Оказывается, Дженнифер живет на одном этаже с Ай-Чин в здании для старших студентов. Она не так хорошо ее знала, как и все. У них были занятия в одно время по утрам, и они ходили вместе первые пару дней семестра, пока Дженнифер не добавила себе вторую пару, из-за которой ей пришлось ездить в университет на машине. Ай-Чин было сложно с английским, сказала Дженнифер, но она старалась изо всех сил и совершенствовала его. Она очень растерялась из-за разнообразия широких улиц в Файв-Пойнтс; сколько бы она ни ходила на занятия, она все равно терялась. Ай-Чин слушала китайско-английские обучающие записи по дороге в университет, потому что хотела лучше понять свой новый город и потому, что «Никто здесь не захочет слышать, как я говорю им на китайском, что их собака умирает». (Говоря это, Дженнифер немного посмеялась, пустив сгусток соплей, приземлившийся возле моей ноги.) Дженнифер знала об Ай-Чин только то, что она нервничала из-за жизни в Америке, хотела угодить своим родителям, что они не слишком радовались ее приезду сюда, но верили, что она справится, и что она до глубины души обожала животных.
Дженнифер особо не думала обо всем этом до исчезновения Ай-Чин.
– Мне стоило быть приветливей, – говорит она. Мне она кажется настолько милой, насколько это возможно. Полагаю, она все равно, наверное, права.
– Я просто хочу, чтобы кто-нибудь ее нашел, – говорит она. – Я хочу, чтобы она дала мне второй шанс.
Трэвис приобнимает ее:
– Знаешь… мы тоже немного в этом копались, – говорит он. Она смотрит на меня, а я одаряю ее Граучо, она улыбается и затем они с Трэвисом отходят в сторону, вне зоны слышимости. Наш круг вроде как, возможно, как бы информации расширился до привлекательной женщины, с которой разговаривает Трэвис, что, над сказать, наверное, и должно было произойти.
Я смотрю на родителей Ай-Чин. Их окружают десятки людей. Мы привлекли целую толпу. Но я не уверен, что ее родители сдвинулись хоть на дюйм с тех пор, как мы пришли. Они просто стоят, глядя в землю, словно могут найти ее там, словно это место не хуже остальных.
Я сижу и смотрю на них дольше, чем стоит. Марджани подходит ко мне сзади.
– Это очень, очень грустно.
Мать Ай-Чин поднимает глаза, вытирает слезы и что-то смахивает с плеча мужа. Она вытаскивает носовой платок и передает ему. Он сморкается, не поднимая головы. Протягивает его обратно ей. Она засовывает его обратно в карман и поворачивается налево.
Она замечает, что я все еще смотрю на нее. Она немного улыбается мне и поднимает правую руку. Привет. Она опускает ее и снова отводит глаза. Ее дочь поздоровалась со мной точно так же.
17.
Дома. Вскоре после того, как я увидел родителей Ай-Чин, пошел дождь, один из типичных для Джорджии ливней, которые появляются среди ясного неба, выливают ведра воды на всех за десять минут, а затем так же быстро исчезают. Бдение рассыпалось. Из труб еще несколько дней будет вытекать вода.
Трэвис позвонил офицеру Андерсону, наткнувшись на автоответчик, а Марджани забрала его визитку и сказала, что сама позвонит ему на следующий день.
Я не могу перестать думать о родителях Ай-Чин. Они уехали вскоре после того, как я их увидел. Они выглядели уставшими, и немного растерянными, будто не понимают, что здесь делают и что все это вообще такое. Да и что бы я им сказал?
Я бесцельно листаю посты на Реддите и погружаюсь в свои мысли.
Это случилось как раз после того, как ПИЗометр сказал, что снаружи восхитительная погода. Она шла по тротуару. Она, наверное, шла на автобусную остановку. Всегда было странно, что она не ходила в наушниках. Все всегда ходят в наушниках.
Единственное, что примечательно, это что вокруг было не много людей. Обычно на улице не только она.
И она помахала мне.
Марджани подметает, прежде чем уложить меня в кровать, и я сонный, и усталый, и я не должен себя перегружать, когда я устал, но я все равно открываю свою электронную почту. Меня ожидает это:
От: Саутвью Драйв [email protected]
Кому: [email protected]
Тема: Здравствуй, друг.
Так. Так. Так так так. Что тут у нас?
