– Что со мной было?
– Хреново с тобой было, Стрелок. То, что ножичком тебя царапнули, – это как раз пустяки, скоро следов не останется, и то, что ты в дамском блузоне по городу расхаживаешь и что зачем-то золотые часы в рваном кармане носишь, – это полбеды, поскольку ты, как все математики, человек с таракашкой в башке; а вот легкие у тебя ни к черту – это да! Еще бы чуток – и… Совсем, в общем, было бы хреново… Одного не пойму: ты же у нас, Стрелок, великий математик; откуда же у тебя в легких угольной пыли полно? Или ты уже в шахтеры переквалифицировался?
Васильцев постарался улыбнуться:
– Не в шахтеры – в кочегары. Я в котельной работаю.
Долгих объяснений не требовалось.
– Вот такие, значит, дела… – с пониманием произнес Каюк. И, покосившись на других больных, спавших вроде бы (хотя черт их знает), уже потише добавил: – Да, ничего не скажешь, в славное времечко живем!.. И как там компания, в вашей кочегарке?
– Кроме шуток, отличная компания, – слегка улыбнулся Юрий. – Раньше работал с инженером Весневским. Слыхал, наверно? Знаменитый мостостроитель.
– Это которого недавно?.. – Каюк снова покосился на спящих.
– Он самый. А сейчас там вместе со мной профессор Суздалев – тоже, может, слыхал?
– Востоковед, кажется?
– Нет, он – по античной истории.
– Ну все равно! В кочегарке ему, понятно, самое место, где ж еще, – со вздохом кивнул Каюк. – Говорю же – весело живем… – И без тени шутки спросил: – А случаем у тебя там, Стрелок, для меня не найдется вакансии, если что вдруг?
– Ты это серьезно? – спросил Васильцев. – И что, уже пора искать?
Каюк пожал плечами:
– Кто знает. Все под Богом ходим…
Юрий пообещал:
– Поищу…
– Вот и ладушки… Кстати, пока ты тут бредил про какие-то свои камни и веревки, к тебе дама приходила.
– Катя?
– Она не назвалась. Вот, письмишко тебе оставила, – он протянул Васильцеву конверт. – Уж не ее ли то блузон с дракончиками?
Не ответив, Юрий вскрыл конверт. Написано было:
Дорогой Юрочка, с трудом нашла тебя здесь.
Поправляйся и вообще держись!
А увидимся мы теперь с тобой, вероятно, не скоро. Видишь, как мир глупо устроен! Я-то тебя просила не исчезать, но вот обстоятельства сложились так, что теперь на какое-то время исчезнуть придется мне. Сейчас прошу только об одном: ради бога, не ищи меня – во-первых, это очень опасно для тебя, а во-вторых, это может повредить и мне. Увы, пока не все могу тебе рассказать – быть может, когда-нибудь.
Кстати, я кое-что узнала о тебе и догадываюсь, перед каким выбором тебя поставила жизнь. Будь с этим осторожен, Юрочка!
И еще раз прошу: не ищи!
Крепко-крепко целую. Люблю.
Твоя Катя.Неужели что-то узнала о Тайном Суде? Но – как?.. Вдруг вспомнил: письмо от Домбровского осталось в его спецовке! Чертова забывчивость! И его еще, эдакого, хотят взять в этот Тайный Суд! Ничего не скажешь, великий конспиратор!
Но даже если Катя прочла письмо, почему так таинственно исчезла? Уж ей-то бояться вроде было нечего. Ответить на этот вопрос Васильцев даже не пытался, понимал – бессмысленно. Она скрылась за завесой тайны, которая с самого начала окружала ее. И разыскивать Катю, видимо, действительно было нельзя – она лучше знала, если просила об этом. В душе стало пусто и тускло.
– Долго мне тут еще лежать? – спросил он.
– К ней торопишься? – Каюков кивнул на письмо.
– Так все-таки – когда?
– Понимаешь, подлечить-то мы тебя, в общем, подлечили, но слаб ты, братец, покамест. Побудь-ка ты тут, пожалуй, еще недельку на казенных харчах, я так думаю, котельная твоя уж как-нибудь без тебя продержится. Да и ты без нее, мне кажется, тоже.
Вообще, в самом деле, хорошо было бы тут отдохнуть, но что-то, кроме исчезновения Кати, при этом беспокоило Юрия, однако он пока не понимал, что же именно.
Вдруг посмотрел в окно и увидел пока еще только всползающий на вечернее небо ровный, красноватый диск луны. Да, почему-то именно луна сейчас несла ему это необъяснимое беспокойство. На миг забыв про Каюкова, даже про Катю, он проговорил вслух:
– Луна…
Каюк проследил за его взглядом и подтвердил:
– И не говори, вон какая злющая! Полнолуние нынче.
Да, вот оно! Полнолуние! «Лунный оборотень!» – вспомнил наконец Васильцев. Тот лунный оборотень, именно в полнолуние творящий свои зверства. Только при чем тут он, Юрий?..
