Маятниковые движения качелей вводят в транс. Видимо, не только меня. На какой-то минуте маска повисает на одном ухе, являя миру отстранённо-блаженную улыбку.
Нет, это не Бабуленция.
А в следующую секунду меня настигает инсайт.
Это стеклянное сооружение я видела на… открытке из тайника.
Глава 18
Вездесущая Зулейха
— Срам какой! — всплеснула руками мачеха. — Почему эта Зулейха не прячет волосы? Где её хеджаб?
— Румия, это 30-ые годы прошлого века. Тогда у татарских женщин не было принято носить хеджабы. Они пришли к нам через 60 лет. От арабов.
Гумер и его мачеха сидели в гостиной перед телевизором и смотрели сериал «Зулейха открывает глаза». В глубине души Гумер был даже рад, что гнев отцовской вдовы обращён на ни в чём неповинную героиню Чулпан Хаматовой, потому что в противном случае их беседа могла принять неприятный для него оборот. Денежный.
Отец Гумера женился вторично в 64 года на женщине значительно моложе себя, которая родила ему дочку и двух сыновей.
«Бери пример с нас!» — говорил он бездетному сыну. А в сыновней голове вспыхивала фраза доктора: «Фертильность яйцеклеток вашей жены недостаточна…»
Когда отец готовился отойти в лучший мир, то поручил их детей своему первенцу. На плечи Гумера, тоже впервые ставшего родителем, легло дополнительное финансовое бремя. А поскольку эпидемия не могла не сказаться на их с Софией бизнесе, Гумер намекнул мачехе: субсидировать её в прежних размерах он больше не в состоянии. И хотя женщина виду не подала, что расстроена, и продолжала оказывать гостю знаки внимания, напряжение в доме росло. И в любую минуту мог грянуть взрыв. Так что Зулейха оказалась весьма кстати. Этакий оригинальный способ выпустить пар.
— Мои тёти и бабушка тоже не носили хеджаб, — продолжил он тему. — Просто покрывали голову платком.
Здесь его накрыли воспоминания, как ходил к тёткам на кирпичный завод, как работницы клали кирпичи на свои беременные животы и таким способом перемещали их. Куда и зачем — из памяти выветрилось.
До трёх лет он говорил только по-татарски. Но потом семья переехала в город, и мальчик пошёл в детский сад. Там и случился культурный шок. Оказалось, что есть люди, издающие какие-то другие звуки. Казалось, что слова не проговариваются, а поются.
А потом была «Сказка о царе Салтане». Воспитательница сидела на скамеечке во дворе, взятая в кольцо детворой. На её коленках, туго обтянутых клетчатой тканью, лежала толстая книжка с картинками. В этот момент будущего издателя и поразила первая в жизни страсть- к книгам.
Воспитательница читала глубоким грудным голосом, а мальчик молил про себя: «Только бы эта музыка длилась и длилась ещё! Ещё! Только бы!»
— Гумер! — окликнул его другой голос, делавший ударение на первом слоге, а на самом деле его звали Гумер. — Что ты топчешься на месте? Пи-пи хочешь?
Никакого пи-пи делать не хотелось. Но воспитательница взяла его за ручку и повела в помещение. Это была его первое серьёзное разочарование. Ему не дали дослушать Пушкина.
Когда у них с Софией родился Лука, он накупил целую детскую библиотеку. И лично читал ребёнку. С неизменным наслаждением. Сказался книжный голод детства. А вот сын был к книгам равнодушен. Но в конце концов отцовское воспитание взяло верх: мальчик стал читать. А теперь и писать. Дай Бог, станет писателем.
Перед этим Гумер силился играть роль старшего брата. Получалось слабо. Что и неудивительно: между ним и двумя пацанами разверзлась временная пропасть. Так что многострадальная Зулейха пришлась кстати и в этом отношении. Впрочем, визит не затянулся.
Вскоре гость попрощался, обещав передать привет милой жёнушке и прочее, прочее, о чём он вскоре забыл. Его мысли его вернулись к цели поездки: разузнать побольше о планах Норы реанимировать СССР. И чем это может им всем грозить. Однако проезжая по мосту ФУБХУХО, он увидел женщину, рассекающую на электро-самокате. «Хотел бы я иметь такую старость!» — подумал он.