Должен сказать, неожиданно было наткнуться на этот маленький высер:
я живу в файв-пойнтс и может быть я ошибся но я почти уверен что видел как ай-чин проходила мой квартал каждый день. и мне кажется я видел ее в день когда она исчезла. я думаю это была она. я не уверен. но я знаю что она живет рядом и у нее были занятия тем утром и я думаю что видел ее. я думаю что видел как она села в бежевую камаро. кому нибудь это о чем то говорит?
Это уж точно примечательный пост. Я там никого не заметил, а поверь мне, приятель, я смотрел: я кружил по той улице двадцать минут и не видел ни души, пока не появилась она. Я понятия не имею, как я тебя упустил. То есть, ты видел мою машину. Как я не заметил твою?
Итак. Похоже, ты хитрый. Потому что ты очевидно был там, видел мою машину, знаешь многовато правильных деталей, чтобы постить дерьмовые теории на Реддите. Как я тебя не заметил? Где ты прятался, приятель?
У меня нет ответов на эти вопросы. Но я их найду. Потому что похоже, что мы познакомимся ближе.
Поэтому привет. Оказывается, интернет находит все новые способы объединить людей. Я это обожаю. Да: мы скоро очень сблизимся. Я надеюсь, ты готов.
Всего наилучшего,
Твой новый фанат с Реддита
– Тебе пора спать, – говорит Марджани.
Четверг
18.
Насколько хорошо можно себя знать, если ты никогда не дрался?
Трэвис был почти до опасного одержим «Бойцовским клубом», когда мы были старшеклассниками. Это логично. Это сатира о токсичной маскулинности, кошмарная версия распадающегося ума, но подростки не так хорошо воспринимают сатиру, особенно когда она настолько маниакально увлекательная, как этот фильм. После него Трэвису хотелось бить морды, получить по морде и поджечь весь чертов мир, и когда ты так себя чувствуешь, но не уверен, стоит ли действительно все это делать, ты показываешь этот фильм кому-то еще, чтобы проверить, ощутят ли они себя так же, чтобы убедиться, что ты не один, что ты не сходишь с ума.
Странной штукой в этом, которую Трэвис быстро понял, было то, что он показывал этот фильм кому-то, физически неспособному ударить кого-то, и кто, если бы его ударил в лицо Брэд Питт или Эдвард Нортон (или Мясной Рулет, или Хелена Бонэм-Картер, или даже Джаред Лето, хотя я практически уверен, что удар от Джареда Лето я мог бы вынести, если бы понадобилось), умер бы в течение часа от отказа легких. Намного лучше романтизировать побои, чтобы почувствовать себя живым, когда ты уверен, что ты вообще сможешь пережить этот удар.
Тогда я еще мог немного поднимать руки, и во время одной из сцен «Бойцовского клуба» я заворчал и указал на Трэвиса.
– Отпустииии, – сказал я, сжимая мою искривленную правую руку в кулак.
– Так держать, мужик! – сказал он. – Зазвезди мне! Давай зажжем!
Со всей силы я выбросил запястье к его лицу, с которым мой кулак соприкоснулся, сопровождаясь унылым шлепком, звуком больше похожим на то, как кусок сырой свинины роняют на стойку, чем на «БАМ», который можно увидеть в комиксах о Бэтмене. Трэвис, обожаю его, отклонился назад, словно его сбросили с грузовика. Я фыркнул от смеха, но посмотрел на него серьезно.
Пожалуйста, не бей меня.
Трэвис посмеялся и понарошку ударил меня в челюсть.
Но я понял суть. Пусть у меня занижен уровень тестостерона, но я все еще мужчина, и, что более важно, когда-то я был запутавшимся, глупым подростком. Что-то в этом фильме вызывало желание просто что-нибудь разнести. Он взывает к тому человеку, что сидит во всех мальчиках, да и во всех мужчинах: какими бы уравновешенными мы ни казались, как бы мы ни пытались держать себя в руках, в нас есть что-то примитивное, что хочет увидеть, как горит весь мир. Мы не хотим этого делать, не на самом деле, и частью взросления является угасание этого деструктивного импульса, преодоление этого иррационального накопленного гнева. Есть причина, почему нет пятидесятипятилетних террористов или, по крайней мере, их не было, пока они не начали смотреть «Фокс Ньюс». Разрушение – это для молодых. И, прикованный к креслу или нет, я все равно был молод. Я все еще молод. И у меня может вскипать кровь.
