— Знаете, мистер М., - ответил Харви, — меня никогда не волновала проблема, как богатые тратят свои деньги. Могу сказать только одно — у каждого своя точка зрения.
На секунду на лице Маганхарда промелькнуло выражение, которое при желании можно было принять и за улыбку, и за презрительную гримасу, и вообще за все что угодно. Но неожиданно мне показалось, что под этой бесстрастной маской проступает искаженная злобой тощая физиономия шотландского проповедника, громогласно клеймящего мотовство и пугающего своих прихожан геенной огненной.
— Надо же, у него своя точка зрения, — прорычал я. — Он может потерять все, но у него своя точка зрения.
После этого все надолго замолчали. Небо снова затянули тяжелые серые облака, хотя и не предвещавшие дождя, но полностью скрывшие солнце. День был пасмурный и унылый и почему-то вызывал в памяти вкус выдохшегося пива.
Действие «марка» прошло, и на меня вновь навалились раздражение и усталость. Моя реакция водителя притупилась, и я был вынужден сбросить скорость. Сидя рядом со мной, Харви время от времени называл номер дороги или говорил, куда свернуть; в промежутках между этим он откидывался на спинку кресла, неотрывно глядя на мелькающие за окном пейзажи. Маганхард и девушка молчали.
Около пяти мы миновали Конда-ан-Фенье и оказались на равнине, в результате постоянных ветров изрезанной неглубокими пологими лощинами и изломанными цепочками холмов. В таких местах все, что видишь вокруг, это небо. Изредка на перекрестках дорог и рядом с похожими на форты домами фермеров попадались небольшие сосновые рощицы. Сосны были ярко-зелеными и окружены ковром маленьких диких нарциссов.
— Мы сейчас на национальной автостраде, — предупредил Харви. — Хоть она и второстепенная, но…
— Не беспокойтесь, — перебил я. — Я эти места знаю. По идее, после этих слов я должен был почувствовать себя лучше. А может быть, я сказал это, лишь бы не почувствовать себя хуже. Я нажал на педаль акселератора: дорога была почти пустой и, несмотря на легкие изгибы, на этой открытой местности можно было видеть, что находится за поворотом. Я то разгонялся, то тормозил, выжимая на прямых участках семьдесят километров.
Мы не останавливались. Никто меня не просил, а я и не предлагал. Если бы я сейчас остановился, то у меня просто не хватило бы сил снова завести мотор.
* * *
Объехав Сен-Флюр с севера, а потом и Ле-Пюи с юга, мы через двадцать минут выбрались на узкую извилистую дорогу, тянувшуюся между каменными стенами, наполовину утонувшими в торфяной почве.
Ржавая табличка на покосившемся столбике гласила:
«ДИНАДАН». Я затормозил прямо перед ней еще до того, как впереди показалась деревня.
Харви устало повернулся ко мне.
— Что у вас на примете? Какая-нибудь ферма?
— Нет. Сама деревня.
Он мотнул головой в сторону обочины.
— Четыре телефонные линии. Здесь наверняка есть жандармы.
Я кивнул, вышел из машины и потянулся. Я чувствовал себя одеревеневшим, как крышка гроба, и помятым, как лист бумаги, в которую обычно заворачивают рыбу и чипсы. Хотелось надеяться, что Динадан нам подойдет — у меня совершенно не было сил и дальше мотаться туда-сюда по «крысиной тропе».
— Буду через несколько минут, — бросил я через плечо и зашагал вверх по холму к маленьким воротам в каменной стене, окружавшей деревенское кладбище.
* * *
Динадан — старая деревня, и к тому времени кладбище основательно разрослось. Как ни странно, оно совсем не походило на деревенское. Словно по контрасту с узкими, кривыми и пыльными улочками Динадана, могилы чистые и ухоженные — были расположены аккуратными длинными рядами. Здесь было куда больше разнообразия, чем в самой деревне.
Мне то и дело попадались большие помпезные надгробия со скорбящими ангелами, державшими колпаки над застекленными с трех сторон могилами, чтобы уберечь цветы от порывов ветра; встречались и простые прямоугольные плиты, лежавшие прямо на земле, — все они были тщательно ухожены, и на каждой можно было легко прочесть фамилии. Именно за этим я сюда и пришел.
Для этого требовались время и хорошая память. Когда я отвернулся от очередной надписи, то увидел мисс Джармен. Судя по всему, она переносила поездку лучше меня, но даже ее легкая котиковая накидка была измята.
— Захотелось подышать свежим воздухом, — сказала она. — Я подумала, что лучше не выпускать вас из виду, чтобы потом не опаздывать. Вы не возражаете?
