Он помнит, как замечательно это было, жаль, что кончилось так быстро. Как легко он мог бы раздобыть молоденькую девушку прямо сейчас, наполненный желанием и яростью, которые, кажется, никогда нельзя утолить. Холодную и грохочущую машину обдало жаром. Как было бы великолепно изнасиловать свою жертву прямо здесь и сейчас! Вот о чем мечтал этот монстр, направляясь куда-то на окраины Чикаго.
Двое полицейских, которые регулировали поток транспорта на дороге, были заняты обменом шутками о грузоотправителе, когда перед ними пыхтя остановился автопоезд из ста десяти машин. Один из них бросил другого:
— А знаешь, как утешить дуру, когда она в депрессии?
— Конечно, нужно ее трахнуть, — ответил другой, и они рассмеялись. Последний грузовик подъехал так, что полицейские не могли разглядеть, что там внутри, в кузове. Каторжник вытащил свою спортивную сумку и выпрыгнул на шоссе, надеясь на то, что кто-нибудь из парней заметит его и подойдет, чтобы проучить.
Всем своим пятисотфунтовым телом он приземлился на ноги, крепкие ноги, которые теперь заныли так же, как и его локоть, и он пообещал себе, что больше ни за что не сядет на автопоезд. И вы никогда не догадаетесь, что этот автомобиль привез убийцу, даже если заметите этого толстяка, выскакивающего из автомобильного ящика из Санта-Фе. Все, что вы увидите, — это огромных размеров мужчину, который очень добр и очень деликатен и который прыгнул на землю легко, как акробат, и грациозно, как хороший клоун, а теперь напоминает улыбающегося танцующего медведя. Вы даже не подумаете, что он весит пятьсот фунтов, ведь он так легко соскочил с этого грузовика, будто танцевал рок-н-ролл.
Он поднялся и взял свою спортивную сумку, которую ни вы, ни я никогда не оторвем от земли (один спальный мешок весит двадцать один фунт), и его мозг уже сконцентрировался на работе. Он двинулся вперед, пересек шоссе и добрался до дорожного указателя. Взглянув вниз, он увидел небольшое здание, которое искал.
Он решил оставить свою спортивную сумку здесь, а затем вернуться за ней. Он уже знал, где проведет эту ночь. Он замерз, и локоть посылал волны импульсов в его мозг, но, как и обычно, он не обращал внимания на боль. Он сосредоточился на вещах, которые были сейчас поважнее. Прежде всего он доберется до придорожной канавы и спрячет там свою сумку, затем замаскирует ее травой. Он отломал огромную ветку от росшего поблизости дерева и, используя ее как трость, начал перебежки к бакалейному магазинчику, который располагался неподалеку.
Машина с молодыми женщинами медленно проехала мимо него, и Каторжник смог разглядеть, как они смотрят на него и смеются; они ему посигналили и, набрав скорость, уехали. Он увидел девочку, которая шла по тротуару. Розовощекая девочка лет пятнадцати, которая наверняка учится в старших классах. Он подумал, что мог бы залепить ей рот, чтобы она не кричала. Сначала он ее пропустит, а потом схватит, свяжет ей руки и повесит так, чтобы иметь возможность поработать над ней, повесит голую, и ее великолепные, загоревшие ноги будут широко раздвинуты, и ее маленькие сосочки поднимутся, а он будет их мять, сначала очень легко, а затем все сильнее своими стальными пальцами, пальцами-щипцами, он будет буравить и тереть это маленькое влагалище, этот клитор, и порвет эту розовую кожицу, и полюбуется, как будет капать из разреза кровь и как она потеряет сознание. А потом будет рвать ее кожу, залезая внутрь, разрывая на кусочки ее тело так, как вы разрезаете на дольки созревший фрукт. И каторжник чуть не рассмеялся вслух при этой мысли.
В его спортивной сумке лежала коробка разрывных гранат, и на пути к магазину он фантазировал о том, что сделал бы с женщинами в той машине, и как приятно было бы выжечь на них небольшое украшение или надпись. Или поставить клеймо, горячее клеймо, и наблюдать, как раскаленное железо, обжигает их тела, глубоко врезаясь в кровавое мясо, розовое мясо, изнеженное чистое молодое мясо. Они будут висеть, как куски окорока, приготовленные для него и ожидать своей очереди. А он станет придумывать все новые игры с их телами и душами. И как будет приятно забрать у них их молодые и нежные сердца.
Каторжник подошел к небольшому домику, на котором висела реклама земляничной содовой воды и мяса, толкнул металлическую дверь с надписью “М” и вошел внутрь, оставив дверь открытой. Вытащив свой член, он направил струю отвратительно пахнущей мочи в ящик с туалетной бумагой, откуда она падала тяжелыми каплями, издавая звук, похожий на удар молотка, но ему не удалось изгадить полку для полотенец — он не смог достать до нее струёй. Выйдя, он направился к зданию, в котором размещались бакалея, отдел упаковки и бензоколонка. Толкнул дверь под вывеской “Радуга — самый лучший хлеб” и вошел.
