Поиски водителя Алика тоже ничего не дали. В том, что он входил в преступную группу, осуществившую похищение, и исполнял там ключевую роль, никто не сомневался. Но розыск был безрезультатен. Фотографии Алика в картотеке не числились. Штатные осведомители пожимали плечами. Паспорт на имя Дружникова был заявлен как утерянный еще сто лет назад. Права на то же имя вообще никогда не выдавались. Поиски неизвестного Перфильева, на чье имя была снята квартира, в которой проживал Алик, закончились неудачей. Единственная ниточка, которая могла куда-либо привести, была связана с междугородними звонками. Удалось установить, что Алику несколько раз звонили из города Кургана. В принципе это укладывалось в общую версию "гастрольного" дела. Но курганская группировка сообщила, что никакого Алика они не знают, такими делами вовсе не занимаются, им хватает своего геморроя, а самодеятельности в своем городе не допускают, потому что прекрасно осознают ответственность за поддержание законности и порядка, каковую и разделяют с правоохрани тельными органами на местах. Так что если из Кургана кто и звонил, то либо баба, либо кореш по службе в армии.
То, что дело было взято на контроль Генеральной прокуратурой, милицию только раздражало. Питерские сыщики прекрасно понимали, что за спиной у "Инфокара" стоят серьезные силы. И им вовсе не улыбалось выступать в роли мальчиков для битья. Контролировать да командовать охотников много, а ты попробуй-ка за такую зарплату поработай. Да к тому же в условиях, когда ни одна сука не хочет говорить правду. А еще истерики устраивают, с кулаками лезут. Хотя мужика и жалко. Но своя рубашка ближе к телу, да и показать козью морду этим московским умникам тоже не мешает. Во-первых, можно поинтересоваться этим пацаном Русланом, который здесь, в Питере, помогал Терьяну, – кто такой, откуда взялся, зачем да почему, какие и с какими группировками у "Инфокара" имеются связи. И так далее. А во-вторых, есть очевидная московская версия. "Мерседесы" брали? Брали. Деньги возвращали? Нет. Все эти ля-ля, будто бы кто-то там устно чего-то разрешил, пусть дуракам рассказывают. Так что московские оперы пусть почешутся. И заодно раскрутят этих, инфокаров-ских. А то обнаглели там, крутят бабки и думают, что им сам черт не брат.
В "Инфокаре" плотно обосновалась следственная бригада с Петровки. Учредительные документы покажите, пожалуйста. Спасибо. Нас интересуют поставки "мерседесов" в Санкт-Петербург. Угу, понятно. Кстати, а вы "мерседесы" в Германии покупаете? Как интересно! Контракт со Штутгартом покажите. Спасибо. Справку о взаиморасчетах – скажем, за последний год – подготовьте, пожалуйста, к завтрашнему дню. Как это зачем? В интересах следствия. Больше никаких машин в Санкт-Петербург не поставляли? Да что вы говорите?! Ну-ка, дайте контракт с Заводом посмотреть. Так, так... А вот эта швейцарская фирма – как бишь ее, ах да, "Тристар", – она ваш партнер? Доку ментики покажите, будьте любезны. Данные по реализации за последнее время, это нас тоже очень интересует. Главного бухгалтера вызовите к шестнадцати ноль-ноль, мы его допросить должны. А вот это у вас что такое? Приход иностранной валюты... так... так... На каком основании вы принимаете валюту от российских юридических лиц? Указ президента читали? Ну ладно, это дело не наше, пусть данным вопросом УЭП занимается, мы их проинформируем.
И так далее.
Платон встретился с руководителем следственной бригады только однажды, при самом первом визите, после чего общение с сыщиками прекратил, поручив эти контакты Марку Цейтлину. Марк же каждую беседу со следователями начинал с того, что открывал уголовно-процессуальный кодекс и долго выискивал там основания для очередного следственного действия, вступая с гостями в длительные дискуссии относительно толкования тех или иных статей. После третьей встречи старший зашел к Мусе и сказал:
– Я понимаю, конечно... Но учтите – или это издевательство не медленно прекратится, или я вызову ОМОН, мы опечатаем помещение, заберем все бумаги и будем разбираться уже на Петровке. У нас сроки, в конце концов...
