– Понимаете теперь, что я имел в виду? – спросил потом Макгарк своих людей. – Прекрасно. Если правильно все спланировать, срабатывает просто прекрасно.
Чуть позже в это же утро Макгарк заперся у себя в кабинете и набрал не фигурирующий ни в каком справочнике номер.
– Все в порядке, сэр, – доложил он.
И услышал и ответ явно не то, что рассчитывал услышать.
– Понимаете ли… Да, сэр. Извините, – быстро заговорил в трубку Макгарк. – Это случилось впервые. Конечно, дверь нужно было запереть. Он не должен был проникнуть в помещение. Такого больше не случится. Да, сэр. Я понимаю, визит причинил вам излишнее беспокойство. Да, сэр. Я знаю, сэр. Я гарантирую – нас никогда больше не подслушают, и вам никогда больше не придется принимать у себя в доме подобных визитеров. Очень сожалею, если он обеспокоил Жанет, сэр. Да, сэр. Да, комиссар. Мы больше не допустим никаких ошибок.
Ночью, пока Римо мирно почивал на ложе из 4800 черных носков, в редакции газет уже поступило известие о новой волне убийств. Террористы совершили очередную вылазку, но характер их действий претерпел существенные изменения. Так, из Уэст Спрингфилда, штат Массачусетс, сообщили, что полиция располагает уликой в виде клочка бело-голубой ткани, оказавшегося крепко зажатым в ладони Роджерса Гордона.
Гордон был старейшим из членов плановой комиссии одной из крупнейших торговых ярмарок страны, проводимых под девизом «Америка на параде», и в качестве такового он пользовался преимущественным правом восседать в открытой кабине подвесной дороги, разрывающей своим корпусом протянутую над толпой бумажную ленту, символизируя тем самым открытие длящегося целую неделю торжества.
Предполагалось, что Гордон поедет в вагончике один, но в последний момент он пригласил с собой двух мужчин со значками официальных представителей администрации ярмарки, вместе с которыми он поднялся на посадочную площадку, расположенную на высоте двух этажей административного здания ярмарки. Вагончик легко заскользил по канату к бумажной ленте, натянутой между двумя фонарными столбами. Несколько сот человек следили за движением кабины. Среди них было множество корреспондентов радио, которые вели репортажи о церемонии открытия ярмарки. Когда золотисты кабина разорвала тонкую бумажную ленту, толпа всколыхнулась и восторженно зашумела. Этот шум не заглушил, однако, послышавшихся хлопков, и те, кто смотрел вверх, увидели, как Гордон привалился на мгновение к бортику кабины, затем повернулся, протянул руки к стоявшим сзади двум мужчинам и перелетел через борт.
Он упал на трейлер с радиотрансляционной установкой, пробил его тонкую пластиковую крышу и оказался на столике, за которым, попивая кофе, сидел перед микрофоном диктор Трейси Коул, с головокружительной быстротой ведя репортаж. В груди у Роджерса Гордона было четыре крупнокалиберных пули. Тем не менее он успел бы, наверное, сообщить, что те двое, явившиеся к нему сегодня утром в дом, – отнюдь не федеральные агенты, проведавшие о его подпольной торговле оружием. Успел бы, если бы не плотные клубы сигарного дыма, заполнившие эту маленькую передвижную радиостудию, в которых было просто невозможно дышать. Однако Роджерс Гордон все же рассказал об этом, будучи уже мертвым. Ладонь его медленно раскрылась, и Коул, которого даже случившееся не могло сбить со взятого им ритма, увидел как бы протянутый ему клочок материи. Позднее полиция заявила, что этот клочок ткани был, очевидно, вырван из рубашки одного из двух убийц, которым удалось, воспользовавшись возникшей сумятицей, скрыться с места преступления.
Впервые за все время изменился характер совершаемых убийств, а именно: на месте преступления была оставлена улика.
Второй пример отхода от прежней тактики был зафиксирован в Ньюарке, где в гостиной собственного дома в жилом районе, расположенном на побережье и представляющем собой жалкий конгломерат кое-как сколоченных хибар, был обнаружен труп помощника мэра.
У него в голове было три пули – по одной в каждом глазу, а третья, войдя в рот, разворотила горло. В преступной среде так по традиции расправлялись с предателями. Подобно недремлющему оку взирал на тело встроенный в стену сейф, который до этого скрывала репродукция картины Иеронима Босха стоимостью три доллара, вставленная в позолоченную 129-долларовую раму. Это было единственное во всем доме произведение искусства, если, конечно, не считать пластмассовых вазочек с пластмассовыми же фруктами на каждом столе.