— Добрый день, — поприветствовала его из тени прилавка сморщенная женщина средних лет. Не обращая на нее никакого внимания, он схватил огромную коробку плавленого американского сыра и упаковку нарезанной ветчины. Разорвав упаковку с ветчиной зубами и растерзав коробку с сыром, он с яростью впился в сыр, закусывая его ветчиной. Затем пододвинул к себе пакет с чем-то похожим на картофельные чипсы, разорвал его и высыпал содержимое себе в рот. Почувствовав неприятный вкус консерванта, он резким движением открыл холодильник я, схватив пакет с молоком на полгаллона, залпом выпил его почти весь шумными глотками.
— О Господи, никогда не видела, чтобы пили так много молока, да еще залпом? О Боже! — нервно заметила продавщица. А он продолжал рыскать по полкам, разрывая коробки и повторяя комбинацию с сыром и ветчиной. Потом подошел к перепуганной женщине и рявкнул:
— Где пиво? — Он пошел на нее, как человекообразный Кинг-Конг, едва не доставая головой до потолка.
Она ответила:
— Там, в холодильнике, иди ты к черту.
“Сморщенная старая шлюха!” — подумал Каторжник, достал бутылку пива, открыл ее зубами (он всегда так делал, когда на него кто-нибудь смотрел) и выплюнул пробку на пол. Продавщица выдавила из себя:
— Надеюсь, ты заплатишь за все, что съел! — Но, слава Богу, он был занят и потому не обратил на ее слова никакого внимания. Он всасывал холодное пиво. Потом взял с полки кварту “Дикой Индюшки” и поставил ее на прилавок. Увидев это, женщина перестала волноваться — похоже, он заплатит, а, кроме того, это было единственное его движение, в котором сохранилось нечто человеческое. Каторжник взял бутылку, но не стал пить ее прямо здесь, в магазине. Продавщица подняла глаза на этого мастодонта и спросила:
— Эй, толстяк, не желаешь ли взвеситься?
Он посмотрел на нее, как на собаку, которую только что едва не пристукнул. На секунду ее жизнь была в опасности, но она опять полюбопытствовала:
— Сколько ты весишь? Наверное, за триста пятьдесят фунтов?
Каторжник не смог удержаться, его нутро извергло нечто вроде взрыва, и он расхохотался. Этот смех спас ее жизнь. Посетитель обернулся и ответил через плечо, собирая консервы:
— Четыреста фунтов, счастливица. — Это прозвучало почти добродушно.
Ему понравилась старая карга. И не хотелось уходить отсюда, ведь он нашел место, где может съесть все, что взял здесь, очень безопасное место. Но все еще воруя продукты с полок, он подумал: вот было бы смешно залить ей в глотку большую банку сока и смотреть, как она умирает, захлебываясь. Как легко он мог прервать ее скучное существование! Ничего, может быть, он завтра вернется и сделает старой суке это одолжение. Он вытащит ее из нищеты?
Он взял коробку спагетти и банку мясных фрикаделек, положил все это на согнутую правую руку, где уже находились другие коробки, за которые он собирался заплатить. Затем снял с полки банки консервированных слив и гороха, огромный пакет говядины и все это втиснул в безразмерный карман своего пальто. Туда же он сунул кварту молока, а другой карман набил упаковками разных мясных продуктов и сыра стоимостью по четырнадцать долларов каждая. Наконец он подошел к женщине, заплатил шесть долларов девяносто пять центов за всю еду, кварту пива и виски и вышел с карманами, заполненными провизией. Ведь ему не было равных по поднятию тяжестей.
Деньги у него водились, но платил он редко либо вообще ни за что не платил, объясняя это принципиальными соображениями. Он любил воровать и считал себя большим специалистом в этом деле. Не будь он убийцей, он наверняка стал бы весьма импозантным вором. Он разбирался в антиквариате, искусстве, нумизматике и филателии, драгоценных металлах я камнях, в оружии, огнестрельном и холодном, неплохо знал музыку, — практически не существовало такого поля деятельности, в котором он не мог бы применить компьютерное устройство своей головы. Другое дело, что его не интересовали вещи и деньги.
Тяжело, неуклюже ступая, так как наелся под завязку и полностью удовлетворил свой аппетит. Каторжник направился к забору, где была спрятана его спортивная сумка. Осторожно, очень осторожно вытащил ее, и его железные пальцы крепко ухватились за чеку гранаты. Медленно он вынул ее из задней части сумки и пальцами опытного хирурга аккуратно вставил обратно, согнув до необходимого угла металлический костыль пальцами так легко, как вы согнули бы соломину. Проделав это, он взвалил на плечи свою ношу и захромал вниз по дороге. На ночь он устроился не очень удобно, зато в безопасности, забравшись в будку, построенную из бетонных блоков и принадлежащую телефонной компании “Белл”. В справочнике по сигнальным системам Иллинойса это помещение числится под номером РС-724-Б, но местные его называют “Хижина 724”. Это уже не новая постройка с очень хорошей системой сигнализации, которая пролегает под землей, используется для негласного сбора сведений о гражданах, укрывающихся от налогов.