Впрочем, если верить Домбровскому, то без него, без Юрия, как раз – никак…
Но что, что он может сделать сейчас, когда эта недобрая луна уже вскатывается на небо?.. Однако теперь эта луна не отпускала, звала, точно сам он был каким-то лунатиком, целиком ей подвластным.
– Каюк, – сказал он, – помоги мне отсюда уйти. Прямо сейчас. Ей-богу, это не блажь, мне в самом деле очень надо.
* * *
Уже приближаясь к распахнутым воротам, понял – случилось что-то из ряда вон. У ворот толпились зеваки, но в ворота их не пускал милиционер. Был он молчалив и преисполнен, Васильцева пропустил только предварительно проверив паспорт (благо, теперь имелся). Первая мысль Юрия была привычной для человека, жившего в нынешней Москве: «Снова кого-то берут…» Однако эта мысль была им тотчас отвергнута: во-первых, то действо всегда происходило глубокой ночью, а во-вторых, даже если бы такое случилось вечером, никто из прохожих не стал бы ротозействовать, а поспешил бы по-незаметному, быстро пройти сторонкой.
«Неужели?..» – подумал он, почти физически ощущая, как в спину ему вперилась гноем налившаяся луна, хотя смысл этого «неужели» он еще не решался обозначить словами.
Войдя во двор, услышал вдали какие-то возгласы дворничихи Василисы. Подумал: опять напилась…
В полутьме двора едва не столкнулся с профессором Суздалевым. Тот проговорил:
– Ах, Юрочка, вы уже на ногах… А тут… тут у нас… Господи, неужели человек на такое способен?! Видели бы вы!.. – На глазах у него были слезы.
Уже сам все понимая, Васильцев едва нашел духу спросить:
– Что?..
– Дашенька… – сквозь слезы проговорил профессор. – Там, за сараями… Полчаса назад мальчишки нашли… Еще теплая была… Господи!.. – Профессора всего трясло.
Со стороны сараев из-за кордона милиции доносились причитания Варвары:
– Что же он над тобой?! Ирод! Совсем же дитё!..
– Он ей потом голову камнем размозжил, – тихо сказал Суздалев. – И ведь знала эта мразь, как ее из дому выманить! За самое живое зацепил!
– Его что, уже поймали?
Профессор махнул рукой:
– Куда там! И не поймают никогда, будьте уверены! И искать особо не будут. У них, видите ли, в стране победившего социализма…
– …нет места для маньяков, – закончил Юрий фразу.
– Вот-вот. Любые диверсанты, шпионы, хоть тебе новозеландские, хоть мексиканские, хоть зулусские – этого добра у них сколько угодно, а маньяков, понимаете ли, – ни одного! Места для них нет в стране «победившего» – и все дела! И такие вот гады этим пользуются. Легко быть невидимкой, когда тебя и видеть всем без надобности… Такие уж времена, что привольно живется только всякой мрази… И записка его – тоже веяние эпохи…
Тем временем двое в штатском проносили мимо светящегося окна носилки, прикрытые простыней, на которой виднелись бурые пятна. И луна висела такая, что, казалось, от нее никуда не спрячешься. Так же, как никуда не спрятаться теперь и от своей вины. Если бы он, Юрий, тогда, при разговоре с Домбровским не смалодушничал, то быть может…
– Какая записка? – спросил Васильцев, стараясь не смотреть в ту сторону.
– Ах да, я же вам не сказал еще… Она книжку у меня брала, первый том «Дон Кихота», часа два назад как раз вернула. Я нечаянно открыл, а там – листок. Сроду я чужих писем не читал, а тут вдруг… Словно почувствовал что-то… Как прочел – сразу понял: быть беде. Хотел пойти ее предостеречь – и в этот миг из-за сараев кричат: «Убили, убили!» Вот, Юрочка, почитайте. – Он протянул Васильцеву листок с текстом, отпечатанным на пишущей машинке. Луна горела так, что читать можно было без дополнительного освещения. Юрий прочел:
Дорогая Дашенька.
Пишет тебе друг твоего папы, Кирилла Аркадьевича. Некоторое время мне довелось побыть там, где он сейчас, но мне повезло больше, чем ему, и вот я в Москве. Он просил, чтобы я передал тебе от него весточку. Он очень любит тебя и думает только о тебе. Сейчас его письмо к тебе у меня.
Но ты уже взрослая и умная девочка и должна понять, что послать его по почте я не могу, могу только передать из рук в руки.
Давай с тобой встретимся завтра в семь вечера в вашем дворе, где дровяные сараи. Посмотри внимательно – там один сарай, второй слева, с проваленной крышей, стоит без замка, в нем я и буду тебя ждать.
Сама понимаешь, об этой встрече ты не должна говорить никому, иначе будет плохо и мне, и тебе, а главное – твоему папе.
До скорой встречи.
Дядя Вася– «Дядя Вася!..» – воскликнул Суздалев. – А у отца у ее – десять лет без права переписки! Знал же наверняка, сукин сын!.. А Дашенька как раз недавно спрашивала, что означает сей приговор. Я-то, дурень, что-то ей наплел, правду так и не смог сказать. А сказал бы правду – сейчас бы, может, жива была. Моя, моя вина! Жить, право, не хочется.
