Ознакомительная версия.
— Суслика по этапу отправили на зону под Новосибирском. Я связался с операми в колонии, где Суслик лямку тянет, — продолжал Поляков. Забывшись, он перешел полностью на оперской жаргон, но Катя достаточно проработала в органах, чтобы это не резало слух. — Инфу заказал. Сегодня они перезвонили. Все проверили. К Суслику никто за эти годы не приезжал отсюда. Ведет себя положительно, работает и тому подобное. Периодически в их камере агент работает. Никаких слухов по мокрухам Суслик не распускал. Про своих корешей не особо охотно рассказывает.
— Может, поактивнее с ним поработать?
Поляков расположился на стуле напротив, помешивая парящий кофе чайной ложкой.
— Я закинул удочку. Они не против, если бумажка будет. Напишешь постановление на внутрикамерную разработку — сделают.
— А ты как думаешь? Стоит оно того?
Поляков поскреб щетину, обрамлявшую его подбородок.
— С одной стороны, надо показать, что мы землю зубами роем. Чтоб докопаться никто не мог. Но с другой… явно ведь порожняк там будет, Кать. Суслик на зоне пять лет уже. Даже пять с половиной, если вместе с СИЗО считать. А трупы в его доме появились три года назад.
— Давай все-таки попытаемся. Чтобы претензий к нам не было никаких.
— Попытка не пытка, — Поляков сделал осторожный глоток кофе и покосился на Катю. — Интересно, сколько еще трупов мы найдем?
Катя нахмурилась.
— Ты это к чему?
— Эта тварь 18 лет назад убила семь человек. За четыре месяца, Кать. В среднем по одному убийству каждые две недели. А тут всего три трупа за три года. Я сомневаюсь, что это все его подвиги.
Катя вспомнила вчерашнее совещание у Гапонова.
— Начальство считает, что 18 лет назад он крепко испугался. И мог даже уехать из города. Мы сейчас проверяем эту версию. Разослали запросы во все регионы страны, даже на Сахалин и в Калининград. Ищем похожие убийства. Удушение и выколотые глаза.
— А другие пропавшие без вести девушки?
— Проверяем. Этим отдел по розыску пропавших совместно с территориалами занимается. Сделали выборку за пять лет. По нашим критериям в городе за это время пропало догадайся сколько девушек?
— Двадцать? Тридцать?
— Угадал. Двадцать шесть человек.
Поляков помолчал.
— Тогда, 18 лет назад, он мог испугаться, когда местные сами занялись поиском и принялись проверять всю Яму. А мог сесть за что-то…
— Этой версией убойный занимается, — ввернула Катя. — Каждый день результаты заслушиваем на планерках. Но работы здесь тьма-тьмущая, сам понимаешь.
— …Как бы то ни было, он перестал убивать на какое-то время, — кивнув, продолжил Поляков. — Возможно. А возможно, и нет.
— Ты о чем?
— Наша основная версия заключается в том, что убийца — из Ямы, правильно?
— Ну да, — согласилась Катя. — Основная. Восемнадцать лет назад он убивал в Яме. Когда стало жарко, затаился, или сел, или что-то еще случилось. А три года назад стал убивать снова, но поменял почерк. Теперь он предпочитал убивать не местных девчонок, а выбираться в центр и искать жертв там.
Поляков кивнул.
— То есть, все согласны, что он поменял почерк. Но если он мог поменять почерк в этом — он мог поменять почерк и в другом. Например, решил прятать трупы, а не оставлять их на виду, как раньше. А ведь труп человека — с ним можно сделать многое. Можно бросать в пустующих домах, как он сделал с тремя последними. Можно закапывать. Можно топить. — Поляков смотрел Кате в глаза, ожидая ее реакции. — Можно даже расчленять и избавляться от частей самыми разными способами. И вот я думаю, Кать. А что, если он продолжал убивать все эти годы, но сделал так, что никто об этом не знал? Если перекопать всю Яму — интересно, сколько тел мы найдем? Десять, двадцать, сто? Не знаю, как ты — а я не удивлюсь, если половина всех девушек, пропавших без вести за последние 18 лет, лежат где-то там, в Яме. В лесопосадках вокруг поселка. В оврагах. В заброшенных домах. В погребах, сараях и на огородах…
Поняв, к чему клонит Поляков, Катя почувствовала, как ей в душу вновь заползает липкий мокрый страх.
Весь остаток дня Поляков посвятил Яме. Дул прохладный ветер и моросил дождь. Затянутое низкими тучами небо демонстрировало, что это надолго. Ежась в куртку и проклиная это лето, в котором от лета было только название на календаре, Поляков бродил по знакомым улочкам.
