Здесь она и заметила его в первый раз. Какой-то парень, который всегда находился как раз в этом месте. Она довольно долго не придавала этому большого значения, пока в конце декабря, когда Кевин снова уехал по делам и она осталась дома одна, не произошло нечто странное. Как-то поздно вечером Пейтон показалось, что кто-то пытается открыть замок входной двери. Тогда же она и решила купить пистолет.
Под ногами вилась легкая снежная поземка. Ветер со свистом гнал по тротуару эту снежную пыль, похожую на призрачную вуаль. Крошечные ледяные кристаллы поблескивали в тусклом свете старинных уличных фонарей. В их трехкомнатной квартире был отдельный вход со двора. Она поднялась по ступенькам и открыла входную дверь. В прихожей было тепло, даже душно. Это насторожило ее. Скорее всего, она забыла выключить термостат. Кевин всегда отчитывал ее, когда, уходя из дома, она оставляла включенным и термостат, и свет в прихожей. В кухне горел свет, и Пейтон поняла, что ошиблась.
Она повесила шарф и шапку за дверью, потом стряхнула снег с пальто и повесила его в шкаф. Пейтон так устала, что даже не хотела есть. Она прямиком пошла в спальню, но на полпути остановилась. Ей показалось, что из кухни доносится запах паеллы.[4] Паелла была одним из ее любимых блюд. Она направилась в кухню.
— Мама?
Пожилая женщина вздрогнула, прижав руку к груди, как будто у нее остановилось сердце.
— Боже, девочка моя. Ты меня до смерти напугала.
— Я тоже не ожидала тебя здесь увидеть. Ты получила мое сообщение?
— Да. Я с удовольствием поухаживаю за тобой, пока Кевин не вернется в Бостон.
— В этом нет необходимости.
— Поздно. Паелла уже в духовке. Мидии как раз такие, как ты любишь. Почему бы тебе не помочь мне сделать салат?
Пейтон взяла пучок листьев салата, подошла к мойке и начала их мыть. Сегодня ее мать была на редкость милой и уступчивой. Это насторожило Пейтон, но она решила не показывать вида.
— Очень мило с твоей стороны. Спасибо.
— Я думаю, ты могла бы быть немного повеселее.
— Учитывая последние события, я вполне весела.
— Именно это меня и беспокоит. Эти «последние события».
Пейтон не ответила. Вот в чем причина непривычной доброты и сердечности матери. Еще одна попытка сунуть нос в личную жизнь дочери.
— Чуть не забыла! — воскликнула Вэлери. — Пока тебя не было дома, приходил один человек.
— Какой человек?
— Судебный исполнитель. Он оставил судебную повестку и какой-то судебный иск. Эти бумаги лежат на столе.
Пейтон вытерла руки и просмотрела документы.
— Против тебя и твоей больницы возбуждено дело, — сказала мать.
— Ты прочитала эти бумаги?
— Конечно. Я подумала, что это что-то срочное.
Пейтон продолжала читать документы.
— Я понимала, что они подадут в суд на больницу. Думаю, они решили и против меня возбудить дело.
— Так ты не стреляла в ту медсестру?
— Это длинная история.
— Поэтому тебя и уволили из клиники?
— Меня никто не увольнял.
— Но в судебном иске сказано, что тебя уволили. Об этом говорится в одиннадцатом параграфе.
— Ты что, выучила все наизусть? Меня не уволили. Меня просто перевели в другое место.
— Не нужно ничего скрывать от меня. Я твоя мать.
— Здесь не о чем беспокоиться. На работе у меня все нормально.
Пейтон собиралась уйти, но мать нежно взяла ее за руку.
— Меня беспокоит не твоя работа.
— Я хочу, чтобы все, и ты в том числе, прекратили относиться ко мне так, словно эта дурацкая авария превратила меня в немощную неврастеничку.
— Дорогая, я не думаю, что на тебя так повлияла авария. Тут более глубокие корни. Это как раз то, в чем виновата я.
Пейтон крайне удивилась, не понимая, к чему она клонит.
— Ты виновата во многом, из того что со мной случилось. Но при чем здесь авария?
— Все твою жизнь я заставляла тебя пробиваться вперед, хотела, чтобы ты была лучше всех, добилась в жизни большего, чем я. Иногда я ставила перед тобой совершенно нереальные цели. Я думала: если даже ты не сможешь добиться их, то все равно окажешься в лучшем положении, чем другие. Ну и наплевать, что ты не смогла достичь этих явно завышенных стандартов. Сейчас, став взрослой женщиной, ты ставишь перед собой еще более трудные задачи. Мы с отцом гордимся твоими успехами. Мне кажется, что тебе удалось очень многое. Но жизнь так устроена, что все равно когда-нибудь терпишь неудачу. То, что тебя уволили из этой проклятой клиники в Хейвервиле, не стоит того, чтобы…
— Не стоит чего?
