шора, явно гордясь этим фактом.
— Позвоню, — пообещала девушка.
— А не позвонишь — сами придем. Этот козел у нашего дружбана бабки снес, так их вернуть все равно придется, а кому именно — дружбану без разницы. Сечешь?
— Секу… — прошептала девушка.
— Вот, блин, дерьмо, — выразил свою точку зрения Булыжник и хряпнул кулаком по многострадальному телефонному аппарату. Трубка переломилась пополам и отлетела в сторону.
Содеяв все это, троица гордо удалилась, причем Шора продолжал вертеть головами во все стороны, будто у него вместо шеи была пружина, и голова просто не держалась на одном месте, а Филипп напоследок решил послать девушке воздушный поцелуй, и в итоге чуть не упал. Сыщики спустились по лестнице и вышли из подъезда. Охранника на месте уже не было.
— Ты дурак совсем, — сказал Булыжник Филиппу, — думаешь, этот хмырь сюда придет снова объявления о ремонтах давать? У него ж денег куры не клюют.
— Не придет, конечно, — согласился Филипп, качнулся вбок, замахал руками и восстановил баланс. — вообще переться сюда было пустым делом. Так что я лишь восстановил наше лицо.
— А обзовешься еще раз — я тебе твое попорчу. Будет, что восстанавливать.
— Ой, да ладно, — поморщился Филипп. — Поехали куда-нибудь, что ли? А то меня от последнего косяка совсем болтает. Надо упасть на что-нибудь мягкое.
И троица временно растворилась в плотной толпе москвичей. Очень, кстати, вовремя — в редакцию уже спешила милицейская машина, вызванная неуступчивой бабушкой для пресечения безобразий людей, лезущих вне очереди.
Жизнь Чеботарева стала течь немного полегче, благодаря деньгам, ссуженным ему Алексом. "Вот настоящий друг!" — думал Сергей Степанович, проникаясь к Алексу чувством горячей признательности всякий раз, когда заходил в продуктовый магазин. Он купил радиоприемник, а еще одеяло — спать под пальто становилось все менее уютно. Но на приобретение обстановки в квартиру денег, конечно, не хватало.
Алекс периодически позванивал и рассказывал о ходе розыска. Но странное дело: всякий раз после разговора с ним Сергея Степановича охватывало чувство неловкости. Наверное, он боялся, что этот мутант и его дружки заломают вора, как только найдут. "Он сам виноват!" — убеждал свою совесть Чеботарев, и все таки кровавая перспектива гасила в нем жажду мести, и он не знал, желать ему скорейшего возврата денег или нет. Но все-таки получить обратно привычную комфортабельную жизнь весьма и весьма хотелось.
Вечерами он или слушал радио, или спускался на чай к Полине Александровне. Хотя тянуло его не к ней, а к Марине. Они успели подружиться с девушкой. Он бы с радостью помог ей, если бы мог. В прежние времена его звонка было достаточно, чтобы ей вновь дали работу в школе. В другой, конечно, чтобы не злить пошедшего на принцип отца двоечника — но все равно. Или даже в РОНО. Сейчас его не стали бы даже слушать, и сознание этого угнетало сильнее безденежья.
В тот вечер он как раз рассуждал о скорости, с которой лишился своего социального статуса, как в дверь вдруг позвонили. Сергей Степанович взглянул на часы — половина одиннадцатого, для сборщика денег из ЖЭКа поздновато. Удивленный, пошел к двери. А когда открыл, удивился еще больше: на пороге стоял… тот самый сантехник, которого теперь нанятые им бандиты искали по всей Москве.