Муса, не на шутку обеспокоенный широтой захвата, предложил сделку – он дает следователям другого человека для собеседований, а они взамен не проявляют любопытства в смежных областях. Тем более что излишне подробное изучение материалов, не имеют отношения к делу, как раз и может привести к срыву сроков. А "Инфокар" в первую очередь заинтересован в том, чтобы тайна похищения его сотрудницы была раскрыта. Именно эта заинтересованность привела к тому, что дело контролируется Генпрокуратурой. Оттуда как раз вчера звонили и просили проинформировать, как дела. Очень не хотелось бы обострять... Вы меня понимаете?
Руководитель бригады оказался человеком понятливым, и следственный процесс пошел в более спокойном ключе. А Марка сменил Сысоев. Общался с ним, в основном, предпенсионного возраста майор, который каждую беседу начинал с двух вопросов, адресуемых потолку:
– И что ж это докторов наук в коммерцию потянуло? Куда катимся? Виктора такая общественная нагрузка вовсе не радовала. Ему вполне хватало возни с СНК. С майором он, конечно, беседовал, но главным его делом было планирование следующей акции. Ценные бумаги СНК уже вовсю печатались под Цюрихом, и теперь их надо было доставлять в Москву. Зная, что Платон будет придираться к каждой мелочи, Виктор старался предусмотреть все.
– Ты понимаешь, что мы везем? – на всякий случай спросил Платон. – Бумаги на предъявителя – те же деньги. Считай, что первый груз – все равно что четыре тонны долларов. Имей это в виду.
Вся операция по ввозу проводилась в режиме чрезвычайной секретности. Отпечатанные бумаги были упакованы в деревянные ящики, перевезены под охраной в аэропорт Цюриха и надежно заперты на складе. Под перевозку был зафрахтован французский грузовой самолет. В Цюрихе его встречало нанятое Штойером охранное бюро, которое и контролировало процесс погрузки ценных бумаг. В Москве, с помощью Федора Федоровича, удалось добиться невозможного – службе безопасности "Инфокара" разрешили пройти на летное поле Шереметьева и взять самолет под охрану сразу же после посадки. Второе кольцо охраны обеспечивали пограничники.
Ящики с бумагами перегружались на КамАЗы тут же на летном поле, после чего машины в сопровождении инфокаровских охранников шли к таможенному терминалу, где происходило оформление всех документов. На операцию оформления отводилось не более часа. Ровно через час двум КамАЗам полагалось выехать за ворота, где их должны были поджидать еще четыре такие же машины. В дальнейшем трем парам КамАЗов, из которых только одна пара везла бумаги, а остальные – пустые ящики, следовало направиться по трем разным маршрутам в сопровождении трех групп охраны. Инструкции в запечатанных конвертах Виктор должен был лично выдать группам сопровождения непосредственно перед отправкой. Предполагалось, что во всех трех конечных пунктах в ожидании КамАЗов будут сидеть нанятые заранее грузчики.
Около месяца Виктор выбирал место для хранения бумаг и исколесил для этого пол-Москвы. Больше всего ему понравился один автокомбинат, разместившийся неподалеку от Садового кольца. Автокомбинат уже давно тихо загибался, а сейчас вообще доживал последние дни. Немногочисленные арендаторы сбежали, и территория, когда-то кипевшая жизнью, пустовала. Свет и тепло, за которые уже год как никто не платил, не отключали только потому, что на этих же коммуникациях сидел детский садик. Автокомбинат был особо интересен тем, что попасть на его территорию можно было только через туннель, ведущий в подвалы времен царизма. Оба конца туннеля перекрывались массивными железными воротами, за которыми Виктор разместил посты вооруженной охраны. По туннелю КамАЗы проходили примерно до середины. Там они останавливались, и ящики надо было перегружать в подвал. Для облегчения задачи Виктор нанял единственного сохранившегося на комбинате карщика – его машина должна была перетаскивать ящики до двери в подвал, а там уже эстафету принимали грузчики.
В день "Икс" Виктор чувствовал себя отвратительно как никогда. Он давно уже заметил, что с наступлением осенних холодов мучающие его беспричинные боли в желудке усиливаются многократно. Первый день ноября с минусовой температурой и сыплющейся с неба снежной крупой только подтвердил общее правило. Мотаясь по городу, Виктор каждый час, морщась от боли, бросал в рот очередную таблетку, но лекарство действовало не более пятнадцати минут. Он дважды съездил в Шереметьево, удостоверился, что все в порядке, проинспектировал ходовые качества КамАЗов, еще раз лично проинструктировал охрану, раздал всем постам мобильные телефоны.
– Вы бы прилегли отдохнуть, Виктор Павлович, – с сочувствием сказал начальник службы безопасности, посмотрев на зеленое лицо Сысоева. – Что-то вы неважно выглядите.
