— Итак, доктор Лектер пришел в ваш дом…
— Да. Я встретил его у дверей, затянутым в черную кожу и с плетью в руках. Ну вы понимаете… Мне было интересно, испугается ли он меня. Но он, похоже, не испугался. Испугаться меня — как смешно это звучит теперь… Я пригласил его наверх и показал двух собачек, которых взял в приюте для бездомных животных. Собачки были очень дружны между собой. Я их держал в одной клетке и давал много воды, но оставлял без еды. Мне было страшно интересно узнать, что из этого получится.
Я показал ему прибор с петлей, ну вы знаете, тот, с помощью которого можно добиться автоэротической асфиксии. Вы как будто вешаете себя, но не до конца. При этом получаете удовольствие… Вы улавливаете ход моих мыслей?
— Улавливаю.
— А доктор Лектер, похоже, не улавливал. Он спросил, как прибор работает, а я ответил: «Какой же вы психиатр, если этого не знаете?» Доктор улыбнулся — я никогда не забуду эту улыбку — и сказал: «Продемонстрируйте». Ну наконец-то ты попался, подумал я.
— И вы продемонстрировали.
— Я этого не стыжусь. Мы учимся на своих ошибках, и кроме того, я прошел очищение.
— Прошу вас, мистер Вергер, продолжайте.
— Я отнес прибор к большому зеркалу, надел петлю на шею и стал смотреть на свое отражение, удерживая механизм автоматического отключения в руке. Одновременно краем глаза я следил за его реакцией, но ничего уловить не мог. Обычно я прекрасно вижу человеческие эмоции. Но не в этом случае… Он сидел в кресле в углу комнаты, скрестив ноги и обхватив руками колени. Затем доктор Лектер поднялся и погрузил руку во внутренний карман пиджака. При этом он выглядел не менее элегантно, чем извлекающий из кармана зажигалку Джеймс Мейсон. «Не желаете ли стекляшечку амила?» — спросил Лектер. Вот это да, подумал я. Сейчас он даст мне одну ампулу, а затем будет давать вечно, если не хочет лишиться лицензии. Но вы читали отчет и знаете, что это было нечто значительно превосходящее по мощи простой амилнитрит.
— Ангельская пыль[13], кое-какие амфетамины и ЛСД.
— Это была та еще смесь! Лектер между тем подошел к зеркалу, в которое я смотрелся, и что есть силы ударил по нему ногой. Зеркало разбилось вдребезги. Я же в это время парил в небесах. Он поднял осколок побольше, передал мне и, глядя в глаза, поинтересовался, не желаю ли я счистить с лица кожу. После этого он выпустил собак из клетки, и я накормил их мясом со своего лица. Мне потом сказали, что это заняло довольно много времени. Я ничего не помню. Доктор Лектер с помощью петли сломал мне шею. Промывая собакам желудки в приюте, врачи извлекли мой нос, но прирастить его не сумели.
Услышав эти слова, Старлинг перебирала листки блокнота гораздо дольше, чем до этого.
— Мистер Вергер, после того как доктор Лектер бежал из-под стражи в Мемфисе, ваша семья обещала выплатить большое вознаграждение.
— Да. Миллион долларов. Ровно один миллион. Мы дали объявления по всему миру.
— И вы, насколько мне известно, были готовы платить за любую имеющую к делу информацию, а не только в случае ареста, ведущего к осуждению. Предполагалось, что вы станете делиться информацией с нами. Вы это делали?
— Вообще-то нет, но, строго говоря, не было ничего такого, чем бы стоило делиться.
— Как вы могли это определить? Разрабатывали ли вы самостоятельно какие-нибудь версии?
— Лишь для того, чтобы убедиться в том, что они никуда не ведут. Но с другой стороны, с какой стати мы должны были с вами делиться сведениями? Ваши люди нас никак не информировали. У нас было одно сообщение с Крита, оказавшееся пустышкой, и одно из Уругвая, которое так и не подтвердилось. Я хочу, мисс Старлинг, чтобы вы поняли — речь идет не о мести. Я простил доктора Лектера точно так, как Наш Спаситель простил римских легионеров.
— Мистер Вергер, вы дали понять Федеральному бюро расследований, что располагаете новыми сведениями.
— Посмотрите в ящике, в дальнем конце стола.
Старлинг достала из сумочки белые нитяные перчатки и натянула их на руки. В ящике стола оказался большой конверт из плотной желтой бумаги. Содержимое конверта было достаточно тяжелым и твердым на ощупь. Старлинг извлекла из конверта рентгеновский снимок и просмотрела его на свет. На рентгенограмме была изображена левая, видимо поврежденная, рука. Старлинг пересчитала пальцы. Пять.
— Взгляните на пясть[14], если понимаете, о чем я говорю.
— Понимаю.
