– Твой друг Тахери в большой опасности.
– Что случилось?
– Я слышала краем уха разговор в отделе уголовной хроники «Таймса». Полиция охотится за Абдуллой. Сказали, что дан приказ стрелять без предупреждения.
– Что?!
– Они хотят схватить его любой ценой. Предпочтительно взять его живым, но они уверены, что он вооружен, и при его попытке применить оружие приказано пристрелить его, как собаку.
– Но почему? В связи с чем?
– Полагают, что Сапна – это он. У них якобы есть конфиденциальная информация и даже доказательства. По крайней мере, они уверены, что это так, и намерены арестовать его сегодня же. Возможно, это уже произошло. Когда дела принимают серьезный оборот, с бомбейской полицией шутки плохи. Я уже два часа ищу тебя.
– Он – Сапна? Чушь, – бросил я.
Но я знал, что это не чушь. Это могло быть правдой и многое объясняло, хотя я и не понимал, как именно. Но было слишком много неясностей, связанных с Абдуллой, у меня возникало слишком много вопросов, которые я не удосужился задать вовремя.
– Чушь или не чушь, но таковы факты, – обреченно пожала плечами Кавита. Голос ее слегка дрожал. – Я искала тебя повсюду, пока Дидье не сказал мне, что ты здесь. Я знаю, что Тахери твой друг.
– Да, он мой друг, – ответил я и вспомнил вдруг, что разговариваю с журналисткой.
Уткнувшись взглядом в темный ковер под ногами, я пытался привести в порядок свои мысли, крутившиеся, как песчинки, подхваченные смерчем. Я поднял голову и встретился с ней глазами:
– Спасибо тебе, Кавита. А теперь извини, мне надо идти.
– Послушай, – произнесла она мягко, – я сразу составила репортаж об этом и продиктовала его по телефону. Если он появится в вечерних новостях, то копы, возможно, будут действовать осторожнее. Между нами, я не думаю, что это Абдулла. Я не могу в это поверить. Он мне всегда нравился, я была даже немного увлечена им, когда ты впервые привел его в «Леопольд». Возможно, это увлечение еще не совсем прошло, йаар. Я не верю, что он Сапна и что он совершил все эти чудовищные убийства.
Она ушла, улыбнувшись мне сквозь слезы. Вернувшись к нашему столику, я извинился за то, что вынужден покинуть их, и, не пускаясь в объяснения, снял сумочку Лизы со спинки стула и приготовился отодвинуть его.
– Лин, тебе и вправду необходимо уйти? – разочарованно протянул Чандра. – Мы же еще не обсудили вопрос о кастинговом контракте.
– Ты что, действительно знаком с этим Тахери? – спросил Клифф с оттенком обвинения в голосе.
Я посмотрел ему в глаза твердым взглядом:
– Да, а что?
– И к тому же ты уводишь с собой очаровательную Лизу, – надул губы Чандра. – Двойная потеря для нас.
– Я слышал о нем много разного, йаар, – гнул свое Клифф. – Как ты с ним познакомился?
– Он спас мне жизнь, Клифф, – ответил я чуть резче, чем мне хотелось бы. – При первой же нашей встрече в притоне Стоячих монахов.
Открывая дверь для Лизы, я оглянулся на компанию за столиком. Клифф и Чандра шептались о чем-то, склонившись друг к другу и не обращая внимания на обескураженных девушек.
Около мотоцикла я рассказал Лизе обо всем. Она заметно побледнела, но быстро взяла себя в руки и согласилась со мной, что прежде всего надо съездить в «Леопольд». Абдулла мог быть там или мог оставить для нас записку. Лиза была напугана, я почувствовал этот страх в ее руках, когда она обхватила меня на мотоцикле. Я гнал мотоцикл, лавируя между медленно ползущим транспортом, полагаясь на инстинкт и удачу, как это делал Абдулла. В «Леопольде» мы нашли Дидье, целеустремленно напивавшегося до потери пульса.
– Все кончено, – пролепетал он заплетающимся языком, наливая себе новую порцию виски из большой бутылки. – Все кончено. Они пристрелили его час тому назад. Все только об этом и говорят. В мечетях Донгри уже молятся по усопшему.
– Откуда ты знаешь? – потребовал я. – Кто тебе сказал?
– Молятся по усопшему! – пробормотал он, уронив голову на грудь. – Дурацкая напыщенная фраза. Как будто можно молиться по кому-то еще! Все молитвы – это молитвы по усопшим.
Я схватил его за лацканы рубашки и встряхнул. Официанты, привязавшиеся к Дидье не меньше моего, наблюдали за мной, размышляя, не пора ли им вмешаться.
– Дидье! Послушай меня! Откуда ты знаешь? Кто тебе сказал? Где это произошло?