Я покачал головой и пошел вдоль ряда могил, она — за мной.
— Что вы делаете? — через некоторое время спросила она.
— Смотрю, что произошло в деревне с тех пор, как я был здесь в последний раз.
Она удивленно вскинула брови, но, подумав, улыбнулась и кивнула.
Я указал на надгробие, которого не постыдился бы даже флорентийский дворянин.
— Все-таки старый Де Горр добился своего. Он рассказывал мне, что пытался добиться избрания в мэры лет тридцать. — Я кивнул на памятник и пошел дальше, думая, что вокруг могилы надо было посадить не розы, а виноград. Он бы мог стать мэром гораздо раньше, если бы хоть кто-нибудь был уверен, что увидит его трезвым в день вступления в должность. Ну да ладно, дайте время, и виноградные лозы вырастут на могиле сами.
Я указал на мраморный памятник размером поменьше.
— Он держал гараж. Если его сын не продал дело, то там мы сможем хотя бы сменить номера. А его папаша был законопослушным старым подонком.
Мы пошли дальше. Наконец я нашел фамильный участок Мелье и начал внимательно осматриваться.
Помолчав, девушка спросила:
— Он был солдатом? Здесь написано только «pour la France»[32].
Я посмотрел на плиту, на которую она указывала:
Жиль Мелье.
— Взгляните на дату, — сказал я. — Апрель сорок четвертого. Мы попали в засаду к северу от деревни, когда везли оружие в Лион. Его убили, а мне повезло. — Я не видел этой плиты раньше: во время войны немцы не разрешали ставить надгробия на могилах участников Сопротивления. Все, что можно было писать, так это «За Францию». Теперь же это было единственным, что нужно было знать о том, кто здесь лежит. Война давно кончилась, а я по-прежнему скрывался от полиции.
Интересно, что напишут на моем надгробии? «Pour la 12.000 francs» (За 12 тысяч франков (фр))?
Девушка что-то сказала.
— Что? — переспросил я.
— Вы довезли оружие?
— Оружие?.. А, да! Довез. В меня-то не попали. Она хотела что-то добавить, но передумала. Я продолжал осматривать участок Мелье.
— Так, — протянул я. — Если повезет, то у них мы и остановимся. У родителей Жиля. Надо полагать, они до сих пор здравствуют.
Я направился к машине, время от времени останавливаясь, чтобы прочесть надписи на новых надгробиях. Подойдя к воротам, я увидел, что мисс Джармен исчезла. Не нашел я ее и у «ситроена».
Я сел за руль и хлопнул дверцей. Харви пристально посмотрел на меня, но промолчал. Его лицо было серым и усталым, морщины стали глубже. Он явно полностью выдохся, но по крайней мере сохранял силы для чего-то более важного, чем допытываться, где меня черти носили. Не говоря уже о том, что он оставался трезвым.
Через несколько минут девушка торопливо вышла из ворот кладбища и села в машину.
— Извините, я задержалась.
Я и сам не чувствовал достаточно сил, чтобы задавать ей те же вопросы. Я только включил зажигание, и, обогнув холм, мы въехали в Динадан.
* * *
Динадан представлял собой небольшую тесную деревеньку, где большинство домов было сложено из серовато-голубого камня, который в любую погоду выглядел по-зимнему холодно и неприветливо. Сами дома, достаточно узкие, чтобы казаться высокими, стояли бок о бок, чтобы сохранять как можно больше тепла. В тех местах, где главная улица делала изгибы, стояли кучки голых вязов, на фоне серого вечернего неба похожих «а скелеты.
Складывалось впечатление, что с войны здесь почти ничего не изменилось — никто не думал подметать обочины и убирать оттуда штабеля бревен и пустые бочки из-под бензина, заделывать рытвины на дороге… Динадан занимали куда более важные проблемы: сначала — выжить, а потом разбогатеть. Чистота улиц считалась делом второстепенным, а кроме того, это могло привлечь внимание сборщиков налогов.
— М-да, никому и в голову не придет искать здесь известного бизнесмена, — покачал головой Харви.
У большой церкви я свернул налево, на боковую улочку, которая была едва ли многим шире нашего «ситроена», и, проехав ярдов пятьдесят, остановился у узкого трехэтажного дома с верандой и высоким крыльцом с потрескавшимися каменными ступенями. Под крыльцом копошилась стайка цыплят, а рядом из одной посудины с ними кормились две тощие серые кошки. Цыплята не обратили на меня внимания, зато кошки смерили такими взглядами, словно я намеревался отобрать у них ужин.
