– Наверное.
Сказав это громко, я неожиданно для самой себя почувствовала дрожь возбуждения. Если хижина находилась там, где говорила Бренда, мне впервые предстояла вечеринка в каменоломнях. И это было очень важно для девчонки, выросшей в Пэнтауне. Как, впрочем, и для всех ребят района.
Еще бы! Разве это не здорово – прыгать со скал в ледяную пучину без шансов остановиться и перевести дыхание, потому что она была бездонной, зияющей дырой, возможно, простиравшейся до самого центра Земли? Дырой, в которой могли прятаться доисторические водные чудовища, жуткие существа с пупырчатой кожей и острыми зубами, способные уцелеть лишь на огромной глубине, но иногда – раз в несколько лет – всплывающие, вытягивающие свои щупальца и обвивающие их вокруг твоих лодыжек, чтобы утянуть тебя вниз за компанию.
– А можно мне прийти? – спросил Клод, вынырнув откуда-то сзади с пакетом салфеток для дозатора.
– Утыркам без пары там не место, – заявил парень, вдруг выросший у прилавка.
Он выглядел так, словно сошел с экрана 50-х годов: черные как смоль умащенные волосы, поношенные джинсы с отворотами, позвякивающие пряжки на кожанке. Как он не упарился в этой одежде в такую жару?
– Привет, Эд! – воскликнул Рикки и, отпив глоток газировки, разбавил ее апельсиновым соком. – Тыква, ты уже знакома с Эдди?
Я моргнула. Так вот он какой, этот легендарный Эд! Парень, которого моя подруга Морин находила «чертовски сексапильным». Я ощутила внутренний трепет. Невысокого роста, с желтыми зубами курильщика, он все равно был жутко привлекательным, несмотря, а может быть, как раз благодаря своей странной манере одеваться. Похоже, этот парень не страшился оказаться в центре внимания. В Пэнтауне такая самоуверенность всегда была в чести. Уж не ее ли разглядела в нем Морин?
– Привет, дорогуша. Как тебя звать?
Хотя Эд и выговорил эти слова так, словно играл главную роль в пьесе Теннеси Уильямса, он явно был миннесотец, как и все мы – «потомки шведов, сошедших с корабля». И все же я была поражена тем, каким низким и глубоким был его голос, учитывая компактное тело.
– Хизер.
Эд коснулся воображаемой шляпы:
– Рад нашему знакомству, Хизер.
– Она барабанщица в той группе, о которой я тебе говорил. – Рикки нервно переступил с ноги на ногу. – О выступлении которой ты договорился на ярмарке.
Я заметила, что Рикки постеснялся поставить себе это в заслугу в присутствии Эда. А тот, не сводя с меня глаз, медленно растянул губы в приятной улыбке.
– Значит, ты подружка Морин, – сказал Эд.
Я кивнула. А самой вдруг стало интересно: где и как они сошлись с Рикки? Ведь Эд был старше. Сильно старше, чтобы тусить с подростками из средней школы, даже такими безбашенными, как Рик. Но долго размышлять на эту тему я не смогла. Эд был слишком волнующим и пугающим. И казался крайне неуместным в свете ярких огней, среди чистых скатертей кулинарии. Глядя на его черные напомаженные волосы и кожаную куртку на фоне пастельных нарядов жителей Пэнтауна, я невольно представила лоснящегося камышового кота, выпущенного на волю в контактном детском зоопарке.
– Морин – хорошая птичка, – еще шире улыбнулся Эд. – У тебя есть «Ар-си кола»?
– Конечно, – ответил Рикки, извлекая из диспенсера одноразовый стаканчик.
– Тебе не положено подавать еду и напитки, – встрял Клод, озираясь по сторонам в поисках администратора.
На Рикки уже накатали две жалобы в этом месяце: одну за то, что он не надевал сеточку на волосы, а вторую за слишком частые перекуры. Он действительно играл с огнем.
– Тебе не положено подавать еду и напитки, – передразнил Клода Рикки, продолжив наполнять стаканчик. – Знаешь, Клод, а ты можешь прийти на вечеринку, но только если приведешь с собой двух девчонок.
Эд фыркнул, словно Рикки выдал что-то смешное, а потом перегнулся через прилавок и пихнул Клода в плечо:
– Что за имя у тебя такое, Колд? – спросил он. – Может, у тебя и сеструха есть по имени Уинди? 2 Если так, то я не прочь с ней познакомиться. Готов держать пари, она знойная штучка.
