Ндо вежливо слушал россказни про жуков, и лабораторные эксперименты, и сезон дождей. Слушал, пока не увидел голубую мигалку полицейской машины впереди и еще одну – сзади. Внезапно пространство заднего сиденья заполнилось газом, но Амабаса был хорошо подготовлен и задержал дыхание. С потолка машины выпала темная маска. Амабаса натянул ее на лицо и вдохнул чистый кислород.
Он досчитав до четырехсот – гораздо дольше, чем человек может задерживать дыхание. Потом нажал на рычажок, удалявший газ из машины, и подождал, пока внутри не останется ни малейших его следов, потом убрал маску на место. О трупах позаботится полиция.
Но трупов не оказалось. Белый человек продолжал говорить. Он все еще распространялся о жуках, когда Ндо попытался пырнуть его маленьким церемониальным ножиком, который всегда носил при себе. Лезвие ножа было отравлено соком кустарника гвии. Стоит хоть капельке попасть в кровь – и человека скрутит болезненный паралич; это напоминало пытку, обрекавшую на многодневное умирание, каждая секунда которого была агонией.
Но ножик почему-то не поранил кожи этого человека. Римо положил его на пол.
– Так вот чего мы хотим, – закончил Римо. – Положительное разрешение вопроса означает, что вы поможете миллионам людей. Отрицательное, то есть, если вы откажетесь выполнить нашу просьбу, вынудит нас лишить вас лица.
– Я этого не боюсь, – ответил Ндо.
Римо отогнул большой палец Амабасы, прижав его к предплечью и вызвав тем самым болевой шок в нервной системе генерального директора. Но Амабаса умел терпеть боль, он научился спокойно принимать ее, когда готовился к церемонии инициации в своем племени инути.
Римо сломал большой палец, но Амабаса не поддавался. Он не сдался и тогда, когда его ребра чуть не вдавились в сердце, хотя со лба у него заструился пот. Тогда только Ндо с улыбкой потерял сознание.
– Я не хочу убивать его, папочка, – сказал Римо. – Он нам нужен, чтобы отдавать приказы.
– Он боится смерти, – ответил Чиун. – Но не боли.
– Никогда еще не видел ничего подобного, – сказал Римо.
– Потому что ты не изучал должным образом истории Мастеров Синанджу.
– Изучал, – возразил Римо.
– Но не должным образом.
Римо глянул в сторону полицейских машин. Одетые в форму полицейские выстроились вдоль автомобилей, опустив вниз дула пистолетов. Римо не хотелось причинять вред этим людям.
– Не должным образом, – повторил Чиун.
– Какая разница, – отозвался Римо. – Я ведь не ношу кимоно.
– Если бы ты читал истории, то бы носил, – с упреком откликнулся Чиун.
– Так что там есть полезного в этих историях относительно кимоно?
– Истории свидетельствуют, что только бледные обглодыши свиных ушей отказываются носить кимоно.
– Где это сказано, интересно? – спросил Римо. – Я ведь первый белый Мастер искусства Синанджу.
– Об этом повествуется в самой последней истории Синанджу, озаглавленной «Гонения на Чиуна» или «О том, как добросердечие никогда не вознаграждается».
– Пропустим это. А что делать с парнем – спросил Римо.
– Инути все таковы. Когда-то у них были великие императоры. Чтобы противостоять твоей боли он воспользовался теми упражнениями, которым обучают мальчиков, готовя их к испытанию на мужественность. Не беспокойся. Инути – очень здравомыслящие люди, – сказал Чиун.
– Сие означает, что они хорошо платили наемным убийцам, – заметил Римо.
– Козами и тем, что от них получают. Но, но крайней мере, всегда вовремя, – ответил Чиун.
Он дотянулся до жилетного кармана элегантного костюма дипломата. Мягко коснувшись нервных окончаний в области солнечного сплетения, Чиун привел генерального директора МОЗСХО в сознание.
– Ты инути, – сказал Чиун, который еще раньше говорил Римо, что, узнав, к какому племени принадлежит африканец, ты узнаешь и его самого.
Чиун тогда еще разъяснил, что в отличие от белых, африканцы бережно сохраняли историю и верность своей деревне. И ни один подлинный африканец не был бы так дерзок со своим отцом, как Римо с Чиуном.
Ндо улыбнулся. Улыбка получилась холодной, ибо боль все еще пребывала в его теле, но это была торжествующая улыбка.
– Мы Синанджу, – сообщил Чиун.
Ндо слышал рассказы о страшных людях с Востока, которые служили древним королям инути.
– А почему Синанджу заботит какой-то там жук? – спросил Ндо.
– Синанджу заботится о том, что их заботит, – резонно отвечал Чиун.