— Пересчитайте костяшки пальцев. Пять суставов.
— С учетом большого пальца у данного лица на левой руке шесть пальцев. Так же как у доктора Лектера.
— Да, как у доктора Лектера.
Угол снимка, там где помещаются дата и номер истории болезни, был аккуратно срезан.
— Откуда пришел пакет, мистер Вергер?
— Из Рио-де-Жанейро. Чтобы получить дополнительные сведения, мне придется платить. И очень много. Не могли бы вы мне сказать, действительно ли это доктор Лектер? Мне надо знать точно, прежде чем расстаться с деньгами.
— Попытаюсь, мистер Вергер. Мы сделаем все, что в наших силах. Сохранилась ли упаковка, в которой поступил снимок?
— Марго хранит ее в пластиковой сумке. Она вам ее передаст. А сейчас, мисс Старлинг, я прошу меня извинить. Я очень устал, и мне требуется кое-какой уход.
— ФБР свяжется с вами, мистер Вергер.
Старлинг не успела как следует отойти от комнаты, как Мейсон прикоснулся языком к крайней трубке и позвал:
— Корделл?
Из игровой комнаты появился человек в медицинском халате и, держа перед собой папку с надписью «Департамент социального обеспечения неимущих детей г. Балтимора», приступил к чтению.
— Так, значит, его зовут Франклин? Что ж, пусть будет Франклин, — сказал Мейсон и выключил свет.
Маленький мальчик стоял в потоке льющегося с потолка света и, прищурившись, вглядывался во тьму.
До его слуха донесся глубокий вибрирующий голос:
— Ты Франклин? — спросил голос.
— Франклин, — ответил малыш.
— С кем ты живешь, Франклин?
— С мамой, с Ширли и со Стрингбином.
— Стрингбин живет с вами все время?
— Он приходит и уходит.
— Ты сказал «приходит и уходит»?
— Да.
— Мама, Франклин, у тебя не настоящая. Не так ли?
— Нет. Меня ей отдали на воспитание.
— Это ведь у тебя не первая такая мама?
— Не-а…
— Тебе нравится жить в своем доме, Франклин?
— У нас есть Киска, — сразу посветлев, ответил мальчик. — А мама в духовке печет пирожки.
— И давно ты живешь в, мамином доме?
— Не знаю.
— Ты там праздновал свой день рождения?
— Один раз. Ширли сделала мороженое.
— Ты любишь мороженое?
— Клубничное.
— Ты любишь маму и Ширли?
— Я люблю их и Киску.
— Ты хочешь там жить? Тебе не, страшно, когда ты лежишь в кроватке?
— Не-а… Я сплю в одной комнате с Ширли. Ширли — большая девочка.
— Франклин, ты больше не будешь жить с мамой, Ширли и киской, тебе придется оттуда уйти.
— Кто сказал?
— Правительство. Мама осталась без работы, и ей велели тебя отдать, а полиция нашла в вашем доме сигарету из марихуаны. Маму ты видишь последнюю неделю. А также Ширли и киску. Последнюю неделю.
— Да, — ответил Франклин.
— Но может быть, Франклин, это они не хотят тебя больше видеть. Может быть, в тебе что-нибудь не так? Может быть, у тебя на теле нарывы или другие противные вещи? А может быть, тебя не любят потому, что у тебя слишком темная кожа?
Франклин задрал подол рубашонки и, взглянув на свой крошечный коричневый животик, покачал головой и заплакал.
— А знаешь, что случится с киской? Как зовут киску?
— Киска. Это ее имя.
— Ты знаешь, что случится с Киской? Полицейские заберут ее в кошачий приют, и доктор сделает ей там укол. Тебе делали укол в дневной группе? Медицинская сестра делала тебе укол? Блестящей иглой. Так вот, они сделают укол и Киске. Киска очень испугается, когда увидит блестящую иголку. Они воткнут иголку в Киску. Ей станет очень больно, и она умрет.
Франклин снова поднял полы рубашонки и прижал их к лицу. Одновременно он сунул большой палец в рот, чего по просьбе мамы не делал уже целый год.
— Подойди ко мне, — раздался голос из темноты. — Подойди ко мне, и я скажу, как можно спасти Киску от укола. Ты хочешь, Франклин, чтобы Киске сделали укол? Нет? Тогда подойди ко мне, Франклин.
Плачущий Франклин, не вынимая большой палец изо рта, медленно двинулся в темноту. Когда он оказался метрах в двух от постели, Мейсон дунул в свою свирель. Вспыхнул свет. Из-за присущей ему смелости, а может быть, желая помочь Киске или понимая, что скрыться некуда, малыш не дрогнул. Он не стал спасаться бегством. Он неколебимо стоял на месте и смотрел на Мейсона.
Мейсон от разочарования мог бы вздернуть брови, если бы таковые у него имелись.