При этих словах они с Рикки загоготали так, что все чары, которыми околдовал меня Эд, разом развеялись. Я бросила на него негодующий взгляд.
– Меня зовут Клод, и нам плевать на вашу дурацкую вечеринку. Мы на нее не придем, – заявил мой друг, потирая плечо, получившее тычок от Эда.
Я потупила глаза, избегая встретиться с ним взглядом. Мне расхотелось говорить Клоду, что я уже пообещала Бренде пойти на вечеринку. Впрочем, дело было не только в обещании. Во время суеты за ланчем, пока пальцы были заняты, но мыслям ничто не мешало блуждать, меня озадачил коварный вопрос: не означало ли увиденное прошедшей ночью, что мне следовало наверстать упущенное? Быстрее, чем я думала?
Я, конечно, не хотела делать то, чем занималась Морин. Но может, и мне следовало быть поактивней? А потом мне в голову пришла и вовсе дурная мысль: а что, если Морин брала за то, что делала, деньги? Этим, по крайней мере, объяснялось, откуда у нее взялись бабки на покупку кольца «Блэк Хиллс», с его сочной гроздью винограда из розового золота, окаймленной изогнутыми листиками из зеленого золота (точнее, сплава золота и серебра с зеленоватым оттенком). Нет, Морин не могла брать за такое деньги! Мой разум отказывался в это поверить. Я даже дала себе мысленный зарок: если выиграю в лотерее Расчетной палаты, то скуплю для Морин все золотые украшения от «Блэк Хиллс» в мире, чтобы ей больше никогда не пришлось вставать на колени.
И все же… Как я ни старалась, но выбросить из головы подсмотренную сцену не получалось. Как и не думать о ней. Каждый раз, когда она всплывала перед глазами, к горлу подступала тошнота. И все-таки… те мужчины ждали Морин. Ждали своей очереди. Настолько увлеченные тем, что их ожидало, что не заметили открывшуюся, а потом захлопнутую дверь. Но почему? Что заставляло их ждать? Что влекло их к Морин?
Ее сила?
Красота?
Может, это губной блеск давал Морин власть над парнями? Ее кузина в Мейпл-Гров сказала как-то: «Ни один парень не устоит перед этим блеском на твоих губах». Он превращал даже самые невзрачные, невыразительные губы в мощнейшие, неодолимые магниты. Я тогда тут же купила себе тюбик с вишневым блеском. И спрятала его от отца, как какой-то наркотик. Но роликовый аппликатор случайно выскочил и испортил мои любимые фиолетовые брюки из рубчатого плиса.
– Спасибо, приятель, – ухмыльнулся Эд, забрав у Рикки шипучий напиток.
А затем вытащил из внутреннего кармана куртки коричневый пузырек с анальгетиком, высыпал в ладонь три таблетки, положил их в рот, начал разжевывать. И поймал мой пристальный взгляд.
– Хочешь? Возьми. – Эд протянул мне пузырек, разглядывая мою грудь, а не лицо. – Я перенял эту привычку в Джорджии, когда служил. Защищает зубы от кариеса.
Когда я отказалась от таблеток, Эд закрутил крышку на пузырьке, убрал его обратно в карман и отпил глоток газировки. А мои глаза устремились к его запястью – ища медный браслет, который я заметила у того мужчины в подвале, чьи руки теребили волосы Морин.
Нет, на запястьях Эда браслета не было.
***
Бет решила, что у нее один шанс – запустить в него керосиновой лампой.
Ночной горшок был слишком легким, а кувшин для воды слишком громоздким, бросаться им было несподручно.
Оставалась керосиновая лампа.
Она огреет его по голове с такой силой, что вышибет все мозги.
Бет не только занималась бегом на длинные дистанции, но и провела почти все лето, носясь по залу ресторана с подносами, нагруженными тяжелыми обеденными тарелками. Она знала: ее руки достаточно сильны, чтобы его удивить, звездануть по башке прежде, чем он вскинет руку, чтобы оборониться.
В непроницаемой темноте Бет притаилась за дверью. И стала ждать.
Она ждала, ждала, ждала.
А когда ее ноги начинало сводить судорогой, Бет тихо мерила шагами комнату, бродя из угла в угол, прислушиваясь к любому звуку, отличному от мягкой поступи своих ступней.