– Хотя я уважаю Дом Синанджу, но мои руки не принадлежат мне, – сказал Ндо. – У меня есть обязательства, договоренности. Может, я что-то другое могу для вас сделать?
– Когда Синанджу захочет что-то другое, он попросит это, – ответил Чиун. – Скажи мне, инути, неужели ты думаешь, что твое древнее умение преодолевать боль достаточно, чтобы воздвигнуть стену, которая остановит Синанджу?
И с этими словами он показал Ндо его Га, маленькую деревянную статуэтку. Ндо был ловок и проворен, но его руки двигались медленно и неуклюже, точно ватные, в сравнении с быстротой этих длинных ногтей. Ндо потянулся, но статуэтка уже была вне его досягаемости.
Чиун медленно отломил правую ногу Га. Ндо всхлипнул.
– Следующим будет мужское достоинство Га, – пообещал Чиун.
– Нет! – закричал Ндо. – Только не это. Вместе с ним умрет и мое семя.
– Значит, мы понимаем друг друга, инути, – ответил Чиун.
Ндо предложил назначить Чиуна на высокооплачиваемый пост директора любого агентства, но у Чиуна был лишь один ответ:
– Синанджу заботится о том, что заботит Синанджу.
– Вы хотите сказать, что мы все должны отправиться в поля и приглядывать за жуком? Да ведь дело кончится бунтом.
– Дело кончится блестящим подтверждением открытия доктора Ревитса, – возразил Чиун.
– Какого доктора?
– Одного ученого, – пояснил Чиун.
– Я их не знаю. Кто возглавляет их управление?
– Дара Вортингтон, – ответил Римо.
– Я ее тоже не знаю. А кто ее директор?
Римо и Чиун пожали плечами.
– Отдайте мне Га и я все выясню, – сказал Ндо.
– Вы выясните это потому, что Га находится у меня, и будет там находиться, пока вы все не сделаете, как надо, – ответил Чиун.
Ндо глянул на старого уроженца Востока, потом опустил глаза и кивнул.
Пока он отсылал полицию, объясняя, что произошло недоразумение, Ндо услышал, как двое из Синанджу переговариваются между собой. Они спорили о кимоно, а Ндо хорошо знал, что никогда в жизни не хотел бы еще раз увидеть кимоно.
Валдрон Перривезер III смотрел по телевизору новости и услышал, как диктор рассказывает о хорошей работе МОЗСХО и борьбе этой организации с угрозой голода, услышал о том, что было объявлено о последней и решительной битве против зловредного жука Унга.
Он стремительно ворвался в лабораторию, располагавшуюся в его имении, и тут же потерял сознание от запаха ДДТ. Придя в себя, он осведомился, сколько ДДТ сейчас использует его энтомолог, а когда ему ответили на этот вопрос, заявил, что теперь-то уж все наверняка должно быть готово.
– Нет еще, мистер Перривезер, но уже скоро, – ответил ученый.
– Дайте мне знать немедленно, как только все будет готово.
Он велел своим юристам выяснить определенные моменты предстоящей демонстрации, когда МОЗСХО собиралась показать всему миру, как она борется с голодом.
Узнав, что демонстрация эта состоится под открытым небом, в полях Центральной Африки, он выругался себе под нос.
– И все же, – пробормотал Перривезер, – кое-что можно сотворить и под открытым небом. Мы еще посмотрим.
* * *
Натан и Глория Мусвассер не желали видеть, как будут мучительно умирать от яда миллионы «меньших братьев человека». Эти двое не могли просто стоять в стороне и наблюдать за очередной несправедливостью, ожидая, пока неотъемлемые права всех живых существ будут защищены законом.
Они должны ударить немедленно. И вот они погрузили бочки с тротилом на взятый напрокат грузовик и подъехали к главным воротам лабораторного комплекса МОЗСХО в Вашингтоне, округ Колумбия.
– Заказ двух ваших новых сотрудников. Часть их нового оборудования! – крикнул охранникам Натан.
Они подвели грузовик с тротилом к контейнерам, в которые загружали снаряжение, приготовленное для отправки в Центральную Африку для борьбы с жуком Унга.
Они не стали ждать, пока бочки с тротилом погрузят в контейнеры, а быстро развернули грузовик и уехали. Они ехали минут двадцать, а потом Глория спросила Натана:
– Мне позвонить или ты сам?
– Не знаю. У меня ведь это первый раз. И я чувствую себя таким важным, – ответил Натан Мусвассер.
– Самое жаркое место в аду, – откликнулась Глория Мусвассер – предназначено для тех, кто в переломные времена ничего не делает. Или что-то в этом роде.
– Я сам позвоню. Ты слишком взволнована, – решил Натан.
Он подошел к телефонной будке около закусочной и набрал номер местной телевизионной станции.