— Чтобы въезжать в озеро на машине.
— Ты думаешь, я хотела совершить самоубийство? — с недоверием спросила Пейтон.
У матери на глазах заблестели слезы.
— Я прекрасно понимаю, как ты себя чувствовала в тот момент. Ты была растерянна, злилась на себя. Никому не нравится проигрывать. Много дней ты работала, как каторжная, а тут это фиаско в клинике. В довершение ко всему ты еще была беременна, не знала, что делать, и даже не сказала об этом мужу.
— Ты все совершенно неправильно понимаешь.
— Я знаю, что у вас с Кевином не все гладко.
— С нами все будет хорошо.
— Ты спросила его, где он был в ту ночь, когда ты попала в аварию?
— Он был в Провиденсе в командировке.
— А знаешь ли ты, что он сегодня обедал в каком-то захудалом ресторанчике с очень привлекательной женщиной?
Пейтон действительно немного встревожилась, когда Кевин сказал ей, что заскочит в офис, перед тем как ехать в аэропорт. Ее как будто током ударило.
— Ты что, следила за ним?
— Мы с отцом беспокоимся.
— Не впутывай сюда отца. Шпионить за кем-то ниже его достоинства.
— Хорошо. Я беспокоюсь. Что в этом плохого? Я понимаю, что́ у тебя сейчас на душе. Ты много работаешь, ты талантлива, тебе кажется, что ты на правильном пути, что успех не за горами. И вдруг — бац — кто-то ломает все твои планы.
— Ты снова о том же. Папа никогда не ломал твоих планов. И я тоже.
— Я знаю, ты не хотела этого. Но человек так устроен, что иногда разум не повинуется ему. Так же как и ты, я была на грани отчаяния. Поэтому прекрасно понимаю тебя. Ты оказалась ночью за рулем на темной дороге и подумала, что один быстрый поворот руля…
— Ты сошла с ума! Я не самоубийца.
— Не стоит винить себя в этом. Обвиняй меня. Заставляя тебя двигаться вперед по жизни, я отталкивала тебя. Веришь или нет, но было время, когда ты хотела быть похожей на свою мать. Сейчас тебе уже двадцать восемь лет, и мы стали почти чужими людьми. Это огорчает меня. Где-то в глубине души ты тоже огорчена этим.
— Мое отношение к тебе совершенно не связано с тем, что ты заставляла меня всегда и во всем добиваться успеха. И, к твоему сведению, меня огорчает только то, что я потеряла ребенка. Сожалею, если это не соответствует тем рациональным нормам поведения, которые ты старалась привить мне, когда я была подростком.
— Это удар ниже пояса.
Пейтон неожиданно пожалела о своих словах, но мать имела особый талант выводить ее из равновесия.
— Ты права. Прости меня. Но только за то, что я высказала свои мысли вслух. Если бы ты прекратила постоянно говорить мне о том, что мое появление на этот свет испортило твои планы, то, возможно, и я не стала бы напоминать тебе о твоей неудачной беременности. Хотя ты совсем не расстроилась, потеряв этого ребенка.
— Ты говоришь о своей сестре, о моей плоти и крови. Я многие месяцы не могла оправиться от потери.
— По тебе этого не было заметно.
— Потому что я старалась убедить себя в том, что так будет лучше для всех.
— Нет, мама. Лучше для тебя. В нашей семье это всегда было на первом месте, — сказала Пейтон. Она отвернулась и замолчала, поняв, что может наговорить лишнего, о чем потом будет жалеть. — Я иду спать.
Она быстро прошла на костылях через гостиную в спальню и закрыла дверь. Давно она так резко не разговаривала с матерью. Последний раз это случилось, когда Пейтон была подростком. Еще тогда она поклялась себе никогда больше не затрагивать этой больной темы. Потеря ребенка заставила снова вспомнить то тяжелое время.
Пейтон наклонилась над раковиной, схватившись обеими руками за край. Она смотрела вниз, глубоко дыша, потом медленно подняла глаза и глянула на себя в зеркало — глаза были красными, в них блестели слезы. За эту неделю ей довелось столько всего пережить. Она попала в аварию, потом у нее случился выкидыш. Каким-то невероятным образом ей удалось не впасть в отчаяние и сохранять спокойствие. Она отменила свой визит к врачу. Ей должны были сделать первое УЗИ, первое для Джейми. Пейтон отдала свои предродовые витамины одной пациентке — они больше не требовались. Она пожертвовала бедным одежду, которую приобрела на время беременности. Ей уже не придется носить такую одежду. Пейтон сделала все это решительно, без каких-либо колебаний, однако не почувствовала никакого морального облегчения, в котором сейчас нуждалась как никогда.