Стенной сейф был вскрыт и опустошен. Супруга этого муниципального служащего находилась с визитом у родственников. Вернувшись домой, она обнаружила труп мужа и вызвала полицию. Когда ее допрашивали, она рыдала и билась в истерике, причем не столько от горя, сколько от радости, что ее в тот момент не было дома, иначе она, несомненно, разделила бы участь мужа. Нет, сообщила она полиции сквозь слезы, в стенном шкафу не было ничего ценного – всего лишь какие-то старые залоговые бумаги, свидетельство о военной службе муха – справка об увольнении за нарушение воинской дисциплины – и пара пожелтевших вязанных виньеток их первого внука.
Полицейские кивали, исправно записывали все, что она говорила, и не верили ни одному ее слову. Потому что все знали, что от помощника мэра зависело получение «лицензии» на занятие букмекерством в этом городе. Ни дня кого не было секретом также, что каждую неделю он самолично обходил всех букмекеров до единого, собирая причитающуюся с них подать и что, хотя он передавал собранные им деньги вышестоящим властям, каждый раз имела место некоторая усушка, благодаря которой со временем он стал очень богатым человеком. Поэтому в сейфе, конечно же, была куча денег.
– Сотня тысяч, – предположил один из детективов.
– Чепуха! Пять сотен, – возразил его коллега, направляясь вместе с ним к машине.
– Сам ты чепуха! Скорее всего, целый миллион.
Последние две оценки были слегка завышены. На самом деле в сейфе находилось 353.716 долларов, преимущественно крупными купюрами. Помощника мэра не только убили, но и ограбили. Впервые с тех пор, как начались террористические акции, убийство сопровождалось кражей.
Деньги и вещественное доказательство фигурировали и в материалах дела об убийстве, совершенном в трех тысячах миль от Ньюарка. В Лос-Анжелесе был взломан паркетный пол в одной из комнат богатого особняка, и из тайника похищены деньги. Дом принадлежал голивудскому кинорежиссеру Атриону Беллифангу.
Роскошный образ жизни ему обеспечивали отнюдь не его бездарные фильмы, а исключительно крупнейшая в мире корпорация по производству и распространению порнографических лент. Одним из направлений деятельности этой корпорации было приобщение молоденьких девушек к наркотикам.
Труп Беллифанта был обнаружен его пятнадцатилетней рыжеволосой любовницей, когда она очнулась от глубокого наркотического сна. О том, что были похищены деньги, полиция догадалась по обрывкам бумажных лент, которыми обертывают пачки купюр.
И опять вещественное доказательство! В руке Беллифанта была зажата золотая с изумрудом запонка. Он, видимо, сорвал ее с рукава убийцы, который вогнал в горло своей жертвы батарейный вибратор и включил его, заставив киношника вибрировать и корчиться, пока он не задохнулся.
Подряд две улики – карман от рубашки и запонка.
И две украденные кучи денег.
Раньше ничего подобного не случалось.
Все это лежало сейчас на столе инспектора Макгарка в его небольшом кабинете в доме на углу Двадцатой улицы и Второй авеню, по соседству с тиром и гимнастическим залом.
Макгарк только что кончил пересчитывать деньги и укладывал их в металлическую коробку. Каждая пачка была завернута в вощеную бумагу и аккуратно стянута резинкой. Вырвав из блокнота на столе два листка, он проставил на них суммы – 353.716 долларов и 122.931 доллар – и подсунул эти листки под резинки на соответствующих пачках с деньгами.
Выдвинув средний ящик стола, он достал два конверта.
В один он положил золотую с изумрудом запонку, в другой, побольше, голубую в белую полоску рубашку с оторванным нагрудным карманом. В этот же конверт он вложил чек из небольшого магазина мужской одежды в местечке Трой, штат Огайо. И рубашку, и запонку он также запер в металлическую коробку, а коробку поместил в стоявший в углу комнаты небольшой металлический сейф, после чего с самодовольным видом направился к письменному столу, намереваясь поработать.
Услышав стук в дверь, он поднял голову.
– Войдите!
Дверь распахнулась, и вошел крупный, тучный мужчина в темно-синем, с чуть заметной полоской, костюме, по которому можно было безошибочно узнать полицейского офицера высокого ранга. Макгарк приветливо улыбнулся ему.
– Брейс! – воскликнул он, поднимаясь из-за стола и протягивая вошедшему руку. – Рад тебя видеть. Когда прилетел?