Его задача была проста. Разведка. Одновременно по извилистым и грязным змейкам-улицам ходили несколько человек из угрозыска Промышленного ОВД, относительно знакомых с территорией. Если ты не ориентируешься в Яме, просто так отсюда не выберешься. Они искали заброшенные дома.
— Здрасте. Вот этот дом, здесь ведь никто не живет?
— Чего? — прорычал угрюмый бирюк, буравя Полякова глазами.
— Этот дом напротив вашего. Окна заколочены, ворота разломаны, во дворе свалка. Там ведь никто не живет сейчас?
— А ты еще кто такой? — набычился бирюк. — Зачем тебе?
— Я из полиции. Проверяем все заброшенные дома в Яме. Вы ведь слышали про трупы девушек, которые нашли?
Бирюк прищурился. В его глазах сверкнула злость. Поляков так и не понял, к нему лично, к полиции или к чужакам в принципе.
— Не знаю я ничего, — буркнул бирюк и скрылся за своей калиткой.
Заброшенные дома Поляков фотографировал на сотовый телефон. Это нужно было как для участников будущего рейда — чтобы они могли определить, какой именно дом нужно проверять, так и для самого Полякова — чтобы позже он мог нанести дом на план-схему поселка. Без координат ни одна группа, особенно, если в ее составе нет выходцев из Ямы, никогда не найдет нужное место.
Проходя мимо зелено-серого домика с когда-то синими, облупившимися ставнями, Поляков замер. На окнах висела старенькая кружевная тюль. Судя по игравшим где-то в глубине дома отблескам, там работал телевизор.
Поляков не смог заставить себя зайти к родителям. Закурив и прикрывая сигарету ладонью от моросящего сверху дождя, Поляков двинулся дальше.
Когда на Яму опустились сумерки, и окна одного домишки или землянки за другим стали закрываться на ставни, крадя у улочек последний свет, Поляков решил возвращаться. Он выудил шесть адресов, которые нужно будет проверить. Поляков отправился вверх, пробираясь по грязным и темным улочкам — уличного освещения в Яме не было никогда, фонарные столбы и сами фонари отсутствовали здесь в принципе — туда, где было светло. Туда, где цивилизация хотя бы частично намекала о своем присутствии.
В отделе Поляков засел за план-схему Ямы. Его коллеги для будущих рейдов смогли достать ее в администрации города, которая пыталась таким образом показать, что хотя бы что-то контролирует. Но наметанный глаз Полякова сразу определил. Это такая же, как и у него дома, распечатка с Яндекс- или Гугл-карт.
— Поляков, ты здесь, что ли? — в дверном проеме возникла голова помощника дежурного. — Чего так поздно? Не дежуришь, случаем?
— И в дождь, и в холода, и в зной работа любимая всегда со мной, — буркнул Поляков. — Что тебе?
— Мне ничего. Тебе канцелярия бумажки оставила. На какого-то Санчеса.
Утром Поляков запросил материалы на человека, который мог бы обладать такой кличкой и при этом быть, с большой степенью вероятности, Иваном. Доверять словам Боба на 100 процентов Поляков не стал бы. И вот РИЦ — информационная система, в которой хранилась информация о «клиентуре», то есть о когда-либо привлекавшихся к уголовной ответственности, судимых или просто попадавших в поле зрения правоохранительных органов жителях города — выдал ответ.
Поляков отправился в дежурку и забрал несколько распечаток, соединенных вместе канцелярской скрепкой. Он и предположить не мог, но в городе было сразу три Ивана, носивших кличку Санчес и ее производное — Санчо.
Вернувшись в кабинет, Поляков принялся читать материалы, пытаясь вычислить нужного ему Санчеса по послужному списку. У одного грабеж и наркотики. У второго были условный срок за кражу и три года за, кто бы мог подумать, наркотики. Третий сидел за разбойное нападение, сопротивление сотрудникам — и да, за наркотики.
Поляков зашел с другого конца. В Промышленном были прописаны только двое Иванов Санчесов из трех. Но это ни о чем не говорило. Можно было быть прописанным хоть в Средней Азии и прожить всю жизнь в лабиринтах трущоб Ямы.
Поляков пробежался глазами по прочей информации. Данные о возможных подельниках, информация о членах семьи или их отсутствии…
Члены семьи. Поляков чертыхнулся, посмотрев на часы. Было почти десять вечера. С этой работой он забыл о самом главном.
Пришлось выходить в интернет и загружать программу-звонилку с рабочего компьютера. В отделе это не поощрялось.
Черный экран и рисунок телефонной трубки, покачивающейся из стороны в сторону, секунд через 10 сменились изображением. На Полякова смотрела Женя.
Ознакомительная версия.
