Названия колледжей — Стэнфорд и Дьюк — Эрик произнес с какой-то странной, немного презрительной интонацией.
— Может, колледжи, которые участвуют в играх третьего дивизиона, — сказал Скотт. Его голос прозвучал очень резко, хотя, возможно, причина была в акустике зала. — Мидлбэри или Тафтс.
— Мидлбэри… Тафтс… — Эрик облизал губы. — В наше время, Скотт, сложно поступить даже в колледжи третьего дивизиона.
Скотт взглянул на Тома: тот снимал налокотник и, казалось, ничего не слышал.
— Но кто знает? — Эрик похлопал Скотта по плечу. — Ладно, парни, почему бы вам не сыграть? Время еще есть.
Том обернулся и посмотрел на Скотта в упор:
— Ты как?
— Черт! Ну давай.
— Быстрый сет?
Скотт пожал плечами. Что он имел в виду? Быстрый для кого?
— Подавай, — сказал Том. Его лысеющая макушка покраснела.
— Поффесельтесь.
Они уже очень давно не играли друг против друга. Скотт раньше играл лучше Тома: в те годы, когда они входили в Ассоциацию теннисистов Новой Англии, он всегда стоял на несколько строчек выше брата, и в колледже он играл гораздо лучше, обыгрывая тех, кто обыгрывал Тома. Он был крупнее, сильнее, быстрее. Его подачи всегда были лучше. И тем не менее он никогда не мог обыграть самого Тома: ни тогда, когда они только начинали, ни в школе, ни в колледже. Когда они играли в последний раз, Скотту было двадцать один, это было его второе лето в Университете Коннектикута, а Тому было двадцать три, и он уже работал на старика. Они играли на рыжем песочном корте, таких теперь почти нет. Вокруг никого не было — слишком жарко. Том: 7–6, 6–7, 7–6 (13–11). Это был максимальный результат, когда-либо достигнутый Скоттом. Лучше сыграть он не мог. После матча они накричали друг на друга, даже подрались.
Скотт положил в карман два мяча, взял в руку третий. Том, в отличие от Гудукаса абсолютно расслабленный, ждал совсем рядом с задней линией, что страшно раздражало Скотта. Быстрый сет?
Скотт уже хотел сказать что-то вроде «Поффеселемся?», но прикусил язык, вспомнив тот давний матч. А он ведь не думал об этом уже лет десять, а то и больше. Скотт видел перед собой всю картину: он был уверен в своей победе, и вдруг посланный им мяч задел за сетку — Том уже дважды — дважды! — допускал эту оплошность — и упал на корт. На половину Скотта. «Чертовски не повезло», — думал Скотт, подбрасывая мяч. Невезение, судьба, Стэнфорд, Дьюк — что-то должно было произойти сейчас, все должно измениться. Большие дела, так просто. Скотт размахнулся и послал подачу изо всех сил.
Том, 6–0.
Быстрый сет. Когда все закончилось, они пожали друг другу руки у сетки, старательно отводя глаза. Том сказал что-то успокаивающее, что-то о везении, хороших и плохих днях. Скотт не мог заставить себя говорить. Он весь горел — лицо, тело, руки. Он ушел, оставив ракетку на корте, там, куда он ее швырнул.
Том пошел в раздевалку, Скотт — в тренажерный зал, где принялся ожесточенно поднимать штангу, пытаясь прогнать мысли об игре. Он никогда не мог соперничать с Томом, так же как Брэндон не мог соперничать с Сэмом. Семьдесят пять процентов против девяносто девяти. Все было именно так. Девяностодевятипроцентные сливки, сливки Американской Мечты. Сладкая жизнь, сверху взирающая на остальное дерьмо. Эти девяностодевятипроцентные, возможно, даже и не знали, что жизнь — это соревнование. Неужели это будет продолжаться вечно? Вечное карабканье вверх по лестнице. Он подумал об Адаме. Адам, который без труда бы победил всех и каждого.
Мысль о сыне успокоила Скотта. Не то, как тот с легкостью прошел бы все тесты и поступил в университет, не то, что он мог стать лучшим, а просто — мысль об Адаме. Скотт встал со скамейки, разобрал штангу и убрал чугунные кругляши на место. Конечно, он любил всех своих детей одинаково, как и положено хорошему отцу. Но Адам…
В раздевалке он переоделся в плавки, накинул халат и, чувствуя, что еще не готов встретиться с братом, быстро прошел мимо двери в парную. В клубе была джакузи. Скотт открыл дверь в комнату с ванной, и ему навстречу хлынули клубы пара. Скотт быстро скинул халат и скользнул в горячую бурлящую воду. Том был там — сидел в дальнем конце ванной.
— Ты меня напугал, — сказал Том.
— Да?
