Ознакомительная версия.
– Прекрасно представляю. Именно поэтому я ясно даю понять клиенткам, что не потерплю никаких махинаций с детьми. – Это прозвучало откровенно зловеще. – Но мы отклонились от темы, Скай. Обычно те, кто впервые слышит все это, не интересуются этической стороной дела. В первую очередь, все хотят знать, насколько это законно.
– И насколько же? – спросила я, даже не пытаясь скрыть сарказм.
– Ни одна из сторон этого бизнеса не выходит за рамки закона. Во-первых, не существует законов, которые бы регламентировали право мужчины на сперму, которая уже покинула его драгоценную мошонку. Иначе можно было бы засудить каждую забеременевшую женщину. Во-вторых, нет закона, запрещающего женщине беременеть от мужчины, который ей нравится. Запланированно или случайно, открыто или тайно. Как видишь, комар носа не подточит.
Лилит подошла ко мне, придвинула кресло и села напротив.
– И последнее. Ни один аудитор, ни одна комиссия никогда не накопают никакого компромата на «Мальтезе-медикал». Репутация клиники, документы и отчетности чисты, как слезы младенца. Ну, и теперь, наверно, ты хочешь задать свой главный вопрос?
Я глубоко вздохнула, пытаясь стряхнуть жуткое чувство, что Лилит только что залезла мне в голову и прочитала все мои мысли.
– Зачем тебе я, Лилит?
– Зачем мне ты, Скай, – повторила она. – Ответ прост и сложен одновременно. Я бы назвала придурком любого, кто сказал бы мне, что невзрачная официантка способна дать фору девушкам вроде них. – Лилит послала еще один кивок тем, кто веселился за закрытой дверью. – Но я почувствовала весь твой скрытый потенциал в тот момент, когда ты сказала «поцелуй меня в задницу» на этом вашем забавном ирландском языке. А вчера окончательно убедилась, что ты на многое способна. В тебе есть черта, которую очень трудно найти в современных девушках и которая всегда впечатляет мужчин: ты не похожа на фальшивку. Ты уникальна и прекрасна в своем несовершенстве. Мужчины, с которыми мы имеем дело, безмерно избалованы женским вниманием. Табуны силиконовых кукол не дают им прохода ни днем, ни ночью. Вот почему тупые красотки с вставными грудями, зубами, ногтями и задницами – суррогатный идеал современной красоты – это то, что не нужно мне даже даром. Я делаю ставку на другие части тела, которые служат куда более мощным источником сексуальности, чем искусственная грудь или распухший от наполнителя рот, – на мозг, в частности. Если у тебя есть мозги, ты обладаешь огромным преимуществом.
– Я не чувствую в себе никакого преимущества. То, что Мэтт пошел со мной вчера, это… это безумная случайность! Он клюнул на платье, на волосы, бог его знает на что – но не на меня!
– Брук и Саванна – мои самые эффектные гончие – уже пытались взять его. Оба раза сокрушительно провалились. Мэтт не проявил к ним никакого интереса, но вчера, его видимо, зацепила твоя простота и непосредственность.
Я уронила голову и взъерошила волосы: как непривычно обладать такой гривой. Мои пальцы никак не могут приспособиться к этой пышности и густоте, с непривычки путаются в локонах. А теперь мне кажется, что не только волосы, но и моя голова не принадлежит мне – она такая тяжелая.
– Лилит, это какая-то ошибка, – глухо пробормотала я.
Лилит взяла мои ладони в свои, этот жест был почти интимным.
– Я предлагаю тебе выбор, Скай, и ты должна принять решение здесь и сейчас. Итак, ты можешь сказать «нет», и я тут же звоню в аэропорт и бронирую для тебя билет. Ты возвращаешься в Дублин, к тому, от чего убежала: скромная квартирка в Степасайде, работа официанткой, взбалмошные клиенты, твои бесчисленные комплексы, мужчины, смотрящие сквозь тебя, маленькая жизнь маленького человека. Или…
Я подняла голову и заглянула Лилит в глаза. Она смотрела на меня не мигая, и ее зрачки внезапно показались мне вытянутыми вертикально, как у кошек. Я пару раз моргнула, и наваждение исчезло.
– Или ты говоришь мне «да» и переходишь на сторону сильных мира сего. Из шестерки червей – в червовые королевы, какой невероятный взлет! Ты больше не будешь жертвой – ты станешь той, кто выбирает жертву. Ты освоишь искусство соблазнения и достигнешь в нем совершенства. На этой планете не найдется ни одного мужчины, который сможет устоять перед тобой, – это власть, которая дается только избранным дочерям Евы. Богатство и роскошь станут естественной средой твоей жизни: у тебя будет то, о чем ты мечтала, и то, что ты даже не могла вообразить в мечтах. А единственным побочным продуктом твоей уникальной профессиональной деятельности будут прекрасные, счастливые дети. Ты поможешь прийти в этот мир тому, кому не суждено было родиться. Детям-сокровищам, чьи биологические отцы свели с ума слабую половину человечества, и чьи матери сделали невозможное, чтобы заполучить их гены и соединить со своими. Ты станешь той, кто вершит судьбы и меняет планы богов. И этим благородным делом сможешь искупить любой грех, который уже совершила. Или можешь совершить.