На пути в дом с башней, где Вестерблоу проживали уже полвека, он вспомнил, что все московские гостинцы оставил у мачехи. Пришлось заскочить в магазин. Слава Богу, времена нынче настолько благословенные, что ассортимент столичных и провинциальных магазинов мало чем отличаются. А тёще угодить несложно: она обожает сладости.
Явившись в Норину квартиру, он застал её сидящей в Интернете и слушающей интервью с писательницей Гюзель Яхновой. Зулейха настигла его и здесь!
— И что ты об этом всём думаешь? — осведомилась Нора, едва он переступил порог.
— Извини, не читал.
— Но ведь ты книгоиздатель! И ты… Ты татарин!
— Буду честен, я брался за эту книгу, но отложил.
— Почему?
— Вторично всё это.
Меньше всего ему хотелось вступать в полемику с человеком, который носил фамилию «Вестерблоу» и был прямым потомком английского инженера, приехавшего в советскую Россию из-за коммунистических убеждений и чудом спасшегося от репрессий. А потому он поспешил укрыться в ванной. И тут же в его голове включился калькулятор. Содержание дома в «Красных кирпичиках», помощь мачехе, выплата зарплаты сотрудникам издательства на удалёнке…
А ещё Луша! Вопрос с ней решён лишь отчасти. Он всё без утайки поведал сыну. А вот жене запала не хватило.
Как далеко эта бывшая наёмная работница намерена зайти в стремлении поправить финансовое положение?
Глава 19
Звонок другу
Эмоциональные разряды мало-помалу утихли, а потом и вовсе перешли в некие философские выкладки. Для домашнего употребления.
Технология. Опорное слово нашего времени. Этой самой технологии подчинилось даже зачатие. Дескать, постойте в сторонке, женщина! Справимся и без вас! Но не прокатило. Природа — сука! — стояла на своём И вот что на выходе получилось… далее мысль застопорилась. Ибо ожил мобильник.
Номер был незнакомый, и Лука его проигнорировал, решив положить конец философствованию и обратившись к руководству для молодого автора.
«Есть только три возможных ответа на вопрос, заключённый в сцене романа. „Да!“ — истории больше нет. „Нет!“ — появляются некоторые драматические возможности. „Может быть?“ — герою предстоит выбор. Истории в этом случает есть куда двигаться».
«Может быть?» — пришёлся Луке по душе. Возможно, оттого он и ответил на повторный звонок.
Голос был мужской:
— Это Фёдор.
— И что дальше? — спросил Лука более резко, чем обычно позволял себе.
— Из «Божьей коровки»! — пояснила трубка.
— И что дальше? — А дальше последовало какое-то сопенье, потом шиканье. Столичному абоненту пришлось набраться терпения.
— Я друг Мирры.
— Из города Мирного! — здесь в эфир вторгся другой голос. Лука понял, что он и был источником шиканья перед этим.
— Вы что-то имеете мне сообщить? — Лука услышал свой вопрос будто откуда-то со стороны. И устыдился его. А на том конце, видимо, несколько оторопели. Этим и воспользовался «второй», пропищавший в трубку:
— Я Марина.
— Очень приятно, Марина. А я Лука. И я вас внимательно слушаю. — Столичный абонент стал — сама выдержка и терпение.
— Нам нужна Мирра, объявил девичий голос. А мужской в некотором удалении добавил:
— Из города Мирного.
Если это был тот самый Фёдор, о котором поведала Мирра, то для своего маленького формата («Чуть больше метра с кепкой!») он обладал солидным баритоном.
— Ничем помочь вам не могу. Мирра здесь не живёт.
— А где?
— Откуда мне знать? — взорвался столичный абонент.
— Но вы ведь её друг! Или как? — вступил мужской голос.
— «Или как!» — заключил Лука и дал отбой.
Глава 20
С-ю-ю-юр и приз!
Женщина с жёлто-зелёной косынке на шее одаривает натренированно любезным взглядом:
— Чем могу помочь?
— Ы-ы-ы! Ньяу! — вымучивает из себя Мирра, воспроизведя речь одной из постоялиц «Божьей коровки».