Они сидели, полностью погруженные в воду и пар. Окно выходило на городской лес, те же самые деревья, которые с другой стороны окружали Робин-роуд. Внизу стекло запотело, и деревья казались сплошной темной массой. Но в верхней части окна был хорошо виден кусочек голубого неба. Быстро промелькнула стая птиц.
Скотт пытался придумать какую-нибудь реплику, которая сгладила бы брошенную на корт ракетку, ругательства и все остальное. Расскажет ли Том обо всем, что произошло сегодня, Деборе?.. Или Сэму? Скотт не знал: иногда действия Тома были абсолютно непредсказуемы.
— Я думал, ты не любишь джакузи, — сказал Скотт. Раньше, много лет назад, в загородном доме Тома была такая штуковина, но он внезапно ее продал, а за счет освободившегося помещения увеличил детскую.
По лицу Тома пробежала какая-то тень, будто у него что-то вдруг заболело.
— Я и не люблю, просто в парной слишком много народу.
Том закрыл глаза. Тишину нарушал только шорох пузырьков воздуха, поднимавшихся на поверхность воды. Скотт смотрел на лицо брата и пытался представить, о чем тот мог думать. Теперь, конечно, не имело никакого смысла заводить разговор о «Симптоматике». Не сейчас. Скотту совершенно не хотелось сидеть в этой ванне наедине с братом. Нужно было просто попрощаться, принять душ, поехать домой и заняться настоящим делом, например наколоть дров — можно даже вместе с Брэндоном — или разобраться в гараже.
— Так как насчет «Симптоматики»? — совершенно спокойным голосом спросил Скотт.
Том открыл глаза. Выражение его лица заставило Скотта подумать: «Я должен был остаться в Бостоне, получить магистра, открыть собственный магазин — что угодно…»
— После того представления, что Гудукас здесь устроил? Ты что и правда хочешь иметь дело с кем-то вроде него? Да еще и втянуть в это наш бизнес? Маму?
Скотт промолчал. Только не начинай опять о том, что у нас обоих все просто отлично. Жены, дети, все.
Том больше ничего не сказал.
Брэндон лежал на диване в гостиной и смотрел телевизор. Эта новая стереосистема была суперкрутой, особенно когда рядом не маячил никто из семьи. Звук, картинка — все просто отлично. Бриллиантовая коронка на переднем зубе Унки Дета сверкала каждый раз, когда он открывал рот. И впервые Брэндон услышал второго рэппера, читающего глубоким голосом «Where the sun don't shine» каждый раз, когда Унка Дет говорил «Fuck you».
Внезапно в комнату вошел отец и встал между Брэндоном и экраном:
— Обязательно включать так громко?
— Я не вижу.
Отец отодвинулся:
— Пойдем поколем дрова.
— А?
— Нужно разобрать поленницу.
— Я отдыхаю.
Where the sun don't shine. Where the sun don't shine. И как можно было это пропустить? Сейчас-то он слышал. Унка Дет сидел за рулем своего «роллс-ройса», на коленях — голова девушки в золотистых шортах и седом парике.
Отец выключил телевизор.
— Черт, что такое?!
— Это и есть твоя проблема: слишком много отдыхаешь. Что ты такое делаешь, что тебе требуется столько отдыха? — Отец выглядел действительно разозленным.
— Господи, но я же занимался сегодня с репетитором. Оставь меня в покое.
— Оставить в покое? Одно-единственное занятие погоды не сделает! Что значит фобия? Вероломный? Прозелит?
Брэндон встал:
— Иногда ты бываешь таким засранцем!
Он пошел к лестнице, но отец перекрыл ему дорогу:
— Никогда больше не называй меня так!
Они стояли лицом к лицу. Брэндон уже был готов опять обозвать отца, но тут они услышали мамин голос: «Почему вы кричите?»
Она спустилась со второго этажа, в руке калькулятор, за ухом — карандаш. Отец сделал шаг назад.
— Что происходит? — Мама посмотрела сначала на одного, потом на другого.
Лицо отца покрылось красными пятнами, но он промолчал. Тогда Брэндон сказал:
— Он совсем спятил, — и пошел наверх.
— Ты слышал эту строчку: «Where the sun don't shine»?
Брэндон лежал на кровати, прижав телефонную трубку к уху, и наблюдал, как по небу движутся темные облака.
— Не понимаю, как ты мог ее не услышать? Это же Проблем, — сказал Дэви.
— Парень с тесаком на багажнике «роллс-ройса»?
— Это не «роллс», а «бентли». Ну что, сегодня придешь?
— Не знаю. Я, возможно, еще наказан.
— За что?
— Как за что? Твоя мама что, уже забыла про Нью-Йорк?!
— Давным-давно. Вы же заплатили половину, а деньги для нее — как прозак.[12]
Брэндон рассмеялся. Это было здорово.