– О чем ты? – напряглась я, вскидывая голову.
– Все мы совершаем ошибки, а потом пытаемся найти способ их искупить. Дети, которым ты поможешь родиться, могут привести в равновесие твои кармические весы.
Мое слабое место… Не знаю как, но Лилит его обнаружила, и в ту же секунду все, о чем она говорила, перестало казаться чудовищным, циничным, безумием. Еще несколько минут назад я не видела иного пути, кроме твердого отказа и возвращения домой, но теперь… Что, если я в самом деле добавлю этому миру гармонии, а не поспособствую его разрушению?
На мгновение я задержала дыхание, и все вокруг замерло вместе со мной: Лилит не двигалась в ожидании ответа, стихла музыка за дверью, перестали биться в стекло снежные хлопья. Что сказала бы моя мать, поделись я с ней всем этим?
«Мама, я разбогатею, буду крутить романы со знаменитостями и помогу многим женщинам испытать радость материнства».
Я знаю, она бы сказала: «Делай все что угодно, только не дай миру утопить тебя в печали».
– Ну что, Скай? Твой ответ?
– Я согласна, Лилит.
«Я вручаю тебе свою душу».
* * *
Снегопад. Я никогда не видела так много снега. Его намело выше колена! Я вышла из «Мальтезе-медикал» и направилась к городскому парку. В моей сумке лежали чеки на сто пятнадцать тысяч долларов, моя щека горела от поцелуя Лилит, на моей душе стояло свежее клеймо «ПРОДАНА». А кто бы отказался? Кто бы променял эту опьяняющую свободу на фартук официантки? Кто бы посмел сказать, что вытирать блевоту и собирать окурки – занятие куда более благородное для женщины, чем соблазнять и быть желанной? Кто бы посмел?..
Я запрокинула голову, закрыла глаза и подставила лицо обжигающе холодному снегу. Я позволю Лилит создать из меня то, что она так хочет создать. Завораживающе прекрасную хищницу. Из серой дрожащей мыши. И не потому, что она заморочила мне голову. А потому, что я сама этого хочу.
Я сидела на последней скамье в соборе Святого Патрика в Мельбурне и слушала плач ребенка, который не должен был родиться. Его имени не было в Книге Судеб, его зодиак не был начертан в небе, но он родился и теперь кричал так громко, словно хотел сообщить о себе всей Австралии.
Лучи солнца падали на массивное распятие, сияли всеми цветами радуги витражные окна, пахло полированным деревом, воском и лилиями. Я чувствовала себя совсем маленькой под этим невообразимо высоким потолком, поддерживаемым массивными колоннами.
Прошло чуть больше девяти месяцев с того момента, когда Мэтт заставлял меня кричать в потолок его гостиничного номера в Бостоне. И только сейчас, когда я слышала плач его ребенка, меня покинуло чувство вины за содеянное. Теперь я поняла, почему Лилит настояла, чтобы я присутствовала здесь.
Женщина в строгом белом платье от «Прада» держала на руках младенца, завернутого в кружево, а священник плескал ему на лоб холодную воду из мраморной чаши. Три десятка важных персон, которым посчастливилось присутствовать на церемонии крещения наследника многомиллионного бизнеса, лучились от восторга и прикладывали к уголкам глаз платочки. Парковка была забита машинами класса «люкс». Священник улыбался так, словно крестил самого Иисуса.
«Нет, я не причинила вреда Вселенной», – то, что я твердила себе все эти месяцы, наконец прозвучало достаточно убедительно, чтобы я сама начала в это верить. Ребенок на руках у матери, а та – на седьмом небе от счастья, и пусть поперхнутся все, кто против.
«Как впечатления?» – интересуется в эсэмэске Лилит.
«Чувствую себя жрицей тайного ордена», – отвечаю я.
Здесь, под сводами католического собора, построенного в неоготическом стиле в девятнадцатом веке, никем не узнанная, сидящая в стороне от представительных гостей, я чувствовала себя частью той силы, которая всегда находится в тени, прячет лицо и знает то, что неведомо другим. Мне не хватало только темной ауры, капюшона в стиле персонажей «Кредо ассасина»[13] и стоящего за спиной дьявола, нашептывающего свои указания.
Ознакомительная версия.