– Полиция была здесь, – проговорил он вдруг очень четко и ясно. Он поднял голову и внимательно поглядел мне в лицо своими бледно-голубыми глазами, словно всматривался во что-то на дне пруда. – Они хвастались этим Мехмету, одному из совладельцев заведения. Ты знаешь его. Он иранец, как и Абдулла. Кое-кто из копов, окопавшихся на колабском участке напротив, участвовали в засаде. Говорят, они окружили его в переулке около Кроуфордского рынка. Они окликнули его и велели сдаваться. Они сказали, что он стоял совершенно спокойно в своей черной одежде, а его длинные черные волосы развевались на ветру. Копы долго и детально описывали это. Странно, не правда ли, что они так подробно говорили о его волосах и одежде? Как ты думаешь, Лин, что бы это значило? Потом… потом они сказали, что он вытащил два пистолета и стал стрелять в них. Они тут же открыли ответный огонь. Они сказали, в него попало столько пуль, что все его тело было изуродовано. Они буквально разорвали его на части.
Лиза заплакала и села рядом с Дидье. Он горестно обнял ее, но сделал это автоматически, не глядя на нее. Он держал ее за плечи и покачивал из стороны в сторону, но точно так же он горевал бы, обхватив руками себя самого, если бы был один.
– Там собралась большая толпа, – продолжил он. – Все были в отчаянии. Полицейские стали нервничать. Они хотели увезти его тело в больницу в одном из своих фургонов, но толпа опрокинула фургон. Тогда они отнесли его в полицейский участок около рынка. Люди последовали за ними, выкрикивая проклятия и угрозы. Наверное, они еще там.
Полицейский участок у Кроуфордского рынка. Мне надо было мчаться туда. Я должен был увидеть его тело, увидеть его. Вдруг он еще жив…
– Посиди здесь с Дидье, – сказал я Лизе. – Я вернусь. Или, если предпочитаешь, возьми такси и поезжай домой.
Я чувствовал, как мне в бок, возле сердца, вонзилась стрела, проткнувшая меня насквозь. Я мчался к Кроуфордскому рынку, и с каждым вздохом стрела колола меня в сердце.
Мне пришлось оставить мотоцикл, не доезжая до полицейского участка, потому что улица была запружена народом. Я был окружен взбудораженными, бессмысленно топтавшимися на месте людьми, по большей части мусульманами. Судя по тому, что они кричали и скандировали, ими владела не просто скорбь. Смерть Абдуллы всколыхнула старые обиды и недовольство, которое годами копилось в бедных мусульманских кварталах вокруг рынка, обойденных вниманием городских властей. Со всех сторон доносились жалобы и требования, подчас противоречащие друг другу. Кое-где в толпе слышались молитвы.
Каждый шаг сквозь этот хаос приходилось отвоевывать с боем. Людские волны накатывали на меня, сметая в сторону, вперед, затем опять назад. Все толкались, отпихивали друг друга руками и ногами. Несколько раз я чуть не упал, и меня наверняка затоптали бы, если бы я не хватался за чью-нибудь рубашку, платок или бороду. Наконец я пробился ближе к полицейскому участку и оцеплению. Копы в шлемах и со щитами выстроились в три-четыре ряда вдоль всего участка.
Человек рядом со мной схватил меня за рубашку и стал колотить по голове и лицу. Не знаю, почему он атаковал меня, – возможно, он и сам не понимал этого, но выяснять причины мне было недосуг. Прикрыв голову руками, я попытался освободиться, но он вцепился в мою рубашку мертвой хваткой. Тогда я ткнул пальцами ему в глаза и ударил кулаком по виску. Он упал, выпустив из рук мою рубашку, но на меня напали другие. Толпа расступилась, и я оказался в центре небольшого круга, где вынужден был отбиваться от ударов сразу со всех сторон.
Я понимал, что добром это не кончится, рано или поздно силы у меня иссякнут и я не смогу сопротивляться. Спасало то, что люди набрасывались на меня по очереди и не владели техникой боя. Размахнувшись, они наносили удар, а затем отступали. Я молотил кулаками всех, приближавшихся ко мне, но в таком плотном окружении шансов у меня было немного. Лишь то, что люди увлеклись дракой, мешало им нахлынуть со всех сторон и раздавить меня.
В этот момент ко мне решительно пробилась группа из нескольких человек во главе с Халедом Ансари. Инстинктивно отмахиваясь от всех, возникавших передо мной, я едва не заехал ему по физиономии, но он поднял обе руки, призывая меня остановиться. Его люди стали прокладывать путь сквозь толпу, а он прикрывал меня сзади. Кто-то все же нанес мне удар по голове, и я опять кинулся в гущу людей, преисполненный желания схватиться со всеми жителями этого города и драться до тех пор, пока не потеряю всякую чувствительность под их ударами, пока не перестану ощущать эту стрелу у меня в груди, посланную как сигнал смерти Абдуллы. Но Халед и двое его друзей обхватили меня руками и вытащили из адского столпотворения.
